Читаем без скачивания Дневники св. Николая Японского. Том ΙII - Николай Японский

Но метрика здесь истреблена была в случившийся лет тринадцать тому назад погром нашего молитвенного дома: пожарные с крючьями ворвались и все переломали и разрушили — так еще сильна была тогда ненависть к христианству. По расспросам, катихизатор Илья Накагава ныне составил вновь метрику; и по ней, не полной, оказалось крещеных здесь 75, из них умерли 13, в другие места переселились 27, охладели 13, в протестантство ушел (чтобы ехать в Америку) 1, в синтоизм вернулось 4; осталось налицо здесь 17, в девяти домах.

Ныне, при катихизаторе Илье Накагава, собираются на молитву в субботу человек 12, в воскресенье 6–8. Для новых слушателей проповедь бывает только в среду и воскресенье; в прочие дни Накагава ходит по другим ему порученным Церквям.

Других религиозных собраний здесь нет, пожертвований тоже; только хранятся в экитейкеку 4 ены, вырученные после разгрома молитвенного дома за проданные обломки; ныне эта сумма возросла до 7 ен; накоплено еще кружечных сборов 1 ена 50 сен. Свечи для молитвенных собраний приносят христиане. — Отслужили мы вечерню, которую пели удивительно стройно и мелодично жена катихизатора Ильи и еще несколько голосов; сказано поучение; предложено христианам учредить «докусёоквай» — собрания для чтения религиозных книг, с некоторым приготовлением к тому двоих по очереди; согласились. Книги сейчас же выписаны из Миссии.

Здесь расспрошено было о Церкви в Савабе. мы проехали не останавливаясь. Там тоже метрики нет; но по списку, составленному Ильей Накагава, оказывается, насколько он мог собрать сведений, крещеных 24, из них умерли 8, в других местах ныне 8, и налицо в Савабе 8, в 4–х домах. Был там некогда молитвенный дом, была церковная икона, но заброшена куда–то, так что и не знают, где найти ее. Оттуда теперь один христианин Есида приходит на молитву в Каннари; больше никакого церковного учреждения нет.

После долгой беседы с христианами заснули наконец под барабан не перестававшего дождя.

1/13 июня 1893. Вторник.

Савабе. Ивагасаки. Мияно. Цукитате. Такасимидзу.

