Читаем без скачивания Мехман - Сулейман Рагимов

- А кто его может запачкать? Я полагаюсь на нашего Мамедхана, отозвался человек в калошах. - Если во всем районе у нас имеется один мужественный человек, которому можно доверять, так это он, мой племянник.

Мамедхан просиял:

- Это верно. Золотые слова. Мне можно доверять. Пожалуйста, бери, что надо. Ну что ж, сегодня нет денег, будут завтра. Прокурор не такой человек, чтобы взять и не заплатить...

19

Вахидову молодой прокурор понравился. Он любил с ним разговаривать и, когда выдавался свободный часок, уходил с Мехманом побродить за город.

О чем они только не говорили, о чем не спорили! Вахидов любил потолковать о международной политике, о литературе. Мехман расспрашивал секретаря райкома о жизни района, о его людях. Он буквально засыпал Вахидова вопросами. Непримиримость Мехмана к недостаткам, юношеская горячность и принципиальность пришлись Вахидову по душе.

Сближение прокурора с секретарем райкома, их совместные прогулки очень беспокоили Кямилова. "Молокосос, только вчера явился к нам в район и уже завел дружбу с секретарем райкома, у которого голова совсем белая. Что может быть между ними общего?" - размышлял Кямилов. Чем чаще он видел их вместе, тем больше думал об этом, и тем более странной казалась Кямилову эта близость. Он поручил своему секретарю Саррафзаде и следователю Муртузову приглядывать за друзьями. О чем они так долго разговаривают? Разве в районе не найдется более достойного собеседника для Вахидова?

Саррафзаде взялся за исполнение поручения Кямилова с большим усердием. Через свою старшую сестру Зарринтач он собирал всякие сплетни и пересуды и передавал это все Кямилову. Муртузов тоже не ленился и в свою очередь сообщал Кямилову обо всех мельчайших делах прокуратуры.

- Я этим интересуюсь не из простого любопытства. Я ведь не женщина. Но я бдительный человек, - сказал как-то Кямилов, стараясь объяснить свое беспокойство. Он вылез из кресла и начал прохаживаться по кабинету. - О чем это можно столько говорить? Для чего это надо часами ходить пешком? Это несолидно, если хотите знать. Было бы неплохо разузнать, что там у них...

- Пускай ваше сердце будет совершенно спокойно, отозвался Муртузов. Можете положиться на меня. Я не пожалею ничего для председателя. Мы тоже не маленькие, можем понять, что к чему. И потом, как бы не длинна была подпруга, все равно, чтобы затянуть, ее нужно продернуть через петлю.

- Нельзя полагаться, как говорят, на милость аллаха и ждать, пока подпруга сама пройдет через петлю, - недовольно покачал головой Кямилов. Мало ли что! А если подпруга все же не пролезет через петлю?

Муртузов неустанно наушничал Кямилову, стараясь сохранить его доверие, в то же время стремился сойтись поближе с Мехманом. - "Мехману буду передавать про Кямилова, Кямилову - про Мехмана, и оба будут у меня в руках", - так решил про себя Муртузов. Но все же был очень осторожен, опасаясь проницательности Мехмана.

Муртузов крепко держался за Кямилова. Хоть председатель райисполкома ругал его и обвинял во всех смертных грехах, хоть он и отобрал у него лошадь, Муртузов знал, что он всегда может рассчитывать на Кямилова, тот не даст в обиду "своего человека". Как паук искусно ткет паутину, так и Муртузов опутывал Кямилова своей лестью.

Он не упускал случая напомнить Кямилову про давность их дружбы, клялся, что не забудет всех его благодеяний. "Каждым куском хлеба я обязан вам", твердил он Кямилову, хотя за глаза нередко бормотал: "Чтобы вы сдохли оба! Артист отдыхает после спектакля, а я должен представлять всегда. Артист повторяет чужие слова. А я должен придумывать свои". Муртузов яростно листал дела, бумага шуршала под его нетерпеливыми пальцами, он вскакивал, ударял ладонью по столу и тоскливо смотрел из окна на улицу. "Я нахожусь между двух огней, - думал он. - Я погибну, если не буду дипломатом. Да, только тонкая дипломатия может спасти меня. - Он рассуждал: - На кого я могу опереться в моем положении? Надо лавировать. Оттолкнет от себя один, прижмусь к другому... Вторая сторона оттолкнет, буду искать защиты у первой... На божьем свете все имеет лицо и изнанку: или черная ночь, или яркое утро..."

Муртуз Муртузов давно уже придумал для себя эту "формулу жизни" и неукоснительно ее придерживался. Но никогда еще он не наталкивался на такие трудности, как сейчас. "Не могу же я собственную голову ни с того ни с сего бросить в воду, чтобы ее унесло потоком. Я хочу жить..." В голубоватом стекле окна Муртузов видел свое отражение - его морщинистые щеки сжимались, как меха гармошки. "Нет, голова мне нужна. Ибо мир держится не на бычьей башке, как некоторые думают, а на мудрой человеческой голове! Слава аллаху, у меня на плечах не тыква".

