Читаем без скачивания Стрелецкая казна - Юрий Корчевский

— Не ты ли будешь Юрий, назвавший себя Георгием? — Я и есть. А что за надобность?

— Разговор есть, не для всех.

Я попросил Лену не ждать меня и, обиженно поджав губки, она пошла с другими женщинами. Мы отошли в сторонку.

— Знаком ли ты с отцом Никодимом?

Мне сразу припомнилась эпопея, когда мы с Петром оборонялись в монастыре от непонятной шайки, где я взорвал бочонок пороха. Учуял тогда настоятель монастыря, что я — человек не этого времени, и мне пришлось показать ему некоторые мои способности. Как недавно это было и как давно…

— Конечно, помню хорошо, благодарю за напоминание. Жив ли отец Никодим?

— Жив, хворает только сильно.

— Не передавал ли весточку или привет мне? Монах смутился.

— Нет, виделись мы с ним уже давно, более года тому.

— А что привело вас ко мне?

— Длинный рассказ мой, может быть — присядем?

Мы обошли собор, присели на скамейку, и монах поведал мне, что когда-то он служил простым монахом в епархии отца Никодима, однако же был замечен и переведен сюда, в Печерский монастырь.

— Поздравляю с повышением. Монах отмахнулся от моих слов:

— Пустое, все мы в руках Его, — и перекрестился на кресты собора. — Перед отъездом был у нас разговор с отцом Никодимом. Не все мне рассказал настоятель, но совет дал — если пересекутся наши пути, то к тебе можно обратиться, если трудно будет, — и вот я здесь.

— Польщен. Однако же как ты меня нашел? Где монастырь отца Никодима и где я?

— Человек всегда следы за собой оставляет. Слышал я от купцов, как расправился кто-то с нечистью на Муромской дороге, потом дочку купца Святослава из лап разбойничьих вызволил. Мелькнула у меня еще тогда мысль — а не тот ли это Юрий? После татарской осады и в Нижнем люди стали говорить о ратнике, в одиночку спасшем от позорного плена и рабства множество людей русских. Правда, горожане о Георгии говорили — так это же одно имя. Сопоставил и сделал выводы.

Хм, умен настоятель. Анализировать и делать выводы в эти времена могли далеко не все — единицы, продвинувшиеся благодаря уму своему, а не происхождению боярскому или княжескому.

— Так что стряслось — уж прости, не знаю, как тебя называть, настоятель?

— Мое упущение, не хотел раньше времени называться — отец Кирилл. А беда вот какая. Объявилась в наших местах шайка разбойничья. До поры до времени не трогали монахов и послушников, а с лета нападать стали. Поедут монахи в город за провизией, за свечками — а они тут как тут. Оберут до нитки, поизгаляются и отпустят. А две седмицы тому инок Димитрий попробовал на защиту имущества монастырского встать, так и живота лишили. Вот и живем в монастыре, как на острове. Воевода Хабар и слышать о монастыре не хочет, ему де город блюсти надо, и понять его после басурманова нашествия можно. Только и ты нас пойми.

— Понял я, отец Кирилл. Горю вашему помочь можно.

Я замолк, пытаясь сообразить — не предвидится ли у купца Крякутного дальних поездок, где понадобится моя помощь? Настоятель понял мое молчание по-своему.

— Небогат монастырь, однако же по трудам праведным и плата будет.

— Не о плате я сейчас думаю. Мне с нанимателем моим обговорить надо — все же не на себя работаю, хозяин у меня. Отправляйся к себе, отец Кирилл. Как смогу — сразу к вам в монастырь приеду. Найдется в монастыре два-три крепких монаха, которые оружие в руках держать могут?

— Двое найдутся, остальные больше Божьим словом.

— Договорились, жди.

Время выкроить удалось через десять дней. Иван сначала отпускать не хотел, но, узнав, что речь идет о помощи монастырю, согласился.

Собравшись, я попрощался с Леной и выехал на коне. Дорога шла по-над Волгой, потом сворачивала в сторону Гремячего ручья. Я прибыл в монастырь к вечеру — хорошо, что летом темнело поздно.

На стук в двери открылось маленькое оконце в воротах. Выглянувший монах, видимо, был предупрежден и, едва я представился Юрием, открыл ворота, настороженно осмотрел поляну за моей спиной.

Два послушника приняли лошадь и повели в конюшню, а монах проводил меня к настоятелю. Мы сердечно поздоровались.

— Заждался, думал — не приедешь.

— Слово дал — как не приехать!

— Похвально, услышал Господь наши молитвы и послал тебя в помощь. Что делать думаешь?

— Для начала — переночевать, а с утречка дай мне тех двух монахов, что знают, за какой конец меч держать. Хочу посмотреть, каковы в деле они, прошу освободить их от работ.

— Кроме церковной службы, — тут же уточнил настоятель. Меня отвели в молельную келью. Было здесь не по-летнему прохладно, тесно, скромно.

А утром я проснулся от колокольного звона. В монастыре началась служба. После нее меня пригласили в трапезную, представили. Я позавтракал вместе с братией и вышел во двор.

