Читаем без скачивания Журнал «Вокруг Света» №08 за 1975 год - Вокруг Света

Весил такой доспех около 25 килограммов. (Заметим, что комплекты доспехов из Восточной Европы и Азии весили почти столько же.) Но этот вес равномерно распределялся по всему телу. Все подвижные части набирались из узких пластинок, приклепанных к ремням, так что доспех совершенно не сковывал движений. В наши дни во время киносъемок спортсмены и артисты надевали подлинные доспехи. Так вот, тренированный человек спокойно работает в доспехе 8 часов в сутки, ходит, ездит верхом, сам влезает в седло и поднимается с земли. А что рыцари уставали в своей броне — так разве не устают в своих сражениях современные хоккеисты?

Доспехи XV века, названные «готическими» за заостренные формы своих деталей, сменились в начале XVI века «максимилиановскими», в которых вся поверхность брони покрывалась желобками, облегчавшими вес доспеха. Позднее доспех опять становится гладким — формы его соответствуют изменениям моды в одежде.

В XVII веке, с резким усилением пробивной способности огнестрельного оружия, доспех достигает максимальной толщины и веса — около 33 килограммов. Это был предел — после этого «доспешные мастера» отказались соревноваться с мушкетами и пистолями.

Появление «готического» доспеха привело к яркому расцвету искусства оформления оружия. Раньше отдельные металлические детали украшали узкие, инкрустированные золотом каймы, теперь большое поле давало простор творческой мысли мастера. Но «готические» доспехи XV века красуются только полировкой и изяществом форм. Зато фантазия мастеров отыгрывалась на шлемах и конских доспехах. Забрала шлемов превращались в звериные морды или страшные маски с крючковатыми носами и стальными усами, конские оголовья ковались в виде голов химер и других чудовищ. С середины XVI века формы стали скромней, но отделка — богаче.

Доспехи полностью покрывались узорами, инкрустированными, травленными, гравированными, чеканными, золочеными, воронеными. На огромных пластинах конских панцирей и круглых щитах «рондашах» изображались сложнейшие многофигурные композиции на исторические и литературные сюжеты. Лучшие мастера доспеха — «платтнеры» — работали в Милане — семейства Миссалья, Пиччинино, в Инсбруке — Христиан Трейц, Йорг Зорг, в Аугсбурге — Коломан Хельмшмид, в Нюрнберге — Антон Пеффенхаузер. Немецкие мастера славились чистотой и законченностью работы, полировкой и изящным силуэтом, итальянцы — неистощимым богатством мотивов оформления и виртуозных технических приемов.

Не отставали от «платтнеров» и мастера-мечники. Рыцарский «готический» меч в XIV—XVI веках все более сужается, заостряется, вытягивается, пока, наконец, в XVI веке не превращается в шпагу. Он постепенно теряет рубящую функцию — ведь сплошной доспех им все равно не разрубить, зато острием можно проткнуть сквозь сочленения панциря. Изменяются и детали рукояти меча — вытягивается навершие, перекрестие снабжается дополнительными отростками для защиты кисти руки. Отделка мечей становится все обильнее и сложнее. Тончайшая чеканка, гравировка, инкрустация, прорези и чернь украшают клинки, рукояти, ножны. Лучшие клинки изготовляли испанские мастера в Толедо, и германские — в Золингене, перенявшем секреты, марку и славу у оружейников города Пассау.

В связи с усилением доспеха роль рыцарского меча несколько падает, зато копье служит по-прежнему верно, и если не протыкает, то выбивает противника из седла. К XVI веку оно превращается в толстый трехметровый шест с маленьким острием. Такую тяжкую пику, обладающую страшной пробивной силой, уже не удержать одной рукой. Поэтому ее подпирали стальной подставкой, привинченной к груди кирасы.

