Читаем без скачивания Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин

Это был жутко знаменитый институт, весь он был увешан мемориальными досками в честь мёртвых диссидентов. Надо сказать, что меня туда ещё не сразу пустили — я мыкался по неправильным подъездам, где у меня норовили спросить документы, пока не попал в подъезд нужный, где вовсе ничего не спрашивали, где можно было бы расхитить всякий секрет, если бы его не расхитили ранее совершенно официально.

Это был настоящий умирающий институт. В конференц-зале перед вымирающими стариками и старухами, стоял унылый проповедник-кришнаит и комментировал не менее унылые рекламные фильмы, изготовленные самими кришнаитами на каком-то подпольном и подвальном оборудовании. Старики сидели и почёсывались, отчаянье и скука сразу охватили и меня. Я подсел к Васильивановичу, Хомяку и Жиду Ваське, что пришли туда заранее. Васильиванович отчего-то был с лыжными палками, Хомяк с монтировкой, а Жид Васька — с бутылкой водки.

Я сразу понял, что семинар обещает быть интересным, хотя старики же частью заснули, а частью уткнулись в свои блокноты с тараканьими следами формул.

На экране плясали всяко разные индусы — с той же эффективностью, с какой СССР пропагандировал свой строй в Африке. Старики, похожие на сухих птиц, время от времени просыпались и что-то спрашивали о Будде. Проповедник соглашался с ними, и голосом нищего из электрички рассказывал, что деление на касты противоречит ведическим принципам.

Повинуясь его знаку, красивая женщина дарила старичков и нас, к ним приравненным, ведической пахлавой.

Внезапно, как чёртик из пробирки, как дьявол из бутылки, выскочил молодой человек и объявил, что проповедника случайно недоповесили на Нюренбергском процессе. Это оказался Аспирант-экзорсист.

Мы переглянулись.

— Напрасно он торопится, — скорбно сказал Васильиваныч, — нечего поперёд батьки-то в пекло…

Хомяк сжал крепче монтировку, а Жид Васька отхлебнул водки.

Я вспомнил, что совершенно случайно захватил с собой накидной ключ — усладу и надежду сантехника. Аспирант-экзорсист продолжал изобличать Проповедника-кришнаита, впав в религиозный экстаз. Проповедник воспользовался этим и подкрался к нему сзади. Быстрым движением он прыгнул ему на плечи и скусил голову.

Тело Экзорсиста сделало ещё несколько пассов руками, обернулось к доске, провело мелом на ней непонятную черту.

— Ну, бля, началось, — выдохнул Хомяк и поднял над головой монтировку. Он был похож на какого-то брутального актёра фильмов Тарантино, и это нас сильно обнадёживало.

Ведическая женщина поползла на четвереньках к старикам из первого ряда. Они повизгивали и проднимали ноги, как делают это в поликлинике сидящие в медицинских очередях, когда рядом появляется уборщица с мокрой шваброй. Старухи в беретках как-то натопорщились и зашипели — стало понятно, что они не на нашей стороне.

Васильиванович, впрочем, оказался проворнее всех — он выцелил среди профессоров и академиков молодого кришнаита и метнул в него лыжную палку. Надетый на палку кришнаит вспыхнул вонючим нефтяным пламенем и пожух, как осенний лист.

— Именем Тейара де Шардена! — и Васильиванович принялся разить палкой подбегавших.

Хомяк лупил им по головам монтировкой, а Жид Васька прыскал им в рыла Святой Русской водкой за Двадцать Рублей.

— Ну что, будем ждать рассвета? — спросил я друзей в минутную паузу.

— Можно и не ждать, — заметил учёный Жид Васька. — Годится любой источник полного спектра.

— Мы не знаем этого — сурово прекратил споры Васильиванович — Это объективная реальность, существующая вне нас, независимо от нас и от наших знаний о ней.

Кадавры снова пошли в бой — среди стариков и старушек оказалось действительно много предварительно укушенных. Я лихо надел на одного портрет физика Вавилова и перекрестил обоих разводным ключом.

Васильиванович лихо работал палками, будто на лыжне, а Жид Васька был похож на гладильщика из китайской прачечной. Я отламывал подлокотники от кресел и вколачивал их в академиков-оборотней.

Каждый брал своим умением.

Дело-то в том, что Васильиванович был убеждённый атеист, Жид Васька, несмотря ни на что, католик, Хомяк — потомок муслимских уйгуров, а я держал Православную оборону.

— Кстати, — сказал Хомяк. — Мне не нравится, что ты называешь меня Хомяком. Наедине это простительно, но при людях не говори так, пожалуйста.

— Без базаров, — согласился я, — превращая в пыль какого-то зазевавшегося доктора.

— И меня не надо называть Жидом, — вмешался Жид Васька, — это мешает мне нравиться девушкам.

В этот момент престарелая девушка в беретике, на которую попала морось Настоящей русской Водки за Двадцать Рублей превратилась в пыль, даже не загоревшись.

Я и тут согласился — чего не сделаешь ради друзей, с которыми сражаешься спина к спине.

— Жалко зимой у нас рассветы поздние — сказал кто-то, тяжело дыша.

Я согласился — какие там источники света широкого спектра — у нас на Руси всё проще — рассвет и никаких гвоздей.

Мы притомились. Со стороны это напоминало уборку картофеля на поле, к чему нам было не привыкать. Но и силы врага иссякли

Только весело хохотал старичок-птица, которого доедал главный кришнаит. Мы насовали кришнаиту по самое не балуйся и оторвали его от старичка.

Старичок уполз на руках за кулису — ног у него, собственно, уже не было.

Хомяк отнял у меня накидной ключ и принялся лупить кришнаита, приговаривая:

— Почему ты не лысый, сука, почему?

Я пытался объяснить, что у кришнаитов это не обязательно, но было поздно. Мы оборвали главному кришнаиту лапки, как жуку и он издох.

Пришла охрана и робко постучала в двери — так мы поняли, что наступил рассвет.

— Нет, — заключил Васильиваныч, — в нашей науке налицо временный кризис. Нет молодой крови в наших академических институтах.

И мы согласившись с ним, поехали по домам.

22 ноября 2003

История про переводы, квартирмейстеров и Михаила Веллера

Благодаря e_dikiy я вспомнил давнюю историю.

Феномен Веллера меня занимал давно. Беда в том, что Веллер кроме того, как завистлив, так ещё и чудовищно необразован. Он всё время поучает и старается поймать коллег по цеху на деталях, а в том же «Ножике Серёжи Довлатова» вдруг пишет: «Хотелось пощелкать пистолетом и пострелять, но я был безоружен и нетрезв, а Кабаков подписывал номер: здесь с легким креном мы подошли к концу забористого бурбона “Катти Сарк”».

«Катти Сарк», бормочут возмущённые знатоки отнюдь не «забористый бурбон», а весьма мягкий скотч.

Но вот я нашёл другой хороший пример.

Сейчас я расскажу о нём подробно, и, по возможности осторожно.

Веллер начал говорить о морских историях, говорить с некоторым апломбом видевшего всё человека и с той интонацией, с которой он учил Довлатова сколько должно быть патронов в рожке автомата. Сам он написал несколько морских