Ко мне подвели двух монахов. С виду — чистые разбойники: оба здоровенные, кулачищи что моя голова.

— Федор, Василий, — представились оба.

— Есть место поукромнее?

— Как не быть — на заднем дворе.

Придя туда, я поставил против себя Федора.

— Бей!

— Зашибу, — честно предупредил здоровяк. — Бей!

Я еле успел увернуться от кулака. Неплохо, но защиты пет. Кулак летит на меня, а живот открыт.

— Бей еще!

Снова кулак летит на меня. Подпрыгнув под него, я ударил в Федора в живот. Несильно, но чувствительно. Монах хватанул раскрытым ртом воздух, но быстро пришел в себя.

Я объяснил обоим, что нанести вред врагу — хорошо, а остаться при этом живым и невредимым самому — просто замечательно, и показал Федору его ошибку. Провел кулачный бой с Василием. Он быстро усвоил урок с Федором и ударить себя не позволил.

После мы попробовали схватку на палках, имитируя мечи. Неважно — можно сказать, плохо. Удары сильные: если такой молодец попадет мечом — развалит надвое, но техники никакой. А фехтовать — мечом ли, саблей ли — за пару дней не научишь. Вот топоры бы им боевые или секиры!

— Есть в монастыре топоры или секиры?

— Должны быть, сейчас у ключаря спросим. Они ушли и вскоре вернулись. Один нес в руке секиру просто скандинавского вида, не иначе трофей, второй — здоровенный топор-клевец.

Я взял из поленницы несколько поленьев, швырнул в Федора.

— Бей!

Удар — и только щепки полетели. Швырнул в Василия — он тоже успел отбить. Так явно лучше, чем палками. Таким молодцам рубящее оружие — самое то! При их силе, помноженной на скорость тяжелого оружия, никакие доспехи противника не спасут. Да и отбить в бою секиру даже мечом очень затруднительно, а иногда и невозможно.

— Кольчуги есть?

— Есть, токмо на нас не налезают.

Понятно, на наших молодцев надо делать специально. Сейчас это просто невозможно — долго очень.

Я уже придумал, как выманить на себя банду. Надо выехать из монастыря на повозке в сторону Нижнего, как всегда делают монахи. Мне, чтобы не выделяться, тоже надо надеть рясу послушника. Оружие — в телегу, слегка прикрыть сеном. Вот щиты брать нельзя — их сразу видно, шлем на голову тоже нельзя. Кольчугу свою я взял — ее под рясой не видно. А там уж как повезет.

Я рассказал про план Федору и Василию. Им моя задумка понравилась, и я направился к настоятелю. Отец Кирилл был не в восторге оттого, что я надену рясу, но вынужден был согласиться.

Свободных дней у меня было немного, поэтому выезжать решили завтра утром. Выехали на пустой желудок: есть перед боем — плохо, при ранении в живот шансов выжить у сытого значительно меньше.

В телегу положили оружие — саблю, секиру, топор. Когда выехали, я предупредил монахов:

— Вы, главное, слушайте меня и прикрывайте мне спину, от меня не отрывайтесь. И еще: что бы ни происходило — не пугайтесь.

— Ты нас, Юрий, не пугай.

Мы отдалились от монастыря на версту, и, когда телегу затрясло на корнях деревьев в глухом лесу, на дорогу перед нами вышли разбойники. Именно — спокойно вышли, а не выбежали. Уверенные в своей силе: как же, на троих — целый десяток.

— Разобрали оружие, — тихо сказал я.

Монахи похватали оружие, но продолжали сидеть на телеге. Я обернулся: сзади еще пятеро, поигрывают дубинами, мечами, у всех на губах гадливые улыбки — ну ровно наши недоросли на улицах после «Кл и некого». Что меня больше всего задело, так это их спокойствие. Никаких криков, угроз, приближаются медленно, желая нагнать страху. Вот тут они промахнулись. Главное в любой схватке — дезорганизовать противника, раздавить морально, лишить уверенности в победе.

Я вскочил на телегу во весь рост — надо определить главаря. Вот он — здоровый амбал, наверняка занял место в шайке благодаря немереной силе. С него и начнем.

— Стоять! — заорал я.

Резко выкинул вперед руку и швырнул в него огонь. Раздался треск, как при электрическом разряде, синий сгусток огня ударил в главаря, и тот вспыхнул. Занялось сразу все — волосы, одежда. Мерзавец закричал, стал метаться, пытаясь сбить пламя. Все — и монахи, и тати — замерли, ошеломленные увиденным. Пока они не отошли от шока, я повторил фокус с другим разбойником, явно приближенным главаря, в хорошей одежде и с мечом в руке. Выбросив руку, снова ударил огнем. Второй тать тоже полыхнул сразу, как облитый бензином. От необычного и тем более страшного и жуткого зрелища на татей напало просто оцепенение — глаза повылезали из орбит, челюсти отвисли. Никто не помог горящим, разбойники катались по траве и жутко кричали. Мне кажется — эти крики, просто дикие, животные — еще больше усиливали эффект увиденного. Нельзя терять время.