Читаем без скачивания Мистер Фермер. Ветра великих перемен! - Focsker
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сейчас Кровавый Кузнец на пике силы, у него нет конкурентов, и ослабить его можно лишь ты сама, переманив его избирателей на свою сторону… хотя, вроде их не избирателями звали, как же там… ладно, не важно. Короче, говоря твоими словами, ты должна занять другую, пустующую чашу весов, стать светом, коего не видел этот мир. Просто сделай это и люди… зверолюди потянутся к тебе.
— Я ведь и пытаюсь! — Возразила мне Эсфея. — Только ты не хочешь помогать мне, не хочешь, чтобы твои жители молились на меня…
— Совсем дура? Это не я должен их заставлять, это они сами должны уверовать в тебя и приходить, просить твоего совета или помощи. — Выдал я и древняя, недовольно скрестив руки под грудью, выдала:
— Делать мне нечего… Это работа ангелов, причисленных к лику святых и проповедников, моя задача созидать миры, поддерживать баланс и защищать их…
— И чё, созидается, защищается? Ты даже дочь свою спасти не можешь. Опомнись, Эсфея, ты не в том положении о котором говоришь. Нет у тебя под боком твоих ангелов и пресвятых, нет последователей и проповедников. Тебе придётся испачкать руки, начать всё с нуля, с самых первых шагов, с низов. Если конечно, Астаопа хоть что-то для тебя значит, и ты всё ещё хочешь её спасти…
Тыкнув в последнее, надеясь пробудить в той хоть какие-то материнские инстинкты, попал прямо в точку. Мой тон и моя подача очень не понравились Эсфее, та прям взорвалась праведным гневом, обещая покарать меня. Что ж, век человека недолог, и я почему-то уверен, до того момента, когда этой дуре удастся накопить достаточно силы дабы покарать меня, пройдёт не одно столетие, а быть может и тысячелетие. А потому пускай злится, бурчит и наконец-то начинает вести себя как хороший, заботливый и понимающий смертных бог.
Желая доказать мне и, наверное себе самой, что способна сама создать пантеон в чужом мире, Эсфея, чувствуя, что я начал подмерзать на улице, приглашает меня в свой храм на обсуждения некоторых аспектов. Мельком, прям на её пороге, промеж ледяной корки замечаю образовавшееся протаявшее пятнышко, из которого, прям из бруса, пробивался какой-то тоненький, покрытый золотым сиянием стебелёк. То помутнение в её глазах, которое она спрятала отвернувшись, было ничем иным, как попыткой спрятать слёзы. Слёзы, от коих даже мертвое дерево вновь получало право на вторую жизнь. Эсфея, она способна дорожить кем-то на столько сильно, что даже плачет? Быть может, душонка её смердящая гордыней, куда более теплая, чем кажется на первый взгляд.
За расспросами о том, в чём сейчас нуждаются местные «верующие», как с ними лучше общаться и чего не стоит делать, невзначай цепляю тему храма и того, почему Эсфея не может сделать его себя сама.
— Храм — своего рода подношение, признание существования бога. — Пояснила Эсфея. Светлые боги, самолично не могли заставлять людей верить в себя, не могли заставить их захватывать храмы и порабощать другие народы, восславляя их. На подобное, сея в мире хаос и разрушение, существ всегда толкали демоны. Любой светлый бог, призывавший к этому своих последователей, тут же подвергся бы небесному суду и, с вероятностью в девяносто девять процентов, был бы признан тёмным. А против тёмного захватчика в светлом мире, желая разделить его территории, вполне законно, могли восставать и объединиться другие светлые. Это же правило работало и в обратную сторону.
Обмозговывая данную информацию, обещаю Эсфее сделать вместо креста над храмом, её каплю. Так же, для её личного удобства, заполнить пустоту храма хоть какой-то мебелью, естественно не за просто так. Когда глубокая ночь усыпляюще стала действовать на моих стражников, а я, разобравшись с печью, думал, как побыстрее свалить домой, внезапно голову мою посетил ещё один важный вопрос:
— Эсфея, а что мешает Кузнецу сплотить силы тьмы и прищучить нас. Ну… прихлопнуть тебя, меня, Астаопу одним ударом. Мы же в его мире, как на ладони, наверное?
— Пакт. — Усевшись на голом полу у огня, ответила женщина. — Уговор, заключённый Астаопой, Кузнецом и с упоминанием имени Его, как Карающей проигравшего длани. Даже Древний не посмеет вторгнуться в этот мир, нарушая Пакт, пока спор не завершён. А если и осмелится, то подвергнется страшному наказанию, и небывалому для богов риску… — Ответила богиня.
— Тогда я не понимаю, что здесь делаешь ты? — Словив себя на мысли, что пялюсь на её длинные, блистающие от огня печи волосы, на оголённую спину и прижатый к полу зад, спросил я. Глядя на меня через плечо, Эсфея, заметив как я смутился, так же отводит взгляд в сторонку.
— Будь в тебе столько же ума, сколько и похоти ты бы понял… хотя ладно, скрывать мне всё равно уже нечего. — Пасом руки, богиня, словно снимая прикрывавшую тело маскировку, демонстрирует огромную, чёрную рану на своём животе и расползающиеся от неё, во все стороны почерневшие вены.
— Я нарушила правило, потому что мне уже не было чего терять. Теперь я не просто ранена, но ещё и смертна. Боги не влезут в этот мир, потому что, при нарушения Пакта, утратят своё бессмертие и контроль над вечностью. Никто из богов в здравом уме не пойдёт на такие риски, никто, даже сам Кузнец не осмелится кинуться в столь опасный омут. А вот его приспешники, фигуры незначительнее Пешки, с лёгкостью рискнут своими жизнями лишь ради того, чтобы обрести статус повыше. Как только они сломают наложенную мною печать, эти твари, обладающие значительной по местным меркам силой, хлынут в этот мир с одной лишь целью уничтожить меня. Они не посмеют вмешаться в дело Астаопы и её личного контракта с Кузнецом, но вот другого нарушителя, именно меня, ничто им не помешает устранить.
Пока, меня не посещали видения о проникающих через барьер темных сущностях. Только, это может случиться в любой момент, да и всегда есть шанс, что какая-то из них, изначально пряталась, или рыскала в этом мире. Потому, сейчас у меня ещё есть немного времени на зализывание ран, на восстановление, и, когда я почую опасность, или неумолимое приближение гончих Кузнеца, я непременно уйду. Я вижу, ты не станешь для меня сосудом, не отдашь тело и душу, а потому более и требовать от тебя этого не буду. Раз тебе здесь так нравится,