Читаем без скачивания Тайна имения Велл - Кэтрин Чантер

– Ваша мама?

– Да. Я рассказал о вас родителям, и мама собрала что-то вроде посылки от Красного Креста.

Мальчишка протянул мне обернутую клейкой лентой посылку величиной с обувную коробку. В одном уголке аккуратным почерком было выведено: «Всего наилучшего! Эндрю и Хелен».

– Можно ее сейчас открыть?

– А почему бы нет?

Я уселась на ступеньках крыльца и сняла с коробки крышку. Там оказалась баночка с джемом, CD-диск «Десять величайших хитов классической музыки», эссенция для ванн и несколько пакетиков с семенами.

– Эссенция для ванн – из старых запасов, но мама сказала, что пользоваться ею еще можно, так что берите, – садясь рядом, сказал Мальчишка. – Она хотела вас немного порадовать.

Я кивнула, не совсем зная, что сказать, а потом попросила его передать матери спасибо.

Это страшное прозрение было подобно волне, которая накрывает ребенка у кромки прибоя и сбивает с ног. Как же просто поверить, что всем наплевать, а мне наплевать на них! Насколько же труднее осознать правду, осознать, что мне не наплевать на Мальчишку, а ему, судя по всему, – на меня, осознать, что матери любят своих детей, а дети – родителей.

– Вам бы понравилась Энджи, – сказала я Мальчишке. – Если она когда-нибудь приедет, вы сами увидите.

– Она любила путешествовать? – спросил он.

О да, она была той еще путешественницей. Я согласно кивнула:

– Она то приезжала, то уезжала.

Да уж… Экстравагантные приезды в Велл… экстравагантные отъезды…

Нечто вроде шестого чувства подсказало мне, что у нас гости. Сколько бы ни было лет детям, у матерей очень чуткий сон. Они просыпаются от малейшего признака тревоги, будь то тихий плач, раздающийся из колыбельки как следствие ночного кошмара, или скрип ключа в замке и стук каблуков по ступенькам в поздний час, гораздо позже условленного срока возвращения домой. Я напрягла слух, желая понять, что же меня разбудило. Я окинула взглядом бесформенные в темноте углы спальни. Ничего подозрительного. Лишь сердце мое громко стучит в груди, да мерно посапывает Марк, отвернувшись от меня на своей половине кровати. Все вокруг было таким же, как и прежде. Такая же темнота, как и всегда, окутывала все вокруг. Я уже была готова принять тревогу за ложную, когда все переменилось: луч света проник в щели между жалюзи, медленно прошелся по комнате, словно прожектор, и исчез. Существовало лишь одно объяснение: в начале подъездной дорожки проехала машина. А затем это повторилось еще раз. Son et lumière[14]. Сперва осветилась картина, затем зеркало… трещина там, где стена встречается с потолком… Свет погас, оставив меня один на один с тенями, тревогой и неуверенностью в том, закончилось или не закончилось шоу. Я подождала с полминуты, а затем принялась расталкивать мужа:

– Марк! Марк! Проснись!

Он тотчас встрепенулся и проснулся.

– Что, черт побери, происходит?

– Снаружи кто-то есть!

На ощупь обойдя угол кровати, я подошла к окну, чуть приоткрыла жалюзи и выглянула в ночь. На небе нигде не было видно луны, скорее всего из-за низкой облачности. Даже деревья смотрелись как-то странно.

Сзади подошел Марк.

– Ничего там нет. О чем ты говоришь?

– Погоди. Я увидела свет фар автомобиля, проникший через щели к нам в комнату, но никакого звука не слышала. Они сюда, во всяком случае, не заезжали.

– Ты уверена?

– Думаешь, я все придумала?

– Не знаю. Иногда у тебя не выдерживают нервы и ты срываешься.

– Когда у нас был Брю, я чувствовала себя в большей безопасности, – призналась я.

Мы стояли рядом в темноте, близко, но не касаясь друг друга.

– Вот там! Что там? – спросила я.

На подъездной дорожке никого и ничего видно не было, но за холмиком, располагавшимся в поле между нами и дорогой, поднималось свечение. Оно все усиливалось, но потом внезапно погасло так, словно кто-то нажал на выключатель. Затем свет появился вновь.

Марк отпер окно. Порыв холодного влажного ветра влетел в комнату. Несколько капель упали на подоконник. Снова прошел дождь.

– Слушай!

Казалось, что мы ослепли и теперь пытаемся составить себе представление об окружающем мире лишь посредством звуков, редких шумов, лишенных смысла и ключей к пониманию. Мы находили им названия, когда звуки достигали нас сквозь туман: двигатель автомобиля, ревущий так, как при заднем ходе или когда машина застряла в грязи… собачий лай… несколько музыкальных аккордов, резко оборвавшихся… наконец голоса, приглушенные, невразумительно звучащие человеческие голоса…

– Кто это?

– Откуда, блин, мне знать?

Марк потянулся рукой к выключателю.

– Не включай!

– Почему?

– Они тогда узнают, что мы здесь.

Я захлопнула окно и опустила жалюзи. Марк даже не потрудился мне ответить, но свет, во всяком случае, включать не стал. Присев на край кровати, он натянул поверх пижамы свитер и джинсы.

– Что ты делаешь?

Я и сама не понимала, почему мы разговариваем шепотом.

– Иду проверить!

