Читаем без скачивания Стрелецкая казна - Юрий Корчевский

— Не иначе, как про любовь.

Короче, вечер удался, и к своему удивлению я обнаружил, что и авторитет мой сильно вырос. А как же — мечом каждый третий владеть может, а песни петь — туго с этим было. Нет, песни пели, но частушки или напевные, хороводные, чаще — жалостливые, или песни-былины, иногда нескладные.

ГЛАВА IV

Жизнь в нашем семейном гнездышке стала потихоньку налаживаться. Я работал у Ивана, и жена моя, Елена, пристроилась там же — портнихой. В немногие свободные дни я постепенно перетаскивал ценности из затопленного сундука в дом. Когда все золото и серебро в виде изделий перекочевало в мой сундук, я попробовал прикинуть вес. Ого! Не меньше двух пудов золота и трех — серебра. Наверное, столько богатства не было и у Крякутного.

Часть серебра я решил переплавить, сделав подобие гривен. В торговле в ходу были медные и серебряные монеты, золото — совсем редко.

Я построил во дворе из камней подобие маленького горна, соорудил меха и, прикупив угля, приступил к работе. Под уголь наложил наколотой лучины, затем — сухой мох, и только потом стал чиркать кресалом. Медленно загорелась лучина, вспыхнул мох, и очень неохотно загорелся уголь. Длительная, однако, процедура.

Выждав, когда уголь загорится, я стал поддувать воздух мехами. Пламя заревело, и серебро начало плавиться. Вылив в приготовленную форму расплавленный металл, я с удовольствием потом подержал в руке еще теплую отливку. Конечно, были дефекты — как заниматься литьем, я еще толком не знал. Счистил ножом облой — получилось совсем неплохо. Гривна выглядела, как настоящая — да она и была настоящей, из полноценного серебра. Взяв на денек у Ивана гривну, я подогнал свою по весу. Можно сказать — готово.

Через несколько дней я решил повторить плавку. Наложил в горн угля, взялся строгать лучину из сухого полена… Пальцы стало покалывать: так бывает когда отлежишь руку. С чего бы это? Чувствительность сохранена, но у кончиков пальцев раздается легкое потрескивание — такое бывает, когда снимаешь шерстяную вещь. Отойдя на пару шагов, я глубоко вздохнул; отбросив посторонние мысли, сосредоточился и протянул правую руку к горну. Раздался треск, с пальцев соскочил клубок синего пламени и ударил в горн. Уголь мгновенно вспыхнул — даже без горящих лучин и мха. Я подул на слегка обожженные пальцы — кончики их покраснели. Ни фига себе! Так ведь можно попробовать поджечь и что-нибудь другое.

Не откладывая в долгий ящик, я выбрал из поленницы чурбачок, поставил его посреди двора и, отойдя на пять шагов, попробовал выбросить из руки огонь. Получилось! Чурбачок вспыхнул, как будто облитый бензином.

Я решил усложнить эксперимент. Сунул горящий чурбачок в бочку с водой. Зашипев, огонь погас. Я вновь поставил мокрый чурбачок посреди двора, отошел на десять шагов. Снова швырнул огонь на чурбачок. Снова получилось. Мокрый чурбачок загорелся уже не так охотно — поверхность его была сырая, но все равно вспыхнул. Здорово! И кресала с кремнем с собой возить не надо, захотел — развел огонь, или… пугнул кого надо.

По совету Ивана я решил обзавестись своим делом — все-таки семейный человек, не стоит надеяться только на заработок охранника. Несколько дней размышлял, за что взяться. Торговать — нет у меня к этому склонности: надо знать цены на товары во всех городах — где товар купить, где выгодно продать. К тому же товар при перевозке в охране нуждается, поскольку каждый недоносок хочет его отобрать. Производить что-либо — так я почти ничего руками делать не умею, не плотник я и не кузнец, не шорник и не гончар. Конечно, если наняться учеником к мастеру — выучусь ремеслу, только ведь этому обычно начинают учиться сызмальства, а не в моем возрасте и не с моими умениями.

После долгих раздумий я нашел только два дела, которые были по сердцу. Первое — открыть школу по обучению боевым искусствам. Но богатые туда не пойдут — им проще нанять умелых охранников, а набрать юношей — так денег у них нет, в основной массе народ не богат. Так что с этим решил повременить.

А вот вторая задумка требовала первоначальных вложений, и состояла она в следующем. Город стоял у слияния двух больших рек — Оки и Волги. Тут всегда находились желающие — купцы, ремесленники, крестьяне, — которым надо было переправиться на другой берег. При отступлении татары сожгли мост, и теперь ловкие люди устраивали переправу на лодках. Это было удобно, когда груз невелик. Я же решил организовать паромную переправу, причем сразу на обеих реках — на Волге, ниже места слияния, и на Оке. В старых советских фильмах я видел такие переправы.

