Читаем без скачивания В сутках двадцать четыре часа - Владимир Киселев

По ходатайству Апанасенко губисполком наградил серебряным портсигаром оперативного сотрудника милиции — «конокрада Семку» за геройскую работу. Того самого, который с риском для жизни «помог» бежать Колоскову-младшему из-под конвоя. Семку, сообщившего в ГПУ о сборе банды на хуторе. Не перережь он подпругу, еще не известно, взяли бы атамана или нет.

А фамилию его называть было нельзя.

Закончив разгром банд, Апанасенко снова вернулся в Красную Армию, с которой связал всю жизнь.

Будучи генералом армии, командуя войсками в годы Великой Отечественной войны, он погиб в бою под Белгородом 5 августа 1943 года.

За несколько дней до гибели Апанасенко на клочке бумаги написал простым карандашом:

«Я старый солдат русской армии. Четыре года войны империалистической, три года войны гражданской. И сейчас на мою долю выпало счастье воевать, защищать Родину. По натуре хочу быть всегда впереди. Если же мне суждено погибнуть, прошу хоть на костре сжечь, а пепел похоронить в Ставрополье…»

Завещание генерала армии выполнили, он был похоронен в городе Ставрополе на Комсомольской горке. Село Митрофановское, в котором родился и провел детские годы И. Р. Апанасенко, теперь называется Апанасенковским.

Краснознаменцы

Гражданская война закончилась. Развернулась работа по укреплению Советской власти в городах и селах. Наши победы лишили почвы политический бандитизм. Многие рядовые члены банд приходили с повинной. За 1921 год и первую половину 1922 года милиция отобрала у преступников 9759 винтовок различных систем, 7832 револьвера, 176 пулеметов. В докладе наркома внутренних дел в ЦК РКП(б) о деятельности милиции за декабрь 1922 года говорилось, что в течение этого месяца силами рабоче-крестьянской милиции РСФСР ликвидированы 52 банды. У бандитов отобрано 6 пулеметов, 593 винтовки, 607 револьверов, 137 штыков.

За этими цифрами скрываются горячие схватки, имена многих сотрудников милиции, которые не жалели ни сил, ни жизни в борьбе за Советскую власть. Так, отряд конных милиционеров в четырнадцать человек под командованием начальника первого района Курганской уездной милиции Г. Р. Иванова разгромил кулацко-белогвардейскую банду Лондона и захватил в плен 43 бандита.

Смелость и находчивость, сообщали газеты, проявил начальник четвертого района Курганской уездной милиции П. И. Робин. Зная о крупной банде, состоящей из бывших белогвардейцев и обманутых белыми крестьян, Робин вместе с милиционерами В. Ф. Рыльским и А. П. Васильевым решили проникнуть в банду и там провести агитацию за добровольную сдачу Советской власти.

В первых числах августа на ильин день — престольный праздник — бандиты остановились у зажиточных крестьян села Кривинского. Туда и пришли милиционеры. На них, одетых в крестьянскую одежду, особого внимания никто не обратил. Робин, человек общительный, веселый, быстро перезнакомился со многими крестьянами и бандитами, старался выяснить настроение. Рыльский и Васильев тем временем разведали, сколько в банде пулеметов.

Робин подсел к компании крестьян, недавно мобилизованных бандитами. Вынул кожаный кисет с махоркой, пустил по кругу. Разговор шел о разном: о погоде, о хлебе, о сенокосе.

— Самая страда в деревне, а мы из леса не вылезаем. Дома нас жены, ребятишки ждут. Как бы им отвечать за наши дела не пришлось, — дымя цигаркой, сказал черноволосый красивый мужик в офицерских сапогах, сосед Робина. — Хватит, нагулялись.

Робин по тому, как внимательно слушали говорившего остальные, понял: подобные разговоры ведутся не впервые. Он пока в разговор не вмешивался, слушал да на ус наматывал.

— И рады бы вернуться, но кто нас примет, сразу чекисты поставят к стенке.

Кто постарше, затылки чесали, потом и вовсе приуныли.

— Слыхал от одного знакомого мужика, — отозвался демобилизованный крестьянин. — Тоже были в отряде вроде нашего, вышли из лесов домой. И ни большевики, ни чекисты ничего плохого им не сделали. Арестовали только тех, кто злодействовал.

— Не тронули потому, что за них общество поручилось.

