Читаем без скачивания Основоположник - Валерий Борисович Шаханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но и после сна, рваного и тревожного, Иосиф не сразу узнал благодетельницу. Лизонька, решившая привести логово друзей в порядок, нарядилась в хозяйскую одежду. Маркин долгим удивлённым взглядом рассматривал собственную рубашку, которая парила по квартире в чужом теле.
– Пить воды, – простонал он, и театрально, словно былинный герой на поле брани, приподнял руку, чтобы его заметили и отнесли к живому источнику.
– Оклемался маленько, барбос? – дружелюбно произнёс Лёсик, успевший принести в дом продуктов и помыть, по настоянию своей мучительницы, окна.
– Всё хорошо, пей, – поощрительно улыбнулась Лизонька и подала большую кружку, из которой, будучи трезвым, артист любил вечерами пить чай.
Кружка была наполнена чем-то приятно-кисленьким. Маркин пил жадно, большими глотками, вытаращив мутные глаза, в которых поселилась растерянность. Его пугало, что добрая фея исчезнет, а он опять останется наедине со скользящими по стенам тенями, которые, на самом деле, и были теми злобными человечками, таскавшими у него сигареты.
– Какое сегодня число, – облизав потрескавшиеся губы, поинтересовался Иосиф.
Ему казалось, что если он вовлечёт гостей в разговор, то ни Лёсик, ни та, что переодета была в его рубашку, не посмеют исчезнуть. Лизонька уловила в его словах хитрость. Всё с той же заботливой улыбкой она села на край дивана и положила пьяную голову Маркина себе на колени.
– Какая тебе разница – какое сегодня число? Теперь у тебя всё будет по-новому, всё будет совсем по-другому, – монотонно, убаюкивающе шептал добрый женский голос.
– Волос в супе не будет? – доверчиво поинтересовался Иосиф.
– Каких волос?
– Я не люблю, когда в супе волосы.
– Правильно. Никто не любит, – подтвердила Лизонька и вопросительно посмотрела на Грота.
– Это он Викины обеды вспоминает, – тихо пояснил Алексей. – У неё только пирожки с картошкой вкусно получались, да и то их можно было есть пока горячие.
– Не будет волос, дорогой, успокойся, – продолжал убаюкивать певучий голос. – Зачем нам в супе всякая гадость? …И пирожков тоже никаких не будет, – глядя на Грота в упор, с некоторой угрозой добавила Лизонька.
VII
На традиционный конкурс синтетического эстрадного искусства, подаренный народу в разгар гласности и проходивший каждое лето в чудном приморском городке, троица прибывала поездом в обновлённом составе. Неутомимая беготня Грота и близость Лизоньки к оффшорным кущам, несказанно удачно сочетались между собой и неплохо взаимодействовали. Популярность артиста Маркина ширилась.
Иосиф слыл первопроходцем в жанре «гендерной эквилибристики», но зацепился за него не этот почетный титул, а ярлык «членистонога», запущенный недоброжелательным критиком в одной из газетных статей. Именно так и стали его именовать те, кто, либо никак, либо косо смотрел на творческие изыски удачливого артиста. Зоологическое определение показалось обидным основоположнику нового жанра, но Лизонька и Грот быстро объяснили, что всё это не более чем зависть никчемных людишек, не способных даже за год заработать столько, сколько Иосиф умудряется «поднимать» во время одного сольного выступления.
– Пусть эти умники пишут что угодно, – успокаивала Лизонька. – У тебя море поклонников, а это что-то да значит. Жанр твой признан народом. В гробу мы видели всех этих критиканов.
В шоу-бизнесе, как ни назовись, всё будет к месту. Музыканты присвоят своей группке мудрёное название, типа «Розовощёкая спирохета», – и мотаются с ним по городам и весям. Потешаются, успешно решают финансовые запросы. Другие – те, кто тоже не желает лабать бесплатно, – стараются переплюнуть конкурентов, мастерят название поусастей, да такое, с каким власти не всякого населённого пункта решатся принять гастролёров.
Каждый, кто желает славы, должен калёным железом выжечь на своём боку тавро. Процедура эта болезненна, но, чтобы стать узнаваемым, необходима. Если повезёт, рубец превратится в лейбл, фирменный знак. Только он и даёт гарантию, что в старости продержишься на плаву, не оголодаешь.
«Действительно, какая разница: «королевич Елисей» или «членистоног»? – соглашался с доводами своей дружной команды Иосиф. – При бабках всё, что угодно можно стерпеть. Как говорится, пусть клевещут!»
Обидный ярлык упал на хорошо унавоженную почву. Маркина стали привечать в шоу-бизнесе. Узкий самопровозглашенный круг титулованных академиков от эстрады, после индивидуальных походов к ним Грота и Лизоньки, решил включить Иосифа в состав жюри большого конкурса, где ему, как родоначальнику горячо принятого зрителями направления, доверялось судить артистическую молодёжь.
С этого времени творческая жизнь артиста вступила в ту приятную полосу, когда уже не нужно клянчить койку в гостинице, выкраивать копейки, добираясь до мест выступления на попутках, и питаться всухомятку. Иосифа теперь встречали как звезду, чтобы потом довести до дверей самых лучших отелей, где знаменитостей круглосуточно караулят толпы поклонников и праздные зеваки.
Официальный представитель дирекции конкурса ждал группу Маркина на перроне железнодорожного вокзала. По счастливому стечению обстоятельств, уполномоченный по встречам значился местным функционером реверсивной партии и ценил любой вид искусства, который признавался в официальных партийных документах полезным для народа.
– Как там наш товарищ Уссацкий? – первое, чем поинтересовался активист у Иосифа, когда троица вышла из вагона. Получив обнадёживающий ответ, он радостно выкрикнул: «Йес!» и подпрыгнул на месте, сжав в прыжке оба кулака. Стоявшие рядом люди вздрогнули и с опаской оглядывались на дёрганого мужчину, носившего на голове кепку в виде смешного разноцветного зонтика.
– Великий человек и толковый организатор наш Гарик Леонтьевич. Да, товарищ Маркин? Дай ему бог здоровья, – закрепил за собой образ верного члена партии абориген и, переведя дух, предложил двигаться:
– Ну, что, едем? Машинку я тут рядом поставил.
Город в беспамятстве бредил предстоящим конкурсом и традиционным гала-концертом. Вдоль дороги, от вокзала и до самой гостиницы, всё свободное пространство было заполнено рекламными щитами, перетяжками, афишами, на которых Иосиф с радостью узнавал себя в образе Писающего мальчика. И выступление то было давним, и лицо исполнителя скрывалось за внушительным надувным «кабачком», но всесильная реклама превращала именно его, Иосифа Маркина, в главную фигуру наступавшего творческого буйства.
Лишь одно обстоятельство серьёзно подпортило благостную картину. Чья-то паскудная рука успела надругаться над афишами, надписав худое слово на самом видном месте.
– Вот, сволочи, – не сдержался член жюри, и в раздражении выпалил тираду, от которой местный активист заёрзал на водительском сиденье и понимающе закивал головой.
Как человек, волею судьбы вовлеченный в политическую борьбу, он лучше других понимал, каково это – открыть подлинное отношение к тебе со стороны сограждан, за чьи интересы ты неустанно борешься. Он мог много рассказать артисту о том, какие слова писали на его предвыборных плакатах, как преображался на территории одномандатного округа его портрет под фломастерами недоброжелателей. Активист разделял чувства Маркина, через много лет вернувшегося