Не откладывая в долгий ящик, я пошел к судостроителям. Частных верфей в городе хватало. На Руси верфи, где строились различные суда, были только в нескольких городах — Архангельске', Великом Новгороде, Пскове и Нижнем. Были верфи и в других городах, но строили мало и в основном — лодки. И здесь я столкнулся с неожиданной проблемой — судно построить или купить готовое — пожалуйста, а паром? Мастеровые глядели на эскиз, слушали объяснения и… отказывались.

— Почему? — спрашивал я.

— Странная посудина — что нос, что корма, руля и мачты нет. Как она плыть будет?

И только один мастеровой, видимо, сидевший без заказов, нехотя согласился. Мы обговорили размеры, цену, я оставил задаток. Звали мастера Сергуня Челнок.

Я регулярно наведывался на верфь. На берегу росло нечто неуклюжее, похожее на прямоугольное корыто.

Когда дело подошло к концу, я нанял людей и построил на обоих берегах по причалу — солидному, из бревен, которые могли выдержать серьезный груз. Плотники сделали два деревянных барабана и надели их на врытые глубоко в землю столбы. Никто не мог понять — зачем? Крутили у виска пальцем — чудит мужик.

Настал день, и Сергуня Челнок под ручку провел меня на паром — принимай, хозяин. Паром был большой, внешне неуклюжий — это тебе не легкие стройные ушкуи или струги. Паром при мне спустили на воду; подняв кучу брызг, он закачался на волнах. Я спустился в трюм, осмотрел — внутри было сухо, течи не было.

— Теперь нагружайте, — скомандовал я.

— Сколько грузить?

— Вес четырех лошадей, телег с грузом, два десятка человек.

— Это считать надо.

Сергуня уселся считать, я считал отдельно. Получалось где-то четыре тонны, или двести пудов. Я распорядился грузить все двести пятьдесят.

— Помилуй бог, у меня столько груза нету. На каждой верфи были мешки с песком весом три пуда — для загрузки судов и проверки остойчивости. Мы покидали все мешки, и для полного веса на палубу взошли десять человек. Паром просел, но чувствовалось, что он может принять и вдвое больше. Вот теперь я отсчитал деньги и попросил за отдельную плату перегнать его к причалу.

За работу взялись четверо мужиков с длинными шестами. Отталкиваясь ими от неглубокого дна, они медленно передвигали паром по воде. Течение реки помогало движению. Я шел по берегу.

Перегон занял почти полдня, пока не ошвартовали паром у причала. Собралась толпа любопытствующих, в том числе и лодочники. Никто не подозревал для себя худого, не понимая, что паром — злейший их конкурент.

На следующий день я нанял постоянную команду, прикупил двух лошадей, привез с торга специально заказанный толстый и длинный канат, который мы с трудом протянули между берегами. Рабочие запрягли лошадей — они стали крутить барабан, ходя кругами, и канат наматывался на барабан. Паром дрогнул и отошел от причала. За полчаса он достиг другого берега. Все, ура! Заработало! Я был горд собой.

Назавтра начали грузовые перевозки. Возчики сначала с опаской заводили коней с телегами на паром, но быстро освоились. Плату я брал небольшую, и вскоре к причалам по обе стороны реки выстроилась очередь из подвод.

Поначалу не все шло гладко, иногда обрывался канат, но постепенно все отладили — рабочие даже притащили бочку дегтя и обильно смазали оба барабана. Переправа стала проходить быстрее. Конечно, приходилось вынужденно прерывать работу, когда шло судно. Тогда паром пришвартовывали у причала, барабан слегка отматывали назад и канат опускали в воду — судно проходило над ним.

Так мне удалось решить вопрос с деньгами — мера сколь вынужденная, столь и необходимая. Каждый день работы парома приносил прибыль, и можно было не беспокоиться о хлебе насущном.

А через неделю у меня произошла интересная встреча.

Было воскресенье, мы с Леной пошли в церковь отстоять заутреню. Еще во время службы я обратил внимание, как из боковой двери дьяк показывает на меня кому-то в глубине темного коридора. Я не придал значения: может, пригрезилось, помстилось, может быть, и не на меня показывали — в церкви парода было много. А выходя со службы под малиновый перезвон колоколов, я на минутку приостановился на ступеньках. Тут меня и взял под локоток монах. Все честь по чести — клобук, ряса черная, крест нагрудный — серебряный, большой, сам опоясан веревкой.