– Не глупи! Ты не знаешь, кто это. Они могут быть опасными людьми. Их явно несколько, а нас – только двое, – присев рядом, сказала я. – Пожалуйста, Марк! Давай позвоним в полицию. Почему мы не можем позвонить в полицию?

Тяжело вздохнув, Марк обхватил голову руками.

– Не знаю. Я не могу рационально думать в темноте. Который сейчас час?

Я на ощупь нашла мобильный телефон. На его экране засветилось 00:43. Ладонью я заслонила свет от окна.

– Какая разница который?

Марк предлагал ждать, пока не станет светать. Тогда он выйдет наружу и посмотрит, что там такое.

– Они, как мне кажется, не собираются грабить и насиловать прямо сейчас, – пошутил он.

С одной стороны, я была довольна, что нам не придется вступить в борьбу с неизвестным врагом посреди ночи. С другой – я понимала, что до рассвета еще очень долго.

2:11… 2:56… 3:42… 4:29…

– Рут! Где телефон? Ради всевышнего! Где этот чертов телефон?

Под одеялом. А где ему еще быть? Телефон лежал в моей руке, в тепле и полной безопасности, словно новорожденный, к которому заглядывают каждый час, проверяя, все ли в порядке. Я, должно быть, все же заснула. Рядом с кроватью стоял Марк, одетый в куртку, и кричал на меня. Комья грязи падали на доски пола. В происходящем не было ни тени смысла. А потом я вспомнила о ночных гостях.

Я приподнялась.

– Господи! Ты там был? Кто они?

– Мне нужно позвонить в полицию!

Муж смахнул на пол стопку книг, лежавших на ночном столике, затем перевернул кипу одежды, лежавшую на сиденье стула.

– Чертовы бродяги-путешественники! Эти гаденыши остановились на ночлег за пределами дороги, у самой живой изгороди. Это, должно быть, их мы видели ночью. Незаконное проникновение!

– Какие такие путешественники? Сколько их?

Сердце мое все громче стучало в груди. Я боялась этих путешественников. Я боялась за Марка. Я боялась Марка.

– Где телефон? – Повысив голос, муж развернулся ко мне. – Этих путешественников – около дюжины. Кто они, понятия не имею. Я не стал ждать, пока меня пригласят на кофе и разговор.

– Как они сюда забрались? – спросила я.

– Это известно только Господу, – сказал Марк. – Я не думал, что такое вообще возможно. Я еще ничего не успел проверить.

– А ты у них не спрашивал?

– Они еще спят без задних ног, потому что у этих людей нет работы. Им незачем рано вставать. В любом случае эти борцы за окружающую среду приперлись к нам без спроса в своих маленьких фургончиках. Власть цветам и все такое прочее! О собаках я вообще помолчу! Они только и ждут, чтобы наброситься на наших ягнят. Найди мне телефон, Рут! Надо звонить в полицию! Пусть приезжают и помогут нам их отсюда спровадить.

Судя по словам мужа, эти путешественники нового столетия – вполне миролюбивые, возможно, даже милые люди. Я просто не смогла справиться с паникой, вызванной боязнью неизвестного. Прежде Энджи водила компанию с людьми этого круга. Дыхание мое успокоилось. Почувствовав нешуточное облегчение, я встала с кровати. Телефон, выскользнув, упал на пол.

Марк потянулся за ним, но я его опередила и завладела телефоном первой.

– Подожди! Успокойся немного! Сейчас мне случившее и наполовину не кажется таким уж страшным, как ночью, – заявила я. – Почему бы просто не поговорить с ними? Мы можем попросить их уехать. Зачем нам ссориться?

Крепко держа телефон в руке, я скинула с себя пижаму и взяла полотенце. Марк последовал за мной в ванну. Ему нужен был телефон, причем срочно. Я крепко держала полотенце перед собой. Муж с саркастической усмешкой на лице протянул ко мне руку. Наши взгляды встретились.

Марк отвернулся к двери.

– Прими душ. Оденься. Затем принеси телефон вниз. Все это становится просто абсурдно.

Было время, когда я, поднявшаяся ни свет ни заря, заспанная, с одним полотенцем, обмотанным вокруг моего тела, вызывала у Марка желание приблизиться, а не сбежать. Когда я осталась одна, я уронила полотенце на пол и стояла голая, рассматривая себя в зеркале. Я похудела, но это, кажется, даже к лучшему. Загорела, по крайней мере, открытые солнечным лучам участки кожи. Кожа суховатая, какая-то вялая. Я обхватила руками мои несколько обвисшие груди и вспомнила, что уже давным-давно не обращала на них ни малейшего внимания. Я не могла даже вспомнить, когда в последний раз накладывала макияж. Скрутив волосы в узел, я приподняла их над головой, открывая бледную шею. Я также не помнила, когда в последний раз была в парикмахерской. Мы давно уже никого не видели. Мне казалось, что не стоит тратить время впустую. Возможно, я ошибалась. Возможно, мне следовало следить за собой ради Марка. «Возьми себя в руки». Это было любимым выражением мамы. А еще: «Кастрюля всегда считает чайник черным»[15]. Исходя из этого можно было предположить, что вся эта нервозность Марка вызвана отнюдь не заботой о моем благе. Я быстро умылась, натянула на себя те же самые нестираные джинсы, что и вчера, ту же бесформенную флисовую толстовку, которую надевала изо дня в день, взяла телефон и спустилась вниз. По крайней мере, ради этих непрошеных гостей наряжаться мне не нужно. Этим бродягам все равно, как я выгляжу.