Читаем без скачивания Топографический кретин - Ян Ледер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Яша блуждал.
Улицы упорно не желали выводить его к огромной надписи «Гастроном», над которой — прямо над буквой «Т», только через этаж — он теперь жил. А тут ещё старый друг Лёха Могила всё время звал после уроков заскочить на помойку попинать какую-нибудь дрянь, а отказывать старому другу Яша не привык. Домой добирался усталый, голодный, грязный, счастливый — и регулярно получал втык от родителей, которые почему-то никак не могли поверить в то, что их сын неспособен раз и навсегда заучить несложный маршрут. Он и сам, честно говоря, этого понять не мог, потому что с мамой или папой доходил от школы до дома минут за пятнадцать, а самостоятельно — ну никак!
Помощь пришла откуда не ждали.
Рядом с их новым домом снесли пару халуп, в которых жили какие-то сказочные старухи, огородили место дырявым забором, у которого эти старухи долго ещё собирались, и пригнали здоровущий башенный кран. Видный чуть ли не с самого школьного двора, он служил отличным маяком, и жизнь Яши сразу наладилась.
Но как-то раз, уже по привычке держа направление на ажурную стрелу, он забрёл в совершенно незнакомый район. Не предупредили первоклассника, что в городе появилась другая стройка, а краны зачем-то делают очень похожими друг на друга, даже красят в одинаковый темно-зелёный цвет.
А когда, отпаниковав и до слёз наспрашивавшись дорогу у окружающих, Яша всё же добрался до дому и ему рассказали про такое коварство строителей, он подумал, что ориентироваться надо не по кранам, а по крановщицам — у них-то лица, наверное, разные? И целую неделю пытался именно так и поступать. Но разглядеть крановщицу всё время что-нибудь мешало — то лупящие по глазам лучи солнца, то, наоборот, капли дождя. А залазить на такую верхотуру, чтобы сличить портреты, он не согласился бы ни за какие жвачки, даже за японские с роботами!
И Яша снова стал плутать.
А у родителей лопнуло терпение, и они решили с нового учебного года перевести ребёнка в другую школу, которая от дома-гастронома буквально в полутора шагах, так что теперь всё: ни тебе по-настоящему заблудиться, ни поход на помойку незнанием местности объяснить.
И наступил май, и тополя окончательно окрасились в цвет подъёмных кранов и приготовили к запуску свои хлопковые парашюты, которые скоро соберутся в толстые войлочные канаты, похожие на брови Моти-Аполлона, и разлягутся вдоль бордюров, и их можно будет так замечательно поджигать — как бикфордовы шнуры, только чтобы дворник не увидел или милиционер.
Первый школьный год подошёл к концу. Яша крепко пожал руку закадычному Лёхе Могиле и пообещал иногда писать. Могила тоже пообещал и, чтобы не забыть, секретно накарябал новый Яшин адрес на своей тетрадке по русскому языку, на задней странице, прикрытой от учительницы клеёнчатой обложкой.
А потом, когда давно отгорел тополиный пух и вспыхнули на клумбах георгины, наступило первое сентября — второе первое сентября в Яшиной школьной жизни. Кучей навалились новые впечатления, и сами собой, как это бывает только в детстве, образовались сначала новые друзья, а потом и новые любови. И Наташу Макаренко он встретил только через девять лет. И сразу узнал: её воробьиные глаза и хвостики совсем не изменились.
Уже позади выпускные экзамены, уже маячат впереди вступительные, уже пробуются на вкус новые слова из скорой жизни — немного неясные, слегка пугающие, но такие манящие: зачётка, сессия, отсрочка от призыва…
Уже опускаются сумерки, хотя сумерки в это время поздние, и значит, пора в городской парк культуры и отдыха, хоженый-перехоженный, с езжеными-переезженными цепочными каруселями; с аттракционом «Сюрприз», который визжит детскими голосами и вжимает тебя в алюминиевый борт с такой силой, что невозможно поднести к губам бутылку лимонада «Буратино», спёртую из гастронома; и с парковым карьером, в котором всегда купались до позапрошлого года.
Позапрошлое лето выдалось ужасно мокрым, и поплавать по-человечески никак не удавалось. Дожди стихли только к самому концу каникул, за неделю до осени. Вылезло, наконец, слепящее августовское солнце, и они обычной своей компашкой — Фрэн, Гоша Кит, Галка Керченская и Лёнька Гельман — рванули на пляж.
— На мороженое! — объявила Галка и бросилась в коричневую воду.
У них давно так повелось: до того берега наперегонки, а кто приходит последним, ведёт всех в «Лакомку». Галка, хоть и девчонка, проиграть не боялась — не потому что её всё равно бы по-джентльменски угощали, а потому что была вся из себя спортсменка, ходила в легкоатлетическую секцию и приплывала почти всегда первой. Только иногда её обгонял Лёнька — тот вообще здоровяк, бицепсы — во! Наверное, качается потихоньку, хоть и не хвастает, как другие, потому что скромный. Но на этот раз он отстал с самого начала — то ли чувствовал себя плохо, то ли ещё что.
Фрэн вышел на песок третьим. Не вышел — выполз: тот берег оказался намного дальше, чем обычно. Оно и понятно, месяцами карьер воду в себя всасывал, разбух, как подростковый прыщ.
Вытряхнул воду из ушей, смахнул овода с плеча, оглянулся.
— А где Лёнька?
— Нету, что ли? — Кит тоже обернулся. — Занырнул, видать, от позора прячется. Должок ныкает.
Они шутили ещё пару минут, потом принялись звать — негромко, как бы посмеиваясь над собой, уверенные, что сейчас Лёнька вылезет из полузатопленных кустов и станет издеваться над ними, что наколол их, как младенцев, переживать заставил.
Но Лёнька всё не выходил, и тогда пришёл настоящий страх, и звать стали в голос. Ныряли, торчали под водой до изнеможения, пока хватало воздуха в лёгких, смотрели во все глаза, да разве что увидишь в этой лохматой илистой мути, выныривали на последнем издыхании и снова орали, и стряхивали с лица капли — то ли воду, то ли слёзы, то ли всё вперемешку. На карьере не было больше ни души: кому ещё придёт в голову купаться после дождей, шедших всё лето.
— Тут за дамбой спасательная, — вспомнил Фрэн и ринулся на оседающую, колкую под босыми ногами грунтовую насыпь.
— Я с тобой, — крикнула Галка: она всё-таки бегала быстрее.
Они ломились по цепляющимся за руки кустам, по пояс увязали в откуда-то взявшейся за лето огромной чёрной жиже, полкилометра показались марафоном.
Выкрашенный в синее и зелёное дощатый домик с понурым флагом «Общество спасения на водах» стоял
