Читаем без скачивания Зал ожидания (сборник) - Юрий Гельман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Петухов уже не видел, как в истерике металась по берегу Аля, и как бросился в воду невесть откуда взявшийся Талды-Булдыев. Набегающие волны, как о скалу, бились о его грудь, раскалываясь пополам.
Прибежали ещё какие-то люди, но их помощь была не нужна. Через несколько минут тюменский богатырь уже выходил из воды. На его руках лежало, а точнее, висело, как мокрая тряпка, белоснежное тело Петухова. Выйдя на сухое место, Талды-Булдыев поднял тело за ноги и держал на весу, пока изо рта, из ушей и из носа не перестали течь грязные струйки. Попытки откачать утопленника, искусственное дыхание и массаж сердца ни к чему не привели. Петухов был тих и беззащитен – как покойник.
Вызванный кем-то фельдшер, от которого пахло спиртом, после недолгого осмотра констатировал смерть.
* * *– Дурак! – сказал Талды-Булдыев. – Какого чёрта было лезть в воду, когда не умеешь плавать? По-дурному погиб…
Был вечер. Шторм утих. Небо постепенно прояснялось, и в редких пока островках чистоты радостно поблескивали звёзды.
Они сидели на скамье возле медпункта, и Аля рассказывала буровику подробности.
– Да, ты бы достал, ты бы смог, – задумчиво сказала она. – Но Лёня – другое дело. Он из-за меня… Влюбился, как мальчишка… Глупо-то как, господи!
Талды-Булдыев длинно, будто непонимающе, посмотрел на неё.
– Он что, о любви с тобой говорил? Объяснялся?
– Да, говорил, – сказала Аля, закрывая лицо руками. – И объяснялся. Я поеду с ним в город, я должна это сделать.
Талды-Булдыев долго молчал. Потом, взяв женщину за руку, он глубоко вздохнул.
– Я завтра уеду, – сказал он. – У меня еще две недели отпуска осталось. Думаю в Крым теперь махануть. Ты в следующем году приедешь сюда? Может, договоримся…
– Сюда?! – Она взглянула на него презрительно. – Никогда! Теперь – никогда! Чтобы вспоминать?.. Сеня, Сеня… И вообще, знаешь, что-то перевернулось во мне. Это Лёня сделал, это он. Я тебе не говорила, да и зачем тебе это, у меня ведь есть дочь. Она в пионерском лагере. А ты знаешь, сколько сейчас стоят детские вещи? Да и вообще всё… Здесь на базе, я уже четвёртый год подряд. Июль – мой месяц. И в каждом заезде кто-то вроде тебя…
Она замолчала, отвернувшись.
– А потом? – спросил Талды-Булдыев тихо и вдумчиво.
– Потом школа. Я же в младших классах. Это кошмар, знаешь, сколько работы! А зарплата… Вот так и живу: от лета до лета.
Они помолчали.
– Я сейчас, – сказал буровик, поднимаясь. Он ушёл в темноту, оставив Алю одну возле медпункта, где на жесткой коричневой кушетке лежало холодное тело Петухова.
«Как ничтожна человеческая жизнь, – размышляла она. – Только что ты был полон сил и энергии, говорил о любви и вдруг – в одно мгновение – ничего нет, ничего нет и никогда уже не будет… Как несправедливо…»
– Аля, это я, – сказал Талды-Булдыев, вынырнув из темноты и подсаживаясь. – Вот, возьми.
С этими словами он передал ей плотный свёрток.
– Что это?
– Это на похороны и тебе, – сказал он твёрдым голосом. – Тут хватит.
Аля расплакалась.
– Спасибо, Сеня…
– Ну что ты, что ты. – Он обнял Алю за плечи. – Мама у него старенькая, ты там как-то постарайся, а? Успокоить, то да се, понимаешь?
– Больше никогда я сюда не приеду, – тихо сказала она.
Утром в вызванную из города «Скорую» погрузили окоченевшее тело Петухова, его вещи. Кроме Али в машину сел завхоз – как представитель администрации базы отдыха.
Заплаканное, постаревшее лицо Али вызывало сочувствие у отдыхающих.
– Боже мой, боже мой, – шептала одна старушка, – вот ведь горе-то какое! Называется: отдохнула семья…
После завтрака пропустившие день из-за шторма все отдыхающие потянулись на пляж.
Из распахнутых ворот базы выкатил белый «Рафик» с красными крестами на боках и, петляя по побережью, выбрался на трассу. Здесь водитель переключил скорость, и машина помчалась в город, подальше от моря, от песка, от солнца – навсегда увозя отсюда Лёню Петухова, так и не успевшего в это лето загореть.
Николаев 1993–1995 г.Руди
Дождь шел второй день.
