Читаем без скачивания Ведьмы Карреса - Джеймс Шмиц

- Эй! - негодующе окликнул капитан.

Наступила тишина. Узкий дворик, залитый ярким светом большой лампы, был наполовину засыпан мусором, судя по всему, остатками деревянных упаковочных ящиков. Крупный, очень толстый мужчина, одна нога у которого прочно застряла в уцелевшем ящике, был одет в белое и размахивал палкой. Мужчине удалось загнать в ловушку между стеной и двумя большими ящиками, на один из которых она пыталась вскарабкаться, маленького роста девчонку. На ней тоже был белый халат, а на вид - не старше четырнадцати. Беспомощное дитя, подумал капитан.

- Тебе чего? - проворчал толстяк, с некоторым достоинством тыкая концом палки в направлении капитана.

- Оставьте ребенка в покое! - осторожно приближаясь, рявкнул капитан.

- Не суйте нос в чужие дела! - крикнул толстяк, размахивая палкой на манер дубинки. - Я сам с ней разберусь. Она мне...

- Не делала я! - всхлипнула девчонка и разрыдалась.

- Хочешь рискнуть, жирная уродина? - грозно поинтересовался капитан у толстяка. - А ну, рискни! Я эту палку вставлю тебе в глотку!

Толстяк вздохнул, как доведенный до отчаяния человек, освободил ногу, замахнулся и опустил палку на форменную фуражку капитана. Капитан двинул толстяка со всего размаху в солнечное сплетение.

Потасовку несколько сдерживали разбросанные повсюду ящики. Потом капитан, тяжело дыша, выпрямился. Толстяк же остался сидеть, ловя ртом воздух и призывая на помощь "...закон!"

Капитан несколько удивился, обнаружив рядом с собой девчонку. Она заметила его взгляд и улыбнулась.

- Меня зовут Малин, - сообщила она и показала на толстяка: - Он серьезно ранен?

- Хм... нет, - пропыхтел капитан. - Но нам бы лучше...

Но поздно! Громкий, уверенный голос раздался в проходе, ведущем в переулок.

- Так-так-так! - укоризненно сказал голос.

Этот тон, как бы говоривший: "Спокойно, я держу ситуацию под контролем", казался капитану одинаковым на всех планетах и на всех языках.

- Что здесь происходит? - прозвучал риторический вопрос.

- Вам придется пройти! - тут же был дан ответ.

Суд на Порлумме, как выяснилось, работал круглосуточно и очень деловито. Ждать им почти не пришлось.

Никкельдепейн? Странное название, не так ли, улыбнулся судья. Затем он внимательно выслушал обвинения, объяснения, отрицания и доводы обеих сторон.

Брут-пекарь обвиняется в нанесении удара гражданину иностранного происхождения и подданства потенциально смертельным орудием в область головы. (Улики представлены). Вышеназванный гражданин предположительно пытался вмешаться в процесс наказания Брутом-пекарем принадлежащей ему рабыни по имени Малин (представлена в вещественных доказательствах). Он подозревал рабыню в добавке некоего ингредиента к партии тортов, выпеченных в тот день, в результате чего пострадало пищеварение пятидесяти двух клиентов Брута-пекаря, и были жалобы.

Вышеназванный иностранный гражданин употреблял оскорбительные обороты речи - капитану пришлось признаться, что он обозвал толстяка "жирной уродиной".

Есть основания предполагать, что Брут-пекарь был спровоцирован, но их недостаточно. Брут побледнел.

Капитан Позерт, подданный - все, кроме арестованных, улыбнулись, Республики Никкельдепейн, обвинялся в: а) намеренном вмешательстве в личную жизнь, б) намеренном оскорблении достоинства, в) намеренном нанесении сильных ударов Бруту-пекарю в область желудка в ходе разбираемого инцидента.

Удар в область головы, нанесенный капитану Позерту, признается как провокация в действиях по обвинению пункт в), но недостаточной.

Никто ни в чем, похоже, не обвинял рабыню Малин. Судья лишь раз, покачав головой, с интересом на нее посмотрел.

- Этот прискорбный инцидент, - заметил судья, - обернется для вас, Брут, двумя годами заключения, а для вас, капитан, тремя. Очень, очень сожалею.

Капитану показалось, что пол под ногами сейчас провалится. Он кое-что слышал о нравах имперского правосудия на окраинных системах.

Наверное, удастся вывернуться, но придется раскошелиться.

Он заметил, что судья задумчиво на него смотрит.

- Суд желает отметить, - продолжил речь судья, - что действия обвиняемого Позерта имели причиной естественное человеческое сочувствие капитана к положению, в котором оказалась рабыня Малин. Тем самым суд предлагает следующее: Брут-пекарь продает Малин с Карреса - чья служба его не удовлетворяет - капитану Позерту с Никкельдепейна за сумму в пределах разумного. Обвинения аннулируются в двустороннем порядке.

Брут-пекарь шумно и с облегчением вздохнул. Капитан был не так уверен в своих чувствах. Покупать людей-рабов - на Никкельдепейне это серьезное преступление! С другой стороны, он не обязан делать официальное сообщение. Если с него не сдерут три шкуры...

Именно в этот момент, как нельзя кстати, Малин с Карреса чуть слышно жалобно всхлипнула.

- Сколько вы хотите за ребенка? - поинтересовался капитан, недружелюбно рассматривая недавнего противника.

Он не знал, что придет день и он не столь сурово осудит толстяка Брута. Но этому дню еще суждено было наступить.

Брут хмуро посмотрел на нем и ответил с некоторой живостью:

- Сто пятьдесят ма...

Полицейский за его спиной ткнул толстяка пальцем в ребра, и Брут прикусил язык.

- Семьсот маэлей, - невозмутимо сказал судья. - Сюда не входит плата за услуги суда, налог на оформление покупки... - Он быстро подсчитал в уме. - Тысяча сорок два маэля. - Судья повернулся к писарю. - Ты его проверил?

Писарь кивнул.

- Полный порядок!

- Мы готовы принять ваш чек, - подвел итог судья, дружелюбно улыбаясь капитану.

- Следующее дело!

Капитан пребывал в некотором замешательстве.

Что-то тут не то! Слишком легко он отделался. Империя прекратила завоевания, молодые рабы с хорошим здоровьем стали очень дорогостоящим товаром. К тому же, Брут-пекарь явно спешил сбыть рабыню за десятую часть суммы, которую придется уплатить!

Что ж, он не станет жаловаться. Капитан быстро подписал, заверил печатями и отпечатками пальцев разнообразные бланки, которые к нему подтолкнул услужливый писарь, выписал чек.

- Кажется, нам пора на корабль, - сказал он Малин.

Что теперь делать с этим ребенком? - вышагивая по темным улицам, думал капитан. Рабыня тихо следовала за ним. Если он сунется на Никкельдепейн с симпатичной девочкой-рабыней, пусть даже подростком, многочисленные недоброжелатели упекут его лет на десять штрафных работ. А Иллила предварительно собственными руками снимет ему скальп: Никкельдепейн был высокоморальной планетой.

Каррес?

- Как далеко до Карреса, Малин? - спросил он в темноту.

- Две недели, - со слезами в голосе ответила Малин.