Читаем без скачивания Маленький дорожный роман - Анна Васильевна Дубчак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Почему же она не пошла завтракать со всеми? Странно, что и Борис никак не реагирует, хотя мог бы и спросить, что это ты, ласточка, не завтракаешь? Не приболела ли ты? Он словно знает причину. Знает и молчит.
А причина стыдная. И никому ведь, кроме подружки Тонечки, и не расскажешь. Но и Тоня пока еще ничего не знает. А все дело в том, что Павел Журавлев, товарищ и коллега друга семьи, Валерия Реброва, следователя, перестал отвечать на ее звонки. Не отвечал на ее сообщения. Он словно избегал ее после того случая, когда они…
Да, они оба переступили черту. Она изменила Борису. Но ничего, ничего не могла с собой поделать. Думала только о Журавлеве, вспоминала каждую минуту, проведенную рядом с ним. И даже с мужем в спальне представляла на месте Бориса Павла. И это было стыдно.
Ребров все знал, и это тоже было стыдно. Ведь он был другом Бориса, и ему тоже приходилось нелегко.
Увлечение Жени расследованиями, помощь, которую они вместе с Наташей оказывали следствию в делах, которыми занимались Ребров с Журавлевым, доставляли ей удовольствие, она чувствовала себя полезной, и ей было важно, что окружающие ее люди ценят ее за ум, сообразительность и верят в ее интуицию. Но главное, что, только помогая Реброву, она, боясь превратиться в наседку, чувствовала себя свободной. Единственно, что отравляло эти ее попытки как-то заполнить свою жизнь интересными делами, это реакция мужа. Она понимала, что он боится за нее, переживает, а потому с трудом позволяет ей какие-то поездки, встречи с незнакомыми людьми. И потому время от времени взрывается, и тогда конфликт грозится перерасти в серьезный разрыв… А то и развод.
Раньше, после таких вот семейных размолвок с мужем, она довольно легкомысленно представляла себе последствия развода. Ну, подумаешь, вернется в свою квартирку вместе с сыном, найдет какую-нибудь работу и будет жить, как все матери-одиночки. Вернее, разведенки с ребенком.
И только Наташа расписывала ее жизнь без Бориса в мрачных красках, убеждала ее ни в коем случае не разводиться, чтобы не потерять все те блага, что она имеет: надежный и состоятельный муж, прекрасный дом и возможность не работать.
Она, эта веселая и легкая молодая женщина, порхающая по жизни, как мотылек, внушала Жене мысль, что брак любви не помеха, что можно, находясь замужем за Борисом, спокойно встречаться с любовником, в данном случае — с Павлом.
И кого сейчас винить в том, что Женя послушалась ее и изменила Борису? Вряд ли в этом виновата Наташа. У Жени что, мозгов, что ли, нет совсем?
Мозги. В том-то и дело, что нет у нее сейчас никаких мозгов. Совсем разум потеряла. И медленно сходит с ума от любви или, скорее всего, от страсти к Журавлеву. Всё запустила, в сад не выходит, ничем не интересуется, аппетит потеряла, и на Бориса боится лишний раз взглянуть, ей кажется, что он обо всем догадывается. Единственная ее радость сейчас заключалась в маленьком сыне, с которым она стала проводить больше времени. Хотя бы это наполнило ее жизнь каким-то смыслом.
Вернулась в ее жизнь и Тонечка, подруга, которая как-то постепенно отстранилась, уступив место Наташе. И теперь, когда Наташи не было, она чаще стала приезжать к Бронниковым.
Тоня жила в самом Подольске, недалеко, и каждый ее приезд доставлял Жене радость. Только с ней Женя могла поделиться своими переживаниями. Конечно, Тоня со свойственной ей прямотой и откровенностью отговаривала Женю от развода, пыталась объяснить, как повезло Жене с мужем и на какой опасный путь она вступила, поддавшись своим чувствам к Журавлеву. Но Женя не злилась на нее, молча выслушивала, при этом не переставая думать о Павле, страдая от его молчания.
Первое время, когда Журавлев перестал отвечать на ее звонки и сообщения, она придумывала разные веские причины этому, оправдывала его. Предполагала, что он снова приболел или что потерял телефон, но потом, выяснив у Реброва, что Павел жив и здоров, расстраивалась.
«Да всё с ним в порядке, что с ним сделается-то?» — говорил Валерий, и в его тоне она чувствовала сдержанность и какую-то отстраненность.
Они не виделись, только разговаривали по телефону, хотя при других обстоятельствах Женя давно бы уже пригласила Реброва в гости, подробнее расспросила бы его о друге.
Что, если это сам Ребров запретил Журавлеву общаться с Женей? Что, если он из уважения к Борису настоял на этом, желая сохранить брак Жени с Борисом Бронниковым? Или же, о чем Женя вообще боялась думать, у Павла появилась другая женщина? Что, если он, молодой мужчина, решил жениться? А почему бы и нет?
На террасу вышел Борис, улыбнулся Жене, подошел, поцеловал.
— Я поехал.
— Так рано?
— Да, у меня нарисовался новый клиент. Мой хороший знакомый Леша Хованский. Похоже, он крепко влип. Надо помочь человеку.
— А что с ним случилось? — спросила Женя скорее из вежливости, чем из любопытства.
Вот если бы к ним приехал Ребров и рассказал о новом деле, и, если бы оно показалось Жене интересным, она без раздумий взялась бы помогать ему.
«Помогать» — слово-то какое серьезное. На самом деле со стороны всем, наверное, кажется, что она просто развлекается, встречаясь с потенциальными свидетелями и собирая информацию. То представится помощником адвоката, то помощником следователя, а то и просто знакомится как бы случайно с нужным человеком, заводит с ним разговор, пытаясь выяснить какие-то полезные сведения о деле. Рискует, конечно, а вдруг этот человек и есть преступник? Вот об этом ее сколько раз предупреждал Борис!
— Его застали на месте преступления. Убита женщина. Он сам находится в таком состоянии, что не может даже говорить.
— Но если не может говорить, то как же позвонил тебе?
— Это не он позвонил. Это Валера. Он сейчас пытается допросить Алексея, но тот молчит. Единственное, что он смог сказать, это попросить, чтобы пригласили меня.
— То есть Валера будет вести дело твоего знакомого?
— Да.
— Можно сказать, что ему повезло, — вздохнула Женя. — Ребров — честный и порядочный человек, и если твой Хованский ни в чем не виноват, то его отпустят.
— Да в том-то и дело, что, скорее всего, он ее и убил. Непреднамеренное убийство. Видимо, толкнул, она ударилась виском об острый угол мраморного столика. И умерла.
— Надо же… — Женя мгновенно представила себе эту мрачную картину и потрогала свой висок. — Но это как же надо было ее толкнуть, чтобы она так сильно ударилась…
— Совсем
