Читаем без скачивания Шестой прокуратор Иудеи - Владимир Паутов

– Слуги! Стража! Иосиф! – завизжал не своим голосом Ханан, сильно топая ногами, забыв, что ещё мгновение назад не мог сделать ими ни единого шага. Он громко кричал и яростно размахивал сжатыми в кулаки руками, призывая своих людей на помощь. Со всех сторон к нему уже бежали обеспокоенные этим воплем слуги первосвященника, и первым среди них был его зять, Иосиф Каиафа.

– Что случилось, отец мой? – тяжело дыша после быстрого бега, встревожено спросил он своего тестя.

– Забейте камнями этого грязного язычника! Немедленно! Он колдун! Забить! Забить! Забить! – кричал первосвященник, трясясь в припадке ярости и топая ногами. Его рука была вытянута, и тонкий длинный палец главного жреца указывал на стоявшего перед ним старика и мальчишку-поводыря.

– Ты, сполна отплатил мне за мою помощь, законник! – глухо проговорил слепой странник, но никто его не услышал. Слуги резво бросились выполнять приказ хозяина, и вот уже первые камни полетели в странствующего лекаря.

Старик же, как только придорожные булыжники, брошенные безжалостными и сильными руками правоверных иудеев, посыпались на него, быстро оттолкнул подальше от себя своего молодого спутника, а сам немного отошёл в сторону, дабы камни не смогли бы нанести вреда мальчику. Булыжники градом обрушились на слепого лекаря. Камни попадали несчастной жертве в голову, грудь, живот. Несчастный старик через мгновение рухнул на сухую и пыльную землю. Толпа радостно и довольно зашумела и замерла в ожидании, глядя на неподвижное тело жертвы. Прошло немного времени, и старик зашевелился. Весь окровавленный и побитый, он с трудом начал подниматься, опираясь на палку, но не успел даже чуть привстать на ноги, как ловко брошенный Иосифом, зятем первосвященника, большой камень попал слепому лекарю точно в висок. Нищий, обливаясь кровью, вновь рухнул на землю. Теперь он уже лежал неподвижно, не подавая никаких признаков жизни. А Каиафа, гордый своим точным броском, приблизился к старику, дабы убедиться в том, что жертва их наказания мертва. Иосиф наклонился над телом бродяги, как тот неожиданно схватил зятя первосвященника за край одежды.

– Горе будет всем вам за кровь невинную, а особенно тебе, первосвященник Каиафа! Весь род твой будет проклят на века человеческие. Память о себе оставишь недобрую, и семя твоё будет гнилое! – прошептал умиравший слепец, после чего жизнь окончательно и навсегда ушла из тщедушного стариковского тела бродячего врачевателя. Услышав слова, Каиафа испугался, ведь колдун сказал ему о проклятиях. Но эта фраза убитого старика вскоре была забыта, ибо другие слова, сказанные колдуном, прозвучали для слуха Иосифа более приятно.

– Что это он там прошептал перед смертью? Уж не ошибся ли часом колдун, назвав меня сослепу первосвященником? С ума, видимо, сошёл?! – начал было размышлять Иосиф, как суровый окрик тестя не дал ему довести свои рассуждения до конца.

– Чего стоите, как каменные истуканы? Поводыря тоже забейте! Он такой же гнусный язычник, к тому же ещё ученик проклятого колдуна! – шипел, кричал, брызгая слюной, неистовствовал от злобы и ярости первосвященник Ханан. Он лично схватил камень и метнул его своей сухонькой ручкой в сторону бездыханного тела старика. И только после этого Иосиф Каиафа обратил внимание на сидевшего рядом с телом убитого бродяги мальчишку. Юный поводырь осторожно приподнял голову своего учителя с земли и, подложив под неё сумку, что-то прикладывал к страшным ранам старика, стараясь вернуть того к жизни, видимо, не понимая ещё, что учитель уже мёртв. Мальчик был слишком занят своей работой, а потому и не видел, как слуги и зять первосвященника уже начали поднимать с земли камни, дабы забить его насмерть и выполнить приказ хозяина. Не понимал ученик умершего лекаря, что ему оставалось жить мгновения, и никто на свете в тот момент не дал бы за его жизнь даже самой мелкой медной монеты, если бы случайно…

– Что здесь происходит? – раздался вдруг громкий голос, и на поляну выехал небольшой отряд конных римских воинов.

– Кто ты такой, что бы спрашивать меня? – резко ответил первосвященник римлянину, задавшему вопрос. Конник в красном плаще, не торопясь, приблизился к Ханану и, наклонившись к нему из седла, медленно, выговаривая каждое слово, сказал:

– Я Иосиф Пантера, сотник Калабрийского легиона Публия Сульпиция Квирина, легата Сирии!

После этих слов на поляне воцарилась полная тишина. Иудеи сгрудились вокруг главного жреца, немного оттеснив от него римского сотника, и насторожено поглядывали на солдат.

