Читаем без скачивания Тропою грома - Питер Абрахамс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На Большой улице в грязи и песке копошились двое голых цветных малышей с землистыми, бескровными личиками и с ними худая, как скелет, собака, та самая, что выла по ночам.
Фиета начинала терять мужество. Лицо у Мейбл за эти полчаса стало совсем старое. Старое и измученное. Как у старухи, которая устала жить. Фиета взяла ее за плечо и встряхнула.
— Пора идти домой, — сказал Фиета. — Я пойду с тобой. Матери мы скажем, что тебе нездоровится. А потом я схожу в Большой дом и скажу им, что ты захворала.
Мейбл ничего не ответила. Фиета встала и отошла на несколько шагов, потом оглянулась. Мейбл сидела все в той же позе.
Фиета остановилась и стала думать.
Вдруг круто повернувшись, она решительно подошла к Мейбл, нагнулась, ухватила ее спереди за платье и рывком подняла на ноги. Мейбл пошатнулась. Тогда Фиета ударила ее по лицу.
Мейбл не устояла на ногах и повалилась. Но Фиета снова с силой подняла ее и, держа левой рукой за платье, правой стала бить по лицу.
Пустой, остекленевший взгляд Мейбл оживился. В нем отразилась боль.
Фиета, размахнувшись, ударила еще раз. В углу рта у Мейбл показалась кровь.
И вдруг Мейбл заплакала. Тогда Фиета оттолкнула ее, и она упала на землю.
Она плакала все громче, все отчаянней, она кричала от боли. Ее пальцы царапали землю, цеплялись за чахлую траву.
— Вот, вот. Плачь, глупая девчонка, — приговаривала Фиета. У нее самой по щекам текли слезы.
Рыдания Мейбл сменились криком. Она выкрикивала ругательства и проклятия, воздух звенел от ее крика. Наконец мало-помалу она стала затихать и только всхлипывала, уткнувшись лицом в теплую землю. Фиета, присев рядом, молча глядела в пространство.
«Вот так девушка перестает быть девушкой и становится женщиной», — с горечью думала она.
— В мое время это было проще, — негромко сказала она. — Изнасилует тебя какой-нибудь негодяй, и дело с концом.
Солнце клонилось к западу, золотя вершины дальних холмов. Повеял прохладный ветер, и люди перестали обливаться потом.
— Лучше тебе, Мейбл?
Мейбл подняла голову и посмотрела на Фиету.
— Если б ты знала, Фиета, как это больно.
Фиета отвела глаза в сторону.
— Я знаю… Давно, давно, еще когда тебя не было на свете, я встретила одного человека и полюбила его с первой же встречи. Он был молодой, сильный, красивый. Он был образованный, а в те времена среди цветных образованные попадались редко… Но он не любил меня. Он был цветной, как и я, но он не любил меня, он любил белую девушку. Ты ее не знаешь. Она умерла еще до того, как ты родилась. Твоя мать ее знала. Она жила в Большом доме…
— Здесь?
— Да, Мейбл, здесь. Он любил ее, и она его тоже любила… Белые люди истерзали его чуть не до смерти… Теперь он уже не такой, как был, но я и сейчас его люблю, и мне от этой любви и сейчас больно. Я до сих пор люблю его…
— Это Сэм?
— Да, — глухо ответила Фиета.
Долго еще сидела Фиета, глядя вдаль неподвижным взглядом. И прошлое, вновь облекаясь плотью, проходило перед нею. Вновь разыгрывалась трагедия Сэма, Сэмюеля Дюплесси; вновь умирала белая девушка, любившая его; вновь наступило то утро, когда его изувеченное тело нашли на дороге… Давно, давно это было.
Фиета тряхнула головой, отгоняя воспоминания, и встала.
— Пора идти.
Она помогла Мейбл встать, и обе женщины стали спускаться к Стиллевельду. Солнце уже скрылось за холмами за их спиной.
IV
В потемках вспыхнула спичка. На миг пламя выхватило лицо Ленни из однообразной черноты ночи. Он закурил и бросил спичку; и снова ночная тьма накрыла невысокий холм, откуда видны были обе долины.
Он сел поудобнее, так, чтобы выступы камня, к которому он прислонялся, не вдавливались ему в спину. Выпуская в темноту колечки дыма, он думал о Мейбл. Какая-то в ней произошла перемена. Придя домой из школы, он застал Мейбл в постели. И тут же была Фиета. Фиета вдруг встала между Мейбл и всеми остальными. Странная женщина Фиета, суровость в ней сочетается с нежностью. Мейбл — уже второй известный ему человек, к которому Фиета относится покровительственно и нежно.
Он попыхивал сигаретой. Красный огонек то разгорался, то снова гас. Кругом в темноте и тишине ночи мерцали светляки.