И все же доспехи, в которых нельзя было ни встать, ни повернуться, были. Это турнирные доспехи XVI века. Турниры, пышно обставленные игрища, призом на которых были доспехи и конь поверженного соперника, известны с XI века. До конца XV века рыцари на турнирах бились в основном тупым оружием и в обычных боевых доспехах. Но в XVI веке правила ужесточились, стали драться острым оружием. Погибать в игре хотелось еще меньше, чем в бою, и доспехи для турнира «специализировались». Для пешего поединка доспехи делались полностью закрытыми и требовали особой изощренности мастеров в изобретении дополнительных подвижных сочленений. Комплект для группового боя — стенка на стенку — отличался от боевого только тем, что левая часть груди, плечо и подбородок — места, куда направлялся удар копья, — защищались дополнительной, сложной формы, толстой железной пластиной, привинченной к кирасе. Зато доспех для конного копейного поединка — весил до 85 килограммов. Он закрывал только голову и торс всадника, но имел толщину около сантиметра и был почти неподвижен — ведь надо было только ударить копьем. Облачали в него рыцаря, посадив на поднятое над землей бревно, так как с земли он сесть на коня не мог, да и выдерживал в нем боец очень короткое время. Турнирное копье имело вид настоящего бревна, с прикрепленным стальным кругом у рукояти — защитой правой руки и правой стороны груди. Конь для турнира также обряжался в особо толстый доспех, да еще поверх стального нагрудника клали толстый кожаный валик, набитый чем-нибудь мягким. Рыцарь сидел в огромном седле, задняя лука которого подпиралась стальными стержнями, а передняя была так широка, высока и простерта вниз, что, окованная сталью, надежно защищала ноги всадника. И все это хозяйство покрывалось богатейшими геральдическими мантиями, попонами, на шлемах возвышались геральдические фигуры из дерева, копья обертывались лентами.

Доспехи и мечи — свидетели, и отнюдь не молчаливые, целой эпохи в развитии военного дела, кузнечного ремесла и декоративного искусства, свидетели славы и позора — сейчас тихо стоят в музеях и холлах, а кости их хозяев тлеют на полях сражений, под величественными надгробиями. И пусть мы знаем не только о высоте рыцарского духа, но и о низости воинов-феодалов, они по-прежнему видятся нам такими, какими описал их автор «Песни о Роланде»:

...Стальные шпоры на ногах надеты,

Кольчуги белые легки, но крепки,

Забрала спущены у ясных шлемов,

На поясах мечи в златой отделке,

Щиты подвешены у них на шеях,

И копья острые у них в руке.

М. Горелик, кандидат искусствоведения. Оформление автора

Этна: вулкан и люди

У вулканолога немало общего с врачом. Как для хирурга бывает «интересна» язва, приносящая немало страданий больному, но одновременно дающая ценный материал для врачующего, так и вулкан, являющийся бедствием для живущих на нем людей, обогащает знаниями вулканологов.

Постоянная и большей частью умеренная активность Этны — редкая удача для исследователя. Добавьте сюда разнообразные преимущества, которые предоставляет вулкан на земле древней цивилизации, начиная от лабораторий и магазинов, кончая средствами сообщения, торными дорогами, а главное — аэродромом, сокращающим до двух-трех часов путь из Парижа до Этны. Постоянство этнийской активности позволяет заблаговременно составлять программы исследований. Можно быть уверенным; к назначенной дате хоть в одном кратере будет наблюдаться интересная форма активной деятельности — что весьма проблематично на обычном вулкане, если он вообще не уснул!

Некоторые замеры необходимо делить прямо в жерле, а не на почтительном расстоянии от огнедышащей бездны; это, в частности, относится к определению химического состава газов и их физических характеристик. Ведь уже в метре над воронкой газы трансформируются. Расширение, охлаждение, химические изменения в результате взаимных реакций, смена температурных условий и давления, окисление кислородом воздуха — все это полностью меняет «лицо» летучих частей вулканических выбросов и затуманивает их истинную природу.

Особые надежды во время апрельского извержения 1971 года мы возлагали на самый южный из новых кратеров — тот, что открылся в нескольких сотнях метров от обреченной станции. Лава, непрерывно изливавшаяся из нижнего края трещины, уносила, словно на ленте транспортера, все шлаки. Это позволяло проникнуть внутрь кратера, туда, где образуются загадочные газы. Обычно до них просто не добраться, а здесь они вырывались прямо с верхушки глубинного столба магмы...

Увы! Нам удавалось прорваться в святая святых едва на десятые доли секунды; продержаться же там необходимое для взятия проб время не представлялось возможным: когда град раскаленных бомб немного стихал (что случалось не часто), адский жар огнедышащей печи, где на дне плескалась жидкость, нагретая до тысячи ста градусов, был непереносим даже в специальных термоизолирующих костюмах.

...Мы бродили по краю грохотавшей бездны величиной с площадь Согласия в Париже и глубиной не менее ста метров, откуда вырывались крученые вихри, полные искр, Бомбы эффектно прочерчивали иссиня-черное в этот час небо, поднимаясь до апогея, зримо застывали в верхней точке параболы и отвесно, хвостатыми кометами, шли вниз. Оказавшись в зоне предположительного падения такой кометы, надо было мгновенно рассчитать ее траекторию и, лишь уверившись, что снаряд действительно летит на вас, отскочить в сторону. Причем именно в последний миг, дабы не прыгнуть под другую огненную бомбу...