Читаем без скачивания Самый страшный зверь - Артем Каменистый

— Керита! Беги! Быстрее! Беги! Беги!!!

— Беги! Беги! Беги! — начала скандировать троица. — Не стой! Беги! Давай же!

И Керита побежала.

Слишком медленно. Слишком. И не пытаясь затруднить стрелку прицеливание.

— Зигзагами! Не надо прямо!

— А мальчишка соображает, — хмыкнул Бартолло, поднимая арбалет.

Вложив болт, зафиксировал хвостовик прищепкой, веселым голосом спросил:

— Куда изволите?

— А куда сможешь? — вопросом на вопрос ответил убийца Фроди и Бруни.

— Даскотелли, я могу с такой мишени муху снять. Она ведь не бежит, а плавает в сметане. Еще и упала. С виду вроде тощая, а на деле корова коровой. Давай в почку. В левую. Сойдет?

— А мне без разницы.

— Сразу не помрет. Спорим на пять монет, что кричать не будет? Просто упадет и обмочится?

— С тобой спорить все равно что подарки дарить.

— Ну давай хоть на монету забьемся.

— Зигзагами! — хрипел Дирт.

На шею его наступили тяжелым сапогом, высоко поднять голову он не мог и видел лишь лодыжки Кериты, непозволительно медленно мелькавшие на подъеме.

И еще он видел тень от лука, установленного на прикладе. Самострел, или арбалет — лэрд Далсер рассказывал о таком оружии.

— На монету? Ну давай, хрен с тобой. Вот ведь пристал.

— Галлинари, а ты как?

— Ты и с друга монету сшибить хочешь?

— Дружба дружбой, а монета лишней не будет.

— Давай лучше поспорим, что я тебе сейчас такого пинка дам, что ты в воздухе два раза перевернешься! Нашел дурака с тобой на выстрел спорить!

— Зигзагами, вдоль кручи! — продолжал орать Дирт.

Его не слушала не только Керита, но и эта троица. Даже бить перестали, увлекшись спором.

— Ладно, Даскотелли, ты даешь монету, если я ей попаду в левый бок и она не станет орать. Просто упадет и будет корчиться в своей моче. Так?

— По рукам.

— Ну смотри теперь.

— Керита!!! — в очередной раз, разрывая горло и ясно при этом понимая, что все зря, закричал Дирт.

Звук выстрела арбалета не походил на работу лука. Отрывистый стук, тело стрелка шатнуло отдачей мощного оружия. Керита, тонко вскрикнув, упала лицом на землю, раскинув руки в стороны.

— Она заорала! — торжествующе заявил Даскотелли.

— Да разве это крик? Мышкой пискнула, не считается.

— Еще как считается, Бартолло, гони монету.

Теперь Дирт видел не только ноги Кериты. Он видел ее всю. И видел короткий хвостовик стрелы, торчавший из ее левого бока, будто мачта на корабле, который привез на их безмятежный берег эту мразь. Правая ладонь девушки с силой сжала пучок травы, но она не пыталась встать или хотя бы уползти.

Дирт был охотником и знал, что это означает. Он кричал, но изо рта не вырывалось ни звука, лишь тянулись нити насыщенной кровью слюны. Убийцы продолжали спорить, но их слова пролетали мимо его сознания.

— Галлинари, вот скажи, по-твоему, это крик был?

— Никакой не крик.

— Бартолло, твой дружок мало того что одноглазый, так еще и глух, как дед моего прадеда. И ты тоже, раз такое говоришь. Слышал ведь, она кричала. А уж громко или тихо, это уже кому какое дело? С тебя монета, или всем пойду расскажу, что ты позорный балабол, не отвечающий за свои слова.

— Даскотелли, не надо так горячиться. Да, она успела что-то там вякнуть, но ведь звук совсем слабенький был. Просто из груди воздух выбило. Болт арбалетный лупит не хуже кувалды, сам же знаешь, тебя прошлой зимой приласкало в нагрудник, возле той поганой рыбацкой деревеньки. Кричал разве? Бах, и воздух из горла прочь, со свистом, а не криком.