С Мейбл что-то случилось, это ясно. Она не больна, нет, это все выдумки. Но что-то в ней изменилось. Это впечатление его не покидало. Он постарался разобраться в нем. Понять и выразить словами. В чем разница между вчерашней Мейбл и Мейбл сегодняшней? В чем именно? Вчера она была задорной и дерзкой. Ребенок! А сегодня? Сегодня она стала сдержанной и молчаливой. Женщина! Да, в этом все дело. Мейбл больше не ребенок — она женщина. Но ведь это же так не бывает, ни с того ни с сего — вчера ребенок, сегодня женщина. Должна быть причина. Какая же? Он вспомнил свой первый разговор с Мейбл в день приезда. Тогда она была совсем дитя. А теперь так изменилась…
Что ж, многое изменилось за это время. Взрослые, особенно молодые девушки, перестали видеть в вечерней школе что-то необыкновенное, волнующее. Он отлично понимал, что многих девушек привлекала в школу надежда, что он станет ухаживать за ними. А все-таки дело идет…
Он сделал глубокую затяжку и перенесся мыслью в Кейптаун. Сейчас на вечерних улицах людно и шумно. Грохот уличного движения. Разноголосый гул и суетня. Можно пойти в кино, на концерт, на вечеринку с танцами; можно встретиться с друзьями в кафе и провести вечер в нескончаемых разговорах. Как все это не похоже на тихую ночь в вельде. Но он уже не тосковал. Все это осталось где-то там, в другой половине его жизни.
Издали донесся легкий шорох шагов. Кто-то шел сюда. Он знал, что это идет Сари Вильер. Иначе и не могло быть. Он сидел не шевелясь. Только спокойно вслушивался.
Что-то странное было в ритме этих шагов. Поступь была мерная, но казалось, нога всякий раз чуть-чуть медлит, прежде чем коснуться земли.
Шаги приблизились и остановились где-то совсем рядом. Ленни не поворачивал головы. Он затянулся папиросой и выпустил облачко дыма.
— Добрый вечер, — сказал он равнодушным тоном.
— Добрый вечер, — откликнулась девушка так же равнодушно.
Ленни затушил дымящийся окурок о мягкую землю и отбросил его далеко прочь.
— Я слышала, что Мейбл заболела, — сказала Сари без особого интереса. — Что с ней?
Он повернулся к ней, стараясь разглядеть ее лицо. Она отыскала гладкий, плоский камень и села.
— Не знаю, — сказал он. — Вечером, когда я вернулся, вид у нее был неважный. Фиета, наверно, лучше могла бы сказать, в чем дело. Она сейчас у нас. Не отходит от Мейбл.
— А вам она не сказала?
— Фиета меня не любит.
— А-а!
Пальцы девушки, шаря в темноте, захватили пучок травы. Она дернула — трава осталась у нее в руке.
— Вы, наверно, скучаете по Кейптауну, — проговорила она уже не так равнодушно.
— Иногда скучаю, — холодно подтвердил он.
По голосу у него ничего не поймешь, подумала она.
— Я тоже бывала в Кейптауне. Мне там нравилось.
— Да, жизнь там кипит, — ответил он.
— Вам здесь, наверно, бывает очень тоскливо, — отважилась она заметить.
Как жаль, что я не могу видеть ее лицо, подумал он.
— Вам, наверно, тоже, — сказал он.
— Да, иногда. Но я ведь не жила в большом городе, как вы. До того как приехать сюда, я жила в маленьком поселке в Трансваале, так что я привыкла к глуши. — Голос ее звучал участливо и дружелюбно.
— А здесь вам нравится? — спросил Ленни.
— Ничего… Иногда только хочется какой-нибудь перемены. Надоедает, когда кругом все одни и те же лица.
Несколько минут оба молчали. Ленни достал портсигар.
— Хотите сигарету.
— Я не курю, но давайте, попробую.
«Стесняется отказаться», — подумал Ленни и улыбнулся в темноте.
Он чиркнул спичкой и посмотрел ей в лицо. Привстав, он протянул ей сигарету, потом поднес спичку. Пальцы у нее дрожали. Лицо в отсветах огонька казалось необычайно нежным. Он закурил сам, погасил спичку и опять прислонился к камню.
— Я хочу у вас что-то спросить, — сказал он.
— Что? — поспешно откликнулась она.
— Почему вы тогда пришли мне на помощь?
— Не знаю.
— Вас ведь не интересует судьба цветных.
Она молчала.
— Ведь я прав, скажите? — настаивал Ленни.
— Не знаю, — ответила она сердито.
— Простите.
— Мне нечего вам прощать.
— А ведь, если вас застанут здесь со мной, будет беда.
— Это вам будет беда, — сказала она. — Герт вас не любит. Он часто говорит о вас.
Ленни тихо засмеялся.
— Что же он обо мне говорит?
— Ругает вас.
— Как же он меня ругает? Скажите.
— Не скажу! — отрезала она.
— Странная вы девушка, — тихо сказал Ленни.