И Муртузов, напрягая свою сообразительность, старался служить обеим сторонам. К обстоятельствам он приспосабливался очень ловко, маску менял легко, мгновенно преображался.

- Я настолько старше вас, что имею право в глаза говорить то, что думаю. Мне хочется служить вам, как маленькие, простые люди служат мудрецам... - Муртузов делал вид, что не замечает недоумения, которое вызывала в Мехмане эта грубая лесть. - Мудрость ведь зависит не от возраста. Я всегда восхищался, слушая вас. А я на своем веку уже перевидел много прокуроров. Мне уже яснее ясного: рано или поздно мы будем как одна семья... Меня беспокоит одно: как бы вас не забрали в центр. Человек с такими способностями недолго задержится в районе. Я вас очень прошу, если будете переезжать, не забудьте вашего седого брата. Вчера я вашей матери сказал: "Хатун, вы должны осчастливить своим посещением мою скромную лачугу, увидеть, как живет ваш бедный сын..." - Вид у Муртузова был жалкий, угодливый. - А Хатун мне ответила: "Это зависит от Мехмана, как он скажет!". Смотрю я на нее и будто свою родную мать вижу. И к Зулейхе-ханум я обратился с этой просьбой, она тоже обещала, мол, как-нибудь выберемся...

Муртузов как будто не замечал, что Мехман исподлобья, гневно смотрит на него: "Прилип, как летом овод к коню". - Вы знаете, товарищ прокурор, завел снова Муртузов, вытягивая шею. - Корни - нашей родословной уходят в деревню... А деревня - вот эта черная земля - это изобилие, благодать. Правда, мой покойный отец был горожанином, он был кожевником, но все дяди крестьяне. И потому, издавна еще, мы одной ногой стоим в городе, а другой в деревне - Поэтому у жены моей и сейчас имеются куры, цыплята, корова, два козленка, Если бы не жена моя, мы бы давно подохли в этом городке, где у каждого свое хозяйство. Моя Явар тоже собирается зайти к вам, говорит, я должна пойти, повидать свою сестру, то есть вашу мать. Ей-богу, мы дома только о вашей семье и говорим.

- Дружба должна скрепляться только честной совместной работой, ответил Мехман, не переставая писать. - А мы совсем недавно начали работать вместе. Вы меня еще не знаете...

- Дружба скрепляется только совместной работой, - быстро записал в свой блокнот Муртузов. - Это очень верно, это очень правильно - Но не надо забывать, что сколько будет существовать земной шар, столько будет держаться и личная дружба, - добавил он - Для чего, спрашивается, жить на свете, если ты не можешь завоевать хотя бы кусочек человеческого сердца! В чем сущность, в чем смысл нашего мира, нашей жизни, если не в вере, преданности и любви. Когда Муртузов улыбался, резкие морщины на его лице смягчались, но зато показывались острые желтые зубы. - Особенно в наше время, в такое золотое время, когда социализм побеждает, когда мы на основе сплошной коллективизации уничтожаем кулачество как класс, когда мы разбиваем в пух и прах наших врагов!.. Честное слово, иногда остановишься перед зеркалом, внимательно посмотришь на себя и невольно спросишь: достоин ли ты своей эпохи? - Ведь ты бедняк из бедняков, ты должен с ног до головы быть олицетворением настоящей преданности!.. Не делать никаких ошибок в работе...

Муртузов очень хотел, чтобы Мехман считал его прямым, искренним человеком. Еще несколько раз повторил он это слово "преданность", чтобы оно получше запало в память молодому прокурору.

Но Мехман даже не поднял головы от бумаг.

Как бы намекая на свою тактичность, верность "сердечным друзьям", Муртузов вышел. В своем кабинете он долго сидел, задумавшись, и, наконец, решившись на что-то, пошел домой.

Дома он поманил пальцем жену Явер и негромко объяснил ей, что завтра с утра она должна пойти к жене прокурора и приготовить там вкусный плов с шафраном и со всеми приправами. Полная Явер даже глаза закрыла от удивления.

- Угощать человека в его собственном доме? Где это видно, Муртуз? Это неслыханное дело! Пусть лучше придут к нам. Как это так? Войти в чужой дом, засучить рукава и начать готовить плов?

Муртузоз сказал строго:

- Делай то, что тебе велят. Не рассуждай. Придешь-скажешь: в нашей местности обычай такой, так мы понимаем дружбу и доверие...

- При чем здесь доверие, Муртуз?

- Раскинь мозгами, чучело ты толстое. Ты думаешь, так это просто пригласить начальство к себе на обед?