— Не знаю, может и так, врать не буду. Да, коль виноват, я готов в тюрьме отсидеть, сколько дадут по закону, чтобы перед земляками позор смыть…

— Мужики, правильные речи ведете. Советской власти вам не свалить, об этом и думать нечего. Миллионная армия была у адмирала Колчака, с пушками, с офицерами. Не вам чета. А где Колчак? Где его армия? Молчите? — спросил Робин. — Пора и вам одуматься, как бы потом поздно не было, граждане.

— Сам-то откуда? Вроде не здешний. Уж не большевик ли? — спросил сосед.

— Угадал, браток, большевик. Я начальник милиции четвертого района.

Все сидевшие на скамейке повернулись в его сторону.

— Насчет поручительства вы правильно говорили, — сказал Робин. — Я за вас перед Советской властью поручусь.

Он говорил уверенно. Не дай бог, если бандиты почувствуют, что сомневается, — пристрелят. Терять им нечего.

— Кто хочет жить, айда со мной!

— А оружие?

— Я ваше оружие не понесу, — отозвался Робин. — Сами сдадите, если вы мне поверите. А я вам верю…

Вокруг него собралось человек тридцать.

— Агитацию разводишь, гад! — закричал бандит в казачьем картузе. — Братва, он врет, а вы и уши развесили! — Выхватил из-за пояса револьвер. Но выстрелить ему не дали.

— Ты его застрелишь, а за что? Не позволим! Долой! — шумела толпа.

Робин так и не понял, кому бандиты кричали «долой!». Понял другое — опасность пока миновала. Кое-кто колебался после его слов, а многие поверили.

Атамана арестовали сами бандиты.

Это было необычное зрелище. Поднимая пыль, по дороге шло разбойное войско с пулеметами, винтовками, саблями. А впереди него, за командира, шагал человек в кепке без всякого оружия — П. И. Робин…

16 октября 1922 года ВЦИК принял постановление «О награждении орденом Красного Знамени работников милиции». В постановлении говорилось:

«Распространить право награждения орденом Красного Знамени на работников милиции, проявивших храбрость и мужество при непосредственной боевой деятельности в составе отрядов воинских или милиции по борьбе с бандитизмом, антисоветскими восстаниями или массовыми выступлениями».

К названию ордена Красного Знамени часто добавляют «Боевого». И действительно, этим орденом награждались только за боевые дела. Постановление Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета о награждении работников милиции подчеркивало важность боевой работы милиции и по достоинству оценивало мужество солдат порядка, ставило милиционеров вровень с воинами Красной Армии.

…С фотографии смотрит довольно молодой мужчина с щеголеватыми усами, открытым мужественным лицом. Туго перетянута командирским ремнем армейская гимнастерка. Это начальник пятого района Горно-Алтайской уездной милиции Александр Васильевич Чернов.

…Перебежчик сообщил Чернову, что банда генерала Кайгороды, насчитывающая семьсот человек пехоты и около трехсот конников, в ближайшие дни попытается захватить село, из которого она была выбита сводным отрядом Чернова. Против белого генерала начальник милиции мог выставить отряд чоновцев, около роты милиционеров и красноармейцев стоявшего в селе взвода. Всех их решили объединить в один отряд. В него вошли и коммунисты села Усть-Кокса. Однако и после этого у Кайгороды сил было больше по крайней мере в три раза.

Чернов собрал командиров на военный совет.

— Что будем делать? Подмогу вызвали, но Кайгорода не будет ждать, когда она прибудет.

— Ты назначен командующим района, принимай меры, — сказал председатель Совета. — Мы мобилизуем на защиту население. Сколько у нас пулеметов?

— Пять «максимов», все исправные, сам проверял.

— Предлагаю оборону населенного пункта поручить товарищу Чернову. С его предложением объединить силы под единым командованием следует согласиться, — подвел итог совещанию председатель Совета. — Не теряйте времени, Чернов.

Немалая роль в плане Чернова отводилась перебежчику-алтайцу. Начальнику милиции удалось привлечь его на свою сторону. Узнав от Чернова о том, что по приказу Кайгороды был казнен его брат, алтаец поклялся отомстить белогвардейцам за его смерть. Чернов сам отвез перебежчика в степь. О чем они договорились при расставании, никто не знал. А метель тут же замела их следы.

По чистому снегу запестрели в степи волчьи и лисьи стежки. Зверь от бескормицы жался к человеческому жилью. Бандиты, как волчья стая, кружили вблизи села. Лунной ночью Кайгорода вывел на исходный рубеж пехоту. Сам с конницей поскакал к чернеющим на взгорке строениям Усть-Коксы. Посланный им лазутчик только что сообщил, что в селе у большевиков почти никаких войск нет, кроме взвода.