Читаем без скачивания 1937. Большая чистка. НКВД против ЧК - Александр Папчинский

Сущность обвинения состояла в том, что «…в Москве, Ленинграде, на Украине, в Азово-Черноморском крае, в Белоруссии, в Западной и Ивановской областях существовала контрреволюционная национал-фашистская организация, именовавшая себя «Российской национальной партией». Она ставила своей целью «свержение Советской власти и установление в стране фашистской диктатуры…» «Партия» якобы сумела объединить в своих рядах «различные националистические элементы на платформе общности интересов борьбы с Советской властью»[161].

Помимо этого арестованные ученые обвинялись в «создании повстанческих ячеек» и «намерении убить Председателя Совета народных комиссаров В.М. Молотова». По материалам следствия выходило: активность антисоветской деятельности большинства участников «РНП» пришлась на период проведения коллективизации и ликвидации кулачества. В данных условиях участники «РНП» находили «положение старой русской интеллигенции безнадежным… удельный вес, которой в обществе… потерян окончательно»[162]. И как результат — стремление искать выход в создании некоего «национального фронта для активной борьбы и свержения Советской власти». Конечно, большинство арестованных по этому делу «особо не жаловали» советскую власть, но тем не менее они и не помышляли о какой-либо вооруженной борьбе против существующего в стране государственного строя.

Основными зачинщиками создания «Российской национальной партии», по мнению Люшкова и его «коллег», выступили эмигрантские контрреволюционные силы — так называемый, «Русский фашистский центр». Руководителями этой мифической организации, якобы осевшей в Вене и Праге, чекисты «назначили» выдающихся лингвистов, теоретиков мирового языкознания — князя Н.С. Трубецкого и P.O. Якобсона. Следственная «бригада» (в которую кроме Люшкова вошли М.А. Каган, С.М. Сидоров, В.П. Горбунов и другие сотрудники 2-го отделения СПО ОГПУ) сумела в короткий срок принудить большинство арестованных по этому делу к признательным показаниям. Из архивных документов более позднего времени становится ясно, какие методы шли в ход для выбивания необходимых признаний. Грубость, запугивание, игра пистолетом перед лицом, лишение сна, «конвейеры», карцер, избиение отдельных подследственных — это лишь небольшой перечень способов «доведения до ума», которыми активно пользовались и Люшков, и его помощники[163].

29 марта 1934 года Коллегия ОГПУ СССР вынесла свое решение по делу «Российской национальной партии». Большинство обвиняемых получили от трех до десяти лет исправительных лагерей, несколько человек приговорили к ссылке. Смертных приговоров не было, лишь один из подследственных, освобожденный под подписку, покончил жизнь самоубийством, еще один арестант заболел и умер в период следствия в больнице Бутырской тюрьмы. В 1957 и 1964 гг. все осужденные по делу «РНП» были реабилитированы, большинство из них посмертно.

В 1933 году практически все украинские чекисты (И.М. Леплевский, Я.В. Письменный, М.К. Александровский и другие) были вынуждены вернуться вместе с Балицким на Украину. Люшков оказался в числе тех немногих «украинцев», кто прижился в Москве и даже сделал успешную карьеру, став заместителем Молчанова. У Генриха Самойловича имелись весомые причины не возвращаться в Харьков (тогдашнюю столицу Украинской ССР). Одна из возможных — это нездоровый моральный климат среди руководящих украинских чекистов (пьянство, моральная распущенность и т. д.). Все это претило молодому и скромному Генриху Люшкову.

«Украинцы» уезжали из Москвы недовольными. Их отъезд напрямую связывали с межклановой «войной», идущей в центральном аппарате ОГПУ между Балицким и Акуловым, с одной стороны, и Менжинским и Ягодой — с другой. Балицкий был недоволен своим положением третьего заместителя председателя ОГПУ, он считал, что должен занимать более крупное самостоятельное положение. «Война» оказалась проигранной для Балицкого и его «команды». Главным виновником своего поражения «украинцы» считали первого заместителя председателя ОГПУ И.А. Акулова, оказавшегося человеком мягким и нерешительным для жесткой подковерной борьбы.

Из «украинского набора» 1931 года в СПО ОГПУ, кроме Люшкова и Кагана, осталась еще и Э.К. Каганова-Судоплатова. Если ее муж П.А. Судоплатов в 1933 году перешел на работу в Иностранный отдел, то Эмма Карловна сохранила свою верность «спошной» работе. В Секретно-политическом отделе она продолжала работать по «линии культурного и литературного фронта».

