Читаем без скачивания Диалектика капитала. К марксовой критике политической экономии. Процесс производства капитала. Том 1. Книга 2 - Николай Васильевич Сычев

Вторая ошибка состоит в отрицании надобности выработки новой экономической теории. Эта ошибка обусловлена прежде всего тем, что классическая экономическая наука создавалась (закладывалась, по терминологии автора) «в те времена, когда население Западной Европы по большей части было очень бедным; люди с трудом добывали свой кусок хлеба, возделывая тощую почву и будучи обреченными на краткую жизнь. Таким образом, классические экономисты имели дело с условиями, аналогичными тем, что сегодня превалируют в странах с низкими доходами»[161].

Вскрыв на столь «высоком научно-теоретическом уровне» истоки указанных ошибок экономистов, Т. Шульц сосредоточил свое внимание на тех вопросах, решение которых позволит определить пути преодоления бедности в развивающихся странах. Наиболее важными среди этих вопросов являются следующие.

Во-первых, переоценка экономической значимости земли. По мнению автора, эта переоценка присуща получившей широкое распространение «почвенной» точке зрения. Последняя гласит: «существует в достаточной степени ограниченное количество земельных участков, пригодных для выращивания продуктов питания, и столь же ограничены запасы энергии для обработки этой земли, которая начинает истощаться». Поэтому «невозможно по-прежнему производить достаточное количество продуктов питания для нужд увеличивающегося населения мира»[162].

Наряду с ней, «существует альтернативная – социально-экономическая – точка зрения, согласно которой человек обладает способностями и интеллектом, достаточными для того, чтобы уменьшить свою зависимость от пахотной земли, от традиционного сельскохозяйственного процесса и от истощающихся источников энергии, чтобы снизить фактические затраты на производство продукции питания для увеличивающегося населения мира»[163].

Интерпретируя, таким образом, известный любому экономисту так называемый «закон убывающего плодородия почвы», и извращая, вместе с тем, суть социально-экономического подхода к трактовке рассматриваемой проблемы, Т. Шульц отмечал, что первая точка зрения не в состоянии объяснить развитие экономики и плохо согласуется с фактами экономической истории, тогда как вторая точка зрения нуждается в более солидном научном обосновании. Последнее сводится, в конечном счете, к «расширению человеческих познаний». Ибо «будущее человечества не предопределяется пространством, энергией или пахотными землями. Его будет определять интеллектуальная эволюция человека»[164].

Согласно автору, уяснение сущности этой эволюции позволяет понять, что различия в плодородии почв сами по себе не могут объяснить, почему люди, живущие в давно заселенных частях света (например, в Индии или Африке) пребывают в состоянии бедности на протяжении веков. Подобное объяснение становится подлинно «научным» только в том случае, когда будут учитываться факторы, имеющие основное значение для сельскохозяйственных угодий. К этим факторам относятся «различного рода стимулы и возможности, позволяющие сельскохозяйственным работникам приращивать эффективность земельных участков путем различного рода вложений, в том числе за счет исследовательской работы и повышения квалификации персонала»[165].

Отсюда вытекает «фундаментальное положение, зафиксированное во многих новейших исследованиях», суть которого «состоит в том, что неотъемлемая часть модернизации экономики страны с низкими доходами – это снижение экономической значимости пахотных земель и повышение значимости человеческого капитала – квалификации и знаний»[166].

Это «фундаментальное положение» весьма примечательно в двояком отношении. Во-первых, значимость пахотных земель зависит от их естественного и экономического плодородия. Любому студенту экономического вуза (за исключением, по-видимому, нашего нобелевского лауреата) известно, что естественное плодородие земли определяется только природными условиями почвообразования, а потому оно является объективным свойством самой земли, существующим независимо от каких-либо «вложений». Напротив, экономическое плодородие земли определяется не только природными условиями м уровнем развития производительных сил, но и дополнительными капиталовложениями, степенью зрелости общественно-производственных отношений (в данном случае, рыночных), в рамках которых и посредством которых устанавливаются цены на сельскохозяйственные продукты. Поэтому одной из важнейших задач модернизации экономики является не снижение (как считает автор), а наоборот, повышение экономической значимости пахотных земель.

Во-вторых, трактовка «человеческого капитала» как «квалификации и знаний» ничего принципиального нового в себе не содержит (за исключением употребления данного понятия). Ведь такая трактовка воспроизводит, по существу, маклеодовское определение невещественного (умственного) капитала.

Однако подобное определение, используя терминологию А. Смита, характеризует отнюдь не особый вид капитала, а «приобретенные и полезные способности» личного (человеческого) фактора производства, т. е. рабочую силу. Как известно, термин «рабочая сила» был введен в политическую экономию К. Марксом. Если Г.Д. Маклеод не знал этого термина (напомним, его работа «Основания политической экономии» вышла в свет в 1857 году, т. е. за десять лет до появления «Капитала» К. Маркса), то, напротив, Т. Шульц знал, точнее, должен был знать смысл данного термина (поскольку труд последнего получил всемирную известность уже с конца XIXвека). Но, увы, наш нобелевский лауреат «не заметил» этого терминологического нововведения. «Не мудрствуя лукаво», он избрал традиционный подход, т. е. стал отождествлять личный фактор производства с «человеческим капиталом». Иными словами, автор реанимировал фетишистское представление об особой разновидности капитала, появившееся в начале XIX века и употреблявшееся в работах отдельных экономистов в течение данного промежутка времени.

В этой связи возникают два вопроса: 1) почему «квалификация и знания» превращаются в «человеческий капитал»?; 2) чем же «человеческий капитал» отличается от других видов капитала? К сожалению, вразумительного ответа на эти вопросы автор не дал (как, впрочем, и его единомышленники). И это не удивительно, поскольку раскрыть экономическую сущность «человеческого капитала», исходя из «естественной и искусственной» природы человека невозможно. Между тем К. Маркс довольно обстоятельно показал, почему личный фактор производства (рабочая сила) в условиях буржуазного общества превращается в переменный капитал и чем последний отличается от постоянного капитала.

В-третьих, недооценка качества человеческого фактора. По мнению автора, «критически важным фактором, определяющим состояние бедности» в странах с низкими доходами, является не природный фактор (земля), а человеческий. Качество последнего определяется прежде всего капиталовложениями в различные мероприятия, которые «могут в значительной мере улучшить экономические перспективы и уровень жизни бедняков»[167].

Действительно, «такого рода капиталовложения в странах с низкими доходами» способствует «улучшению экономических перспектив». Но при наличии существующей системы «общественного порядка» никакие капиталовложения сами по себе не могут искоренить бедность, что должно быть ясно каждому, «искушенному в премудростях экономической науки» (и уж тем более нобелевскому лауреату). Именно поэтому «бедняки в странах с низкими доходами являются узниками закостенелого нищенского равновесия, которое не под силу сломать экономике» (а не наоборот, как считает автор). Более того, в таких странах «существуют непреодолимые силы, сводящие на нет любые экономические усовершенствования (точнее, социально-экономические преобразования. – Н.С.) и понуждают бедняков к отказу от экономической (и политической. – Н.С.) борьбы» (а не наоборот, как утверждает автор). Поэтому, хотя «в сельском хозяйстве бедняки положительно реагируют на представленные им экономические возможности», тем не менее они не могут изменить сложившуюся ситуацию, о чем свидетельствуют «документальные доказательства»[168].

Но