– Хочу напомнить, что на смерть в Иудее осудить может только римский прокуратор и никто более! В чём была вина этих двоих? – привстав на стременах, спросил центурион.

– Они колдуны и язычники! Смерть им! Смерть! – загудела и зашумела толпа.

– Молчать! Вначале надо во всё разобраться, пора прекращать ваши дикие самосуды. Я беру под защиту мальчишку, а старика приказываю похоронить здесь же, на этом месте! И не вздумайте ослушаться моего приказа, иначе все будете биты кнутом, – тоном, не терпящим отказа, приказал легионер.

Недовольные иудеи стали роптать, шуметь, выкрикивать угрозы, приступая вплотную к солдатам. Тогда римский сотник кивнул легионерам, и те в тот же миг обнажили свои мечи. Слуги первосвященники поняли, что спорить с солдатами им не досуг, да и силы неравны, чтобы не подчиниться приказу сотника, хотя численный перевес и был на стороне иудеев. Ханан, увидев своё положение, безнадёжно махнул рукой, и его люди принялись исполнять требование римлянина Сотник Пантера, приказав солдатам быть начеку, тем временем подъехал к испуганному мальчугану, стоявшему возле тела своего учителя и наставника. Юный поводырь дрожал от страха, и слёзы ручьями текли по его худеньким и грязным щекам. Наверное, он плакал от печали утраты, или от радости своего чудесного спасения. Кто знает? А может, он испугался римских воинов?

– Ты откуда, парень? – спросил сотник бедного мальчика.

– Из Назарета! – последовал короткий ответ.

– А как же тебя занесло так далеко от дома?

– Я был поводырём у этого слепого лекаря, имя которого Валтасар, обучался у него ремеслу врачевания и бродил вместе с ним по Палестине, помогая больным и страждущим, – всхлипывая и растирая по грязным щекам слёзы, сказал мальчуган.

Сотник кивнул, удовлетворённый полученным ответом. Он уже хотел отъехать к своему отряду, как неожиданно его взгляд упал на маленький серебряный медальон, висевший на шее мальчика.

– Где ты взял этот медальон? – вновь спросил легионер, повернув коня и приблизившись вплотную к поводырю.

– Мать при рождении повязала его мне на шею!

– Имя её Мария?

– Мария!

– А тебя-то как зовут? – сотник вдруг наклонился из седла к мальчишке и как-то неловко погладил того по голове. Столь нетипичное поведение, казалось, удивила не только мальчка, но и самого легионера. После этого римлянин вдруг спешился, взял в руки медальон, долго-долго и очень пристально смотрел на него, как бы желая в чём-то убедиться.

– Зовут-то тебя как? Не ответил ты! – повторил он вновь свой вопрос испугавшемуся юному страннику.

– Иисус?

– Иди домой, Иисус! – улыбнувшись, сказал римлянин мальчишке. – Тебе сегодня в жизни здорово повезло. Иди, иди домой! И будь счастлив! Вот! Возьми на дорогу от меня пару серебряных динариев, дал бы ещё, да больше нет!

Оставив мальчишку одного, сотник направился к отряду, ожидавшему его неподалеку, но чуть задержался на поляне. Проезжая мимо зятя первосвященника, ставшего невольным свидетелем разговора, легионер вдруг, не сказав ни слова, сильно, наотмашь, хлестнул Каиафу плёткой. Иосиф тогда чудом успел отпрянуть назад и закрыть лицо руками, а то не досчитаться бы ему одного глаза.

Слуги Ханана тем временем быстро похоронили убитого слепого странника. Римляне уехали. И никто не слышал, как, отъехав на значительное расстояние от рощи и поляны, где произошло столь жуткое и трагическое событие, сотник Пантера обернулся и тихо с грустью сказал:

– Будь счастлив, сын!

Главный Храм Иерусалима поражал своим величием и роскошным убранством. Строивший его, видимо, хотел ублажить не только Господа, но и унизить перед Ним человека, дабы тот никогда не забывал своего места в бренном мире, созданного Богом. Находясь в чертогах Храма, люди должны были бы чувствовать себя песчинками в бескрайней пустыне, каплями в безбрежном море, ничтожествами перед великим своим покровителем, чьи заветы свято чтили, в которые верили и за нарушение коих умирали мучительно и жестоко.

Огромное строение из белого известняка и розового туфа длиной шестьдесят локтей, шириной в двадцать и высотой тридцать строили долго, начав в месяце Зифе и закончив в Буле по прошествии семи лет. Но прежде чем начать грандиозное строительство у долины Кедрон, что рядом с Гефсиманским садом, раскинувшимся на склоне Масличной горы, рабы, обливаясь кровавым потом и умирая от изнурительного непомерного труда, насыпали большой земляной холм. Любой путешествующий человек, простой странник или паломник должны были увидеть издали, не достигнув ещё даже городских окраин, сей памятник величия и гордыни, не небесного, но земного государя. Не пожалел тщеславный правитель ни средств, ни человеческих сил и жизней на возведение главного Храма Иудеи.