Тем временем на Украине в среде прежних коллег-чекистов Люшкова назревали драматические события. По возвращении В.А. Балицкого и его сотрудников из Москвы где-то в конце 1933 года произошел конфликт между Балицким и его «правой рукой» Леплевским. Причиной разлада, возможно, стала неспособность Балицкого «закрепиться» в Москве, в результате чего «его люди» тоже потеряли свои руководящие посты в столице.

Близкие лично Леплевскому сотрудники Д.И. Джирин и А.Б. Инсаров стали вести среди работников ГПУ Украины разговоры, «заявляя, что все успехи ОГПУ в оперативной работе являются результатом оперативности Леплевского». Эти разговоры дошли до Балицкого. Руководитель украинских чекистов и так пребывал в плохом состоянии духа. Перевод на Украину тяжело отразился на его настроении, он «…считал себя незаслуженно обиженным». В узком кругу приближенных Балицкий постоянно твердил, что он уже «…перерос «украинский масштаб«…в качестве председателя ГПУ УССР… дальше сидеть не может, но двигаться… ему не дают». И на этом фоне еще один удар, но уже со стороны своего, как казалось, верного сторонника. Балицкий добился изгнания Леплевского с Украины[164].

Развитие событий приобрело прямо-таки драматическую окраску: «Во время отъезда Леплевского на вокзале никого из провожающих не было, кроме М.Е. Амирова-Пиевского. Леплевский к нему обратился в озлобленном тоне со следующими словами: «Я, мол, уезжаю из Украины, но еще сюда вернусь и рассчитаюсь со всеми…»[165]. Так, совсем в «миргородской манере» жестоко поссорились два бывших украинских покровителя Люшкова…

Происходившие на Украине события никоим образом на тот момент не затронули Люшкова. Он продолжал продвигаться по карьерной лестнице в центральном аппарате ОГПУ-НКВД. Так, занимая пост заместителя начальника СПО ОГПУ-ГУГБ НКВД, он принимал самое активное участие во всех крупных делах сталинского НКВД: «Кремлевского дела», «Ленинградского террористического центра» (1935 г.), «Террористической группы в Кремле» (1935 г.), «Троцкистско-зиновьевского объединенного центра» (1936 г.)[166].

Особенно заметную роль в судьбе Люшкова сыграло его участие в ленинградском следствии по делу об убийстве С.М. Кирова. Прибывшие в Ленинград в составе партийно-правительственной группы чекисты выполняли в следственной бригаде вполне определенные обязанности. Так, заместитель наркома внутренних дел Я.С. Агранов вел общее руководство следствием и временно исполнял обязанности начальника УНКВД по Ленинградской области. Начальник Оперативного отдела ГУГБ НКВД К.В. Паукер ревизовал систему личной охраны убитого партийного руководителя. Люшков (Молчанов оставался в Москве) должен был заниматься политической подоплекой преступления. А именно эта сторона дела более всего интересовала Сталина и заместителя председателя КПК при ЦК ВКП(б) Н.И. Ежова, «курирующего» следствие и направившего его в русло деятельности «зиновьевской оппозиции». По-видимому, Люшков так же, как и Агранов, сразу же понял и принял замысел Сталина и Ежова обвинить в убийстве оппозицию. Это не сразу сделал Ягода, что, в конечном счете, повлияло на решение Сталиным его судьбы. Правильно «сориентировавшийся» в данной ситуации Люшков был сразу замечен и завоевал симпатии Ежова, в недалеком будущем — секретаря ЦК ВКП(б) и наркома внутренних дел СССР. Упоминание Я.С. Аграновым имени Люшкова на февральско-мартовском (1937) пленуме ЦК как чекиста, сотрудничавшего с Ежовым, это косвенно подтверждает[167].

На XVII съезде ВКП(б) в феврале 1934 года был избран новый состав ЦК. Его полноправными членами, сравнявшись своим партийным статусом с Ягодой, стали председатель ГПУ УССР (с июля 1934 года — нарком внутренних дел УССР) В.А. Балицкий и бывшие видные чекисты — секретарь Северо-Кавказского крайкома Е.Г. Евдокимов и секретарь Закавказского крайкома партии Л.П. Берия.

В декабре 1934 года, после убийства С.М. Кирова, значительная часть ответственности за случившееся была возложена на действующего главу НКВД СССР Ягоду. Тот прекрасно понимал, что в таком случае у Балицкого, члена ЦК, наркома внутренних дел второй крупнейшей республики Союза и бывшего зампреда ОГПУ, появились реальные шансы занять его место. Пожалуй, единственным «темным пятном» на репутации Балицкого было обнаружение в июне 1934 года грубых нарушений финансовой дисциплины в НКВД УССР.