Читаем без скачивания Обручённые Хаосом - Александра Гринберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Отдай ему комм, — велел я. И, коротко поприветствовав инквизитора, перешёл к делу. — Лейтенант, возьми расписку, отправь болезных домой. Статья двадцать вторая Положения о работе с участниками уголовных дел, мистер Крэстани и миз Престон, являющиеся свидетелями, пока не доказана причастность, при наличии документов… А, короче, ты и сам всё знаешь.
Джоэл тяжко вздохнул. Даже без слов понятно, на каком органе он вертит меня, моего брата и всю нашу шерстяную шоблу. Но Арти с его несносной подружкой уйти всё же позволил — кому охота целую ночь любоваться на вздорных меховух с сомнительной роднёй?
Нет, хорошо, что я не пошёл в охотники, как собирался.
Полицейское управление и прокуратура, слава Хаосу, стоят совсем рядом с архитектурным монстром, в котором заседает всё региональное подразделение по борьбе со сверхъестественной преступностью. Едва войдя, махнул удостоверением перед полусонным дежурным (ещё бы он был бодрый, во втором-то часу ночи) и пошёл по следу. Ни с чем не спутать запах крупной хищницы, а кошки всегда пахнут шерстью, опасностью и свежестью. Аромат тигрицы особенно яркий и запоминающийся. Опьяняющий, как и сама Джинни…
Так, Хота, соберись, потом предашься воспоминаниям.
Предамся, ага. В душе, наедине со своей рукой. И даже не стану напоминать себе глупости про «оставить всё в прошлом». Смысл? Но то наедине, а тут я по-прежнему прокурор и редкостная сволочь.
Ладно, и впрямь стоит поторопиться. Гектора Сойера, которому выпала честь арестовывать Реджину, я знаю со студенческих времён, и вовремя заткнуться этот еблан сроду не умел. Равно как и женщины-альфы никогда не отличались ни кротостью, ни терпением. Да, Реджина для хищницы довольно нежная и миролюбивая, но не безропотная. В обиду она себя не даст, вторую щёку нипочём не подставит…
О, ладно, не делай вид, что ты по-прежнему знаешь её лучше всех! Прежняя Реджина ни за что не угодила бы в тюрягу. И уж точно не нарывалась бы на драку с инквизиторами. А всё ради какого-то столичного задохлика! Ну вот что в нём может быть такого?..
Не то чтобы я в самом деле хочу знать.
В холле было неестественно тихо — заглушки магов работали на отлично, и поначалу я не слышал ничего кроме собственных шагов, громких и гулких. По звуку найти не получится, но мне достаточно и запаха: манящий аромат крупной кошки шлейфом тянется вдоль каменных стен, помогая отыскать дорогу.
Заглушек, впрочем, тоже не хватило надолго — они рассчитаны на человеческое ухо. У оборотней совсем другой диапазон.
— …и на вашем месте, мальчики, я бы встала в угол и подумала над своим поведением! — вдруг зазвенел в ушах знакомый сладкий голосок. Ему вторил стук каблуков, и я прямо-таки воочию увидел, как Джинни возмущенно расхаживает по камере, а «мальчики» пялятся на её ноги, точно удав на кролика. — Напоминаю: ваш начальник — мой любимый дядюшка!
— Ишь какая цаца, — фыркнул кто-то, кого я по голосу не признал. — Девчуля, ты не на нашем месте — ты на нарах кукуешь! Угомонись, сдадим тебя обратно в твой медвежатник, никуда не денешься.
— Я никуда не пойду без Олли!..
Ещё как пойдешь, дорогая. Ибо ты за решеткой мне совсем не нравишься — я тебя там пока не видел, но фетиш точно не мой. А вот твой дружок, увы, совершенно справедливо окажется главным подозреваемым.
— …да вы знаете, кто его отец?!
— Мы знаем, кто твой, — меланхолично заметил Сойер — елейный тенорок этого засранца я узнал сразу же. — Нам хватает.
— По-вашему, Лоркан Маккензи позволит вам держать за решёткой его сына?
— Боги, Джинни, умолкни! — мученически застонал долбаный Олли. Я склонен с ним согласиться — ещё немного, и моя дорогая кузина запросто наговорит ему на пожизненно-посмертное.
Стоп. Так эта килька в томате — сынок Палача Инквизиции? Ну охуеть теперь, вот ещё сюрпризы на мою голову. Если закрыть пацана в тюряге без весомых доказательств — скандал выйдет грандиозный. Бракованный сынок или нет, а Палач не даст кучке мехового сброда пятнать честное имя его пресветлой семьи.
— Моё почтение мастеру Маккензи, — наконец протянул Сойер чуть издевательски. — Только вот мы в Грейморе, и здесь имя папаши вряд ли сослужит твоему дружку хорошую службу. Так что продолжала бы ты перебирать своих папиков, авось я испугаюсь и задрожу.
— Твою ж мать, Гектор! Самому-то не надоело? Вы даже нормально обвинения нам предъявить не можете, нет такой статьи — «постоять возле трупа»! А раз не можете, открывай грёбаную клетку, да поживее, не то…
— Не то что, кисуля? — перебил Гектор, явно наслаждаясь её яростью. — Надуешь свой минетный ротик, топнешь ножкой и побежишь к папочке на ручки?..
Интересно, он понимает, что теперь его труп никто и никогда не найдёт? И даже если я не прикопаю его в ближайшей песочнице, то Дар, едва заслышав жалобы своей принцесски, несомненно устроит Сойеру весёлую жизнь. Будет прав, а я даже воздержусь от напоминаний, кто теперь альфа Севера.
Тут Сойер заткнулся, да и сам я глупо замер посреди коридора, не дойдя до высокой двери каких-то пять-семь метров. Стены мелко задрожали, тусклые лампы под потолком истерично замигали, как в ужастике не очень высокого пошиба.
Они наверняка испугались. Я же с трудом подавил злорадную улыбку, прекрасно поняв, чьи это фокусы. А заодно сделал себе пометку в уме — если речь о Реджине, от антимагических наручей толку нет.
И всеми силами погнал прочь все те сладко-горькие воспоминания, что мигом ожили во мне. Особенно тот день, когда мы умудрились обесточить пару-тройку жилых домов. Ну, не совсем «мы», из нас двоих только Джинни способна на такое мощное колдовство. А я… я всего лишь поцеловал её.
Поцеловал её. В самый первый раз, наконец-то набравшись смелости и наглости позволить себе хоть что-то. Клял себя озабоченным мудаком, волновался так, словно это мне едва исполнилось шестнадцать. И так дурел от почти невыносимой любви к ней, что, кажется, разнеси Джинни своей магией полквартала — я бы даже не заметил. Да и хер бы с ним, зато помер бы счастливым.
И не просрал бы так бездарно самое лучшее, что было в моей жизни. И не было бы теперь этого поганого чувства, точно я нажрался стекла да запил его кислотой.
О, Хаос, нашёл же время и место, чтобы поныть об утерянной любви! Не мог
