Читаем без скачивания Основоположник - Валерий Борисович Шаханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Невозможно! Ведут себя, как дикари.
Предупреждение подействовало только на Самсона Носика, колумниста «Розового эппла», по собственному опыту знавшего, что на мероприятиях Плёвого бесполезно соваться без разрешения туда, где от бдительной охраны по шеям мог получить любой. Самсон слыл самым маститым в «шестёрке», считался авторитетом в безбрежном море бытописателей удачных судеб. Благодаря его способности красиво расставлять изящные слова и, вместе с тем, с умилительной доступностью трактовать самые затейливые бытовые ситуации в жизни богемы, «Розовый эппл» с одинаковым интересом перелистывали и в кабинетах министров, и на толчках мелкооптовых рынков.
Носик замедлил бег, отстал от продолжавших топать по палубе коллег и, подойдя к Лизоньке, капризным голосом подростка произнёс:
– Варфоломей нас совсем уже в черном теле держит, за людей не считает. Обидно, Лизок.
– Меньше гадить надо в приличных местах.
– Теперь нам что: за канал «Четыре» всю жизнь отдуваться? – растягивая слова, с ещё большим недовольством продолжил колумнист. – Прошлый раз – это был их косяк. Причем здесь мы?
– Остынь, дорогой. Познакомься вот лучше – продюсер Маркина Алексей Грот. От него получишь всю нужную информацию и эксклюзив.
Носик широко улыбнулся и тут же полез обниматься. Алексей своим натренированным нюхом уловил, что Самсон уже принял на грудь, и ему почему-то стало неловко за свободную прессу. Меньше всего хотелось, чтобы о шикарной премьере Иосифа Маркина, с блеском прошедшей под бархатным средиземноморским небом, писали и рассказывали падкие до дармовой «курвуазье» пьянчуги.
– Он же бухой, – шепнул Лизоньке на ухо продюсер.
Но та не пожелала углубляться в проблему. Она насмешливо посмотрела на Грота и заметила:
– Чья бы корова мычала. Чтоб ты знал: этот только в пьяном состоянии и представляет интерес. В трезвом виде он – полнейший дурак.
В назначенное время на верхней палубе заиграла музыка. Две скрипки и две виолончели помогали расслабляться прибывшим на яхту гостям, которые уже начали мешать шампанское с коньяком. За тихими разговорами собравшиеся ждали хозяина яхты и главного триумфатора вечера.
Маркин и Варфоломей взошли на борт последними. Лизонька выбежала к ним навстречу с огромным букетом. Вручив цветы артисту, она тихонько шепнула шефу, что его ждут в кают-компании.
– Хорошо. Умница. Забирай нашего героя, знакомь с народом, – распорядился Варфоломей и подтолкнул улыбающегося Иосифа в спину. – Я пока пойду с коллегами покалякаю.
Сергей Викторович Прачкин, он же Серёжа Соскок, смотрящий от братвы на средиземноморском побережье, обрадовался появлению Плёвого шумно и, вставая с кресла, едва не смахнул со стола вазу с фруктами.
– Варлаша, чертяка, что так долго? Мы тут от скуки чуть не подрались. Я этому чмошнику уже хотел кадык вырвать, – обнимал Варфоломея Соскок и жаловался на лысого мужчину, тоже вставшего навстречу хозяину яхты и по-доброму улыбавшегося из-под очков, совсем не обращая внимания на Серёжины нападки.
– Скажи хоть ты этой лысой роже, – продолжил бандит, – какой нахрен на каравеллах бушприт?
– А каравелла-редонда? – без промедления парировал очкарик.
Поднаторевший в парламентских дебатах, двоюродный брат Серёжи, Тимофей Меркурьевич Троелобов, полысевший и потерявший за три ходки в думу остатки человеческой непосредственности, не желал уступать взятое им слово.