Небо будто переломилось, и из трещины, которую не способно было запаять октябрьское солнце, сочилась вода. Капли падали отвесно и тихо, будто кто-то держал над городом огромный дуршлаг – от горизонта до горизонта. Земля давно напилась: все поры, все ее капилляры были заполнены влагой. Мокрая трава улеглась под тяжестью воды, деревья понуро опустили ветви.
«Господи, как же там Руди?»
Весь день Саша думал только об этом. Зеленый троллейбус с номером 3125, разбрызгивая грязь передними колесами, в очередной раз пришвартовался к остановке. Из окна хорошо было видно суетящихся людей, зонты над которыми раскрывались или складывались. «43 минуты», – отметил про себя Саша. – «Задержался где-то. Предыдущий круг был на две минуты меньше…»
С самого утра он прилип к окну и, уцепившись за зеленый троллейбус, отмечал продолжительность его маршрута. Спутать этот троллейбус с другими было невозможно. На его борту большими желто-красными буквами был нанесен трафарет фирмы ULKER, а среднее боковое стекло заменял кусок вздутого наружу картона. «Обидно тому, кто сидит у этого окна, – подумал Саша. – Не видно улицу».
Было около пяти. В комнате становилось сумрачно. Саша оторвался от окна, прошел на кухню, порылся в аптечке. Руки и ноги были будто чужими, голова отяжелела, налитая чугуном температуры. Растворив «Эффералган» в чашке, он торопливо размешал его ложечкой. Потом проглотил двести грамм пузырящейся влаги, раздавив зубами оставшийся от таблетки комочек.
«Как же там Руди?..»
Пробежал глазами программу, включил телевизор, дал ему нагреться, и выключил. Старый диван с привычным протяжным вздохом принял усталое, больное тело хозяина, забившегося в угол. Покрывало сползло со спинки, и Саша не стал его поправлять, укрывшись под самый подбородок и сложив ладони на груди. Ломило под лопатками. Было больно и неуютно в теле и пусто, до вакуума пусто на душе. И одиноко…
Саша закрыл глаза, попытался вспомнить, когда он ел в последний раз. Зачем?.. Просто что-то шевельнулось под ложечкой и затихло. «Странно, – подумал он еще, – я совсем не голоден».
В подъезде на лестнице раздались голоса. «Пошли с работы, и опять лифт где-то застрял», – решил Саша.
Вдруг какое-то парнóе облако окатило его с головы до ног, разбросало по телу тысячу иголочек – не колючих, так, щекотных, – и прошло.
«Как ты там, Руди?»
Эти дни – как созвездие Южный Крест,к которому я приколочен разлукой,и Судьбою, как бабою близорукой,не замечен и брошен…Хотя окрест –тысячи лиц – чужих, незнакомых –снуют в беспокойном хаосе дня,не слыша меня, не видя меня.Что происходит? – наверное, кома.
* * *Соседский ротвейлер Фред был грозой всего района. На два сантиметра превышая стандарт по росту, он выглядел худее других кобелей, однако в силе и выносливости не уступал никому. Овчарки, доберманы, даже бультерьер Руф обходили его стороной. Точнее, их владельцы, зная агрессивный характер Фреда и завидев его издалека, уводили своих собак в сторону.
По словам же хозяина, в доме милее и добрее существа нельзя было пожелать. Однако, выходя на прогулку, Фред будто переключал в себе какой-то рычажок, и нетерпимость по отношению к другим кобелям выступала у него на первый план.
– Ты знаешь, – говорил хозяин Фреда Саше, когда они встречались на улице, – ей-богу, лучше бы было наоборот. Гуляя с ним, я испытываю жуткий дискомфорт, поскольку вынужден вертеть головой во все стороны. И стоит мне увидеть чужую собаку позже Фреда, нам уже трудно избежать драки. Другие-то не понимают его и подбегают поиграть, а мой зверь становится неудержим. Ты же знаешь, сколько у меня было неприятностей?
– Знаю, – сочувственно вздыхал Саша. – Однако все равно хотел бы такую собаку.
– Да брось! Ты не представляешь себе, что это такое!
Откуда мог знать хозяин Фреда, что у Саши дома – гора литературы по собакам всех пород: справочники, пособия, фотографии… Откуда было знать хозяину Фреда, что с детства Саша прикармливал бездомных дворняг, часто приводя их в квартиру, о чем сердобольные соседи не раз докладывали его маме. И откуда было знать хозяину Фреда, что много лет Саша мечтает приобрести собаку – именно ротвейлера! – существо, способное скрасить его холостяцкое одиночество.
Родителей у него уже давно не было. Жизнь, как мозаика, сложилась как-то несимметрично, кособоко. А Оля… Что Оля? Это совсем другая история…
Приезжая по выходным на рынок, Саша неизменно сворачивал в «собачьи» ряды, высматривая щенков, интересуясь ценами. И каждый раз все знакомо повторялось. Потом он быстро уходил, покупал продукты и возвращался домой – расстроенный и по-прежнему одинокий. Что тут поделаешь?..