Утром отправившись из Каннари, проезжая Савабе, завернули в дом Варвары, вдовы благочестивого Стефана, у которого была молитвенная комната с церковной иконой; так же, как четыре года тому назад, ее комнаты неопрятны, домашняя икона стоит на столике, очевидно — на случай нашего визита, а выше ее висит картина растрепанной японки; стоит разломанная рамка от большой иконы. «Да это не от церковной ли иконы, которую я видел четыре года тому назад у тебя и велел сдать катихизатору или священнику?» — спрашиваю, — «От нее», — говорит. — «Где же икона–то?» — «Поправить нужно». — «Поправить рамку нужно, правда; но рамка здесь, — икона где?» Вместо ответа уклонилась в другую комнату — я махнул рукой. Пришел христианин Есида, но теперь, на мои расспросы, оказалось, что он не молится и вовсе не ходит в Каннари на Богослужения, как вчера солгал катихизатор Илья. Пришла старуха, мать делателя фонарей, Николая, который теперь в Хоккайдо; больше христиан не оказалось; если меры не будут приняты, исчезнут и эти остатки Церкви в Савабе; но меры принять нужно. Простившись с ними, отправились дальше, в Ивагасаки. Здесь заехали в дом Иоанна Сато, торговца, племянника о. Иоанна Сакая, родом из того самого дома, где мы ночевали сегодня в Каннари. У него стоит икона Богоматери — большая, недавно вытребованная, мол, для молитвенного дома; лампадка от нее уже исчезла; увидели и множество вытребованных из Миссии духовных книг. Где же те, кому молиться и читать? Увы, так–то обманывают иногда катихизаторы, — на этот раз Симеон Кацубара, бывший несколько здесь. По метрике здесь 19 крещеных в старые времена; из них 5 умерли, 4 ныне в других местах, 3 охладели; остаются 7, но и из сих едва можно было увидеть троих: сего Иоанна, старого врача Иону Ямада и молодого учителя Николая, крещенного, когда ему было десять лет, и ныне, по собственному отзыву, ничего не знающего из христианского учения. Очевидно, икона только стесняет Иоанна Сато, и он обрадовался, когда я сказал, что нужно отослать ее обратно в Миссию. Ах, Господи, что делать с этими мертвецами — японскими священниками! Был здесь священник Петр Сасагава, этот настоящий мертвец, которого забыли погрести, — до того опустил свои Церкви, что Ивагасаки, где было довольно много христиан, исчезло из станов церковных, так что в прошлом году о. Борис точно Америку открыл — вновь открыл Ивагасаки; пришлось оно в приход другого мертвеца о. Иова Мидзуяма, до того ленивого, до того беспечного, что мочи нет терпеть! Ни об одной своей Церкви ровно ничего не знает, христиан в год ни разу не исповедает, не приобщает, детей не крестит; с ним даже говорить, как и с о. Сасагава, нужно непомерное терпение: в минуту ровно по одному слову может вытаскивать из своего носа, больше никак не может, сколько не торопи его. Очевидно, нужно Ивагасаки, да и другие Церкви поручить другому священнику — иначе все исчезнет. Сказав вышеозначенным трем, что катихизатор здесь после Собора будет (да не Илья Накагава, сущая ветхая мельница, без всякого смысла в голове), чтобы ободрились, я оставил их, оставив им церковную икону и книги, которые хотел было вернуть в Токио. Отсюда приехали в Мияно. 2 ри от Ивагасаки. По дороге встретили два христианина отсюда: Петр Удзие и Лука Кунга; я обрадовался, думал, соберется порядочно. По приезде они же двое исключительно оказались и в церковном собрании. «А можно христиан собрать?» — спрашиваю. «Послали за ними», — отвечают. Взяли метрику в ожидании сбора. По ней оказалось крещеных в Мияно нуль, то есть метрика белая, вытребованная из Миссии, да так и брошенная; сгорела здесь метрика больше десяти лет и до сих пор ни священники, ни катихизаторы не позаботились привести в известность, сколько здесь крещено. «Сколько ныне в Церкви?» — спрашиваю. О. Иов молчит, как будто дело его совсем не касается, Илья Накагава мелет без перерыва какую–то чепуху. «28 человек», — ответил, наконец, Петр Удзие. «Сколько домов?» — «13». — «На молитву собираетесь ли?» — «Нет», — «Делаете ли другие какие религиозные собрания?» — «Никаких», — «Есть ли какие–либо пожертвования на Церковь?» — «Нет». Все это отвечает Петр Удзие — очевидно, усердный христианин, ибо он же и комнату дает для церковной иконы и церковных собраний, хотя оных и не производится. — «Отчего так опустилась эта Церковь?» — спрашиваю. Тогда только о. Иов открыл свой нос и молвил (ибо говорит он не ртом, а носом): «От политических причин». Но дальше слушать его объяснения, вытаскивая по слову, было бы большою тратою времени; я обратился к Удзии, и тот объяснил, что действительно христиане перессорились между собою при выборах людей в Парламент, а равно при выборах местных властей (сончёо), разделившись на разные партии; один христианин — Симеон Ояма даже дошел чуть не до смертоубийства, пырнув кинжалом своего противника (язычника, впрочем), за что сидел в тюрьме; Павел же Циба обманом хотел попасть в члены Парламента, в чем попался, был судим, что также отозвалось вредно на местной Церкви. — Поправить Церковь я вижу одно средство: поселить здесь хорошего катихизатора (хоть и не для Мияно только), который бы восстановил общественные собрания для молитвы, а также приобрел бы новых христиан для обновления христианского общества. Книг церковно–духовных здесь нет, да и не нужно; богослужебные есть. — В течение разговора пришел еще один христианин Яков Мацудзука, брат учившейся пению в Женской школе девицы, никого потом здесь не научившей и ушедшей замуж в Ивагасаки за язычника. Больше христиан мы не дождались.