– Я говорю именно о каравелле-редонде. Там есть бушприт. Есть! Тебе за это каждый дурак скажет. И паруса там – знаешь, какие? Можешь назвать? Нет? Сдаёшься? Фор-стенги-стаксель, кливер и бом-кливер.
Троелобов был доволен своей эрудицией и, испытывая превосходство в сфере, требующей специальных знаний, победно оглядел Плёвого и Соскока.
– Вы придумали, как подлодку будем продавать? – охладил спорщиков конкретным вопросом Варфоломей.
Соскок помрачнел. Накануне он принимал на своей вилле группу девчонок из военного ведомства, и те ни в какую не хотели снижать сумму отката за субмарину.
– Рубятся за восемьдесят два процента, Варлаша, хоть убей. Я им про самое святое – обороноспособность страны втираю, говорю: «Побойтесь Бога, девки, уступите». Нам тоже, типа, чего-то с этого надо поиметь. А эти суки всё – «Картье» да «Картье».
– А ты что скажешь? – посмотрел Варфоломей на Троелобова.
– Я вообще пас, не моя компетенция, – уставился взглядом на иллюминатор депутат. Ему вдруг страсть как захотелось покинуть борт фешенебельного судна.
– Слушайте тогда, что нужно сделать, – устало откинувшись в кресле, заговорил Плёвый.
На палубу они вышли втроём только через полчаса.
Поднимаясь по трапу, Варфоломей спросил у Троелобова:
– Что ты там про какой-то бушприт втирал?
– О каравеллах базарили.
– Про каравеллы… – задумчиво процедил Плёвый, и тем же спокойным, но не дающим повода понять превратно, голосом добавил:
– Ты, смотри, по пьяне про нашу военно-морскую тему нигде не ляпни. Урою.
– За кого ты меня имеешь? Могила.
Лизонька таскала за собой Маркина по палубам, как цирковую обезьянку. Они переходили от одной группы гостей к другой, приветливо улыбались и двигались дальше только после того, как Елизавета Фёдоровна получала полное подтверждение успеха своего протеже. Первыми излить восторги торопились дамы. Словно аквариумные рыбки перед кормлением, они возбуждались при приближении артиста и потом ещё какое-то время беспокойно поглядывали в сторону удаляющейся парочки.
Лёгкую досаду у чуткой распорядительницы оставлял лишь дефицит хвалебных слов.
«Эмоции зашкаливают!», – на разный лад повторяли одну и ту же фразу самые начитанные дамы. Другие зрительницы оценивали шоу не столь изысканно, но тоже, будто заранее сговорившись между собой, поочерёдно высвистывали накаченными губами два слова: «Класс!» и «Супер!». Впрочем, всех их извиняло то, что свой небогатый словарь жеманницы с лихвой перекрывали живейшей мимикой и старательно перенятыми у голливудских звёзд ужимками.
В тот сказочный вечер на яхте за словом в карман не лез только Гарик Леонтьевич Уссацкий. Как и у любого другого прирождённого политика, рот его не закрывался ни на минуту. Значившийся в Лизонькином списке под предпоследним номером, лидер и основатель реверсивной партии активно разминался перед грядущими предвыборными баталиями. Он знакомил с платформой партии зазевавшихся гостей, не упуская из вида и обслуживающий персонал. Входя в контакт с новыми жертвами, Уссацкий первым делом снимал с головы фирменную бейсболку и принимался объяснять смысл эмблемы собственной партии, а затем плавно переходил и к первоочередным задачам, стоящим перед её сподвижниками. Как и Лизонька с Иосифом, Гарик Леонтьевич передвигался от группы к группе. Он старательно оттягивал тот момент, когда и от него организаторы могли потребовать недвусмысленного отношения к состоявшейся премьере. Рассуждая с собеседниками о несовершенстве отечественной избирательной системы, сам он, между тем, внимательно прислушивался к витавшему в воздухе всеобщему восторгу, которого он, в силу полученного в юные годы эстетического воспитания, не разделял. Привычная, сто раз проверенная в