— Я слышал крик, а не свист, — настаивал на своем убийца Фроди и Бруни.

— Давай так. Повторим еще раз. Если будет крик, я дам тебе целых три монеты. Если крика не будет, с тебя тоже три.

— За дурака меня держишь?! А в задницу поцеловать не хочешь?! Взасос?! Отдавай монету, и квиты!

— Ладно, я отдам три, а ты одну, если все будет тихо.

— Бартолло, тебе ум прочистить надо, совсем засорился. Какой крик? Эта курица уже почти дохлая. Она и пискнуть не сможет.

— Так пацан есть, на нем и проверим.

— Мы ему навалять успели, никуда не годен.

— Негоден? Да он просто испугался, и все. Дмарты — те еще трусы.

— Трусы? Да они убили Хлагенса, и убили быстро.

— Не мальчишка убивал, а мужики постарше. Вон, двое их. Может, чужаки или разозлились сильно.

— Злые дмарты? Шутишь?!

— Ну они здесь совсем дикие…

— Я видел глаза мальчишки, он звереныш. Лежит тихо только потому, что ребра ему пересчитали. Не побежит он.

— Даскотелли, ну давай я дам пять монет, а ты отдашь две. И это при условии, что он побежит бодро.

— Одну.

— Я уже кучу уступок сделал, а ты все упираешься.

— Отдавай деньги, и хватит меня уговаривать.

— Жадные упрямцы долго не живут! Ну хрен с тобой, пять против одной. Эй ты! Пацан! А ну бегом поднялся! Бегом сказано!

Слова убийц проходили мимо сознания. Дирт лежал не шевелясь и не отводя взгляда от Кериты. Когда его грубо вздернули, подняли, не сразу напряг ноги, они подкосились, и он едва не упал.

— Ну вот! Стоять даже не может! Куда ему бежать?!

— Сейчас побежит. Он просто дурачок, вон глазенки будто у теленка. Вообще не понимает, что к чему.

Арбалетчик подвел к глазам Дирта ладонь и начал водить ею из стороны в сторону. Не понимая, для чего это делают, и не горя желанием понять, тот вспыхнул нехорошим, ни разу еще не изведанным чувством и неожиданно для самого себя сочно сплюнул на руку.

Бартолло, стряхнув с ладони сгусток красноватой слизи, довольно заржал, а одноглазый его поддержал и добавил:

— Видали? И правда, звереныш. Даскотелли, неужто сомневаешься, что он побежит как следует?

— Пять монет. Пять монет, если на бегу снимешь его без звука. И чтобы никаких мышиных писков. Ты все понял?

Бартолло, криво ухмыляясь, кивнул, нагнулся, ловко взвел оружие и, крутанув между пальцами короткий болт с игольно-острым наконечником, указал им в сторону леса:

— Беги, пацан. Добежишь, будешь жить. А нет, останешься валяться с железом в почке. Как эта девчонка.

Дирт, отведя полный ненависти взгляд, посмотрел на Кериту, потом опять на арбалетчика.

— Беги! — повторил Бартолло, небрежно укладывая болт в выемку.

— Беги как следует, я на тебя деньги поставил, — заявил Даскотелли, указывая в сторону леса окровавленным топором.

— Беги, — подмигнул единственным глазом Галлинари. — Беги давай.

Дирт обернулся, стараясь не смотреть на Кериту, оценил предстоящий забег. Со стороны моря подножие Сторожевого холма на всем протяжении было обрезано обрывом разной высоты и крутизны. Здесь он был не столь впечатляющ, как возле мыса, где остался уже никому не нужный кит, но мчаться придется вверх по склону, причем последние шаги, перед заросшей кустарником опушкой, будут самыми трудными. Там придется помогать себе руками. И все это не более чем в полусотне шагов от арбалетчика, прекрасно умеющего обращаться со своим оружием.