Читаем без скачивания Армадэль, или Проклятие имени - Уилки Коллинз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я скажу, что он это заслужил! – сказал Бэшуд, ударив кулаком по столу, когда сын остановился и посмотрел на него.
– Доктор, лечивший умершего, думал не так, как вы, – сухо заметил Бэшуд-младший. – Он пригласил двух других докторов, и все трое отказались дать свидетельство о смерти. Последовало обычное судебное следствие. Показания докторов и слуг совпадали и обвиняли одну и ту же сторону, и миссис Уолдрон была предана суду по обвинению в отравлении мужа. Послали в Лондон за первоклассным стряпчим по уголовным делам снять показания с подсудимой для ее защиты, и тогда были написаны эти бумаги. Что с вами случилось? Что вам теперь нужно?
Бэшуд-старший вдруг вскочил с места и, протянув руки к столу, попытался взять бумаги у сына.
– Я хочу на них взглянуть! – вскричал он с жаром. – Я хочу посмотреть, что в них говорится о капитане с Кубы. Это он все сделал, Джемми, я клянусь, что он сделал все!
– Никто в этом не сомневался из тех, кто в это время знал тайну этого дела, – возразил ему сын, – но никто не мог этого доказать. Сядьте, прошу вас, и успокойтесь. О капитане Мануэле тут нет ничего, кроме сильного подозрения стряпчего о его соучастии, которое адвокат, для которого стряпчий приготовлял эти бумаги, мог использовать при защите или нет, по его усмотрению. С начала до конца она выгораживала капитана. В начале дела она дала два показания стряпчему; оба ему казались ложными. Во-первых, миссис объявила, что она невинна в этом преступлении. Это стряпчего не удивило, разумеется; его клиенты вообще имели привычку обманывать. Во-вторых, признаваясь в тайной переписке с кубинским капитаном, она заявила, что письма с обеих сторон относились только к замышляемому побегу, на который варварское обращение мужа заставило ее согласиться. Стряпчий, конечно, захотел видеть письма.
«Он сжег все мои письма, а я сожгла все его», – было единственным ответом, которого он добился. Очень было возможно, что капитан Мануэль сжег ее письма, когда узнал, что в доме идет следствие, но стряпчий знал из своего опыта (как я знаю также), что когда женщина любит мужчину, то девяносто девять раз из ста, несмотря на риск, она сохранит его письма. Когда у него возникли подозрения в этом отношении, стряпчий тайно навел справки об иностранном капитане и узнал, что он сильно нуждался в деньгах, как только может нуждаться иностранный капитан без средств в чужой стране. В то же время он задал несколько вопросов своей клиентке: какого размера наследства ожидала она от своего покойного мужа? Она отвечала в большом негодовании, что в бумагах ее мужа было найдено завещание, тайно написанное только за несколько дней до его смерти, в котором ей было выделено из всего огромного богатства только пять тысяч фунтов.
«Разве было другое завещание, – спросил стряпчий, – замененное этим новым?»
«Да, было, завещание, отданное мне самой, завещание, написанное тотчас после свадьбы».
«Обеспечивавшее хорошо его вдову?»
«Обеспечивавшее ее в десять раз больше того, что ей было определено во втором завещании».
«Не упоминали ли вы об этом первом завещании, теперь уничтоженном, капитану Мануэлю?»
Она увидела ловушку, расставленную ей, и сказала без малейшей нерешительности: «Нет, никогда!»
Этот ответ подтвердил подозрения стряпчего. Он старался напугать ее, уверяя, что миссис может заплатить жизнью за то, что обманывает его таким образом. С обычным женским упорством она оставалась непоколебима по-прежнему. Капитан со своей стороны вел себя таким же образом. Он признался, что думал о побеге, заявил, что сжигал все ее письма тотчас по получении, заботясь о ее репутации. Он оставался в окрестностях старого дома, сам вызвался явиться в суд. Ничего не было выяснено, что по закону могло уличить его в преступлении или что позволило бы вызвать его в зал суда в день процесса иначе как свидетелем. Я сам не думаю, чтоб могло быть хоть малейшее сомнение, что Мануэль не знал о завещании, по которому его любовнице доставалось пятьдесят тысяч и что он был готов, в силу этого обстоятельства, жениться на ней после смерти Уолдрона. Если кто подстрекал ее самой освободиться от мужа, став вдовой, то это, вероятно, был капитан, и если она не успела при таком надзоре достать яд сама, то этот яд, думаю, был прислан ей в письме капитана…
– Я не верю, чтоб она использовала яд, если он и был ей прислан! – воскликнул Бэшуд. – Я думаю, что капитан сам отравил ее мужа!
Бэшуд-младший, не обращая внимания на слова отца, сложил бумаги, которые теперь уже не были нужны, убрал их в сумку и вместо них вынул вырезку из газеты.
– Вот один из публикованных отчетов о процессе, – сказал он, – который вы можете прочесть в свободное время, если хотите. Мы не должны теперь терять времени, входя в подробности. Я уже говорил вам, как искусно ее адвокат составил себе план для того, чтоб представить обвинение в убийстве последствиями трагедии многих ударов судьбы, уже постигших невинную женщину. Два аргументированных пункта имелись для ее защиты: во-первых, не было доказательств, что она имела в руках яд, а во-вторых, врачи, хотя определенно утверждали, что муж ее умер от яда, не имели одинакового мнения о том, какой именно яд отравил его. Это были сильные пункты, и обоими адвокат воспользовался хорошо, но улики, с другой стороны, опровергали все. Доказали, что подсудимая имела не менее трех причин, чтоб убить своего мужа: он обращался с нею с беспримерной жестокостью; он оставлял ее по завещанию (она не знала, что оно уничтожено) обладательницей большого состояния после своей смерти; и она, по своему собственному признанию, намеревалась бежать с другим. Выдвинув эти причины, обвинение доказало, опираясь на улики, не
