Читаем без скачивания Основоположник - Валерий Борисович Шаханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот такой ситуасьён, Лёсик. Вроде бы, мелочь, а приятно. Приватность хотел соблюсти, инкогнито… «К нам едет ревизор!». Ты купи, пожалуйста, девчонкам шампаневича, шоколадки… коробку конфет каких-нибудь дорогих. Кстати, прикинь, там работает жена нашего Махмуряшки.
– Знаю. Я ходил с ней кофе пить. Классная тёлка. Когда мы школу заканчивали, она в восьмой класс перешла. Я тогда глаз на неё налил. Если бы не нужно было из города линять, сейчас, может, я был бы на месте Жорика.
– Так это ты, злодей, настропалил её против Серова?
– Если бы… Мне говорили, что он здесь, но я ему месть ещё не придумал.
– Забудь, Лёсик. Какая там месть? Ему одной Снежанки за глаза хватит.
– Нет, этих гадов нужно учить. Я ему свою руку никогда не прощу. Посмотри, до конца ещё не разгибается, – и Лёсик, уже в который раз, продемонстрировал увечье, полученное за друга.
– Я тебя умоляю, – отмахнулся Иосиф. – Раны потом покажешь. Беги за шампанским. Добрые дела откладывать нельзя, а я пойду, подумаю, что молодёжи буду втирать. Слушай, если бы мне два года назад сказали, что начну делиться опытом, не поверил бы. Господи, твоя воля…
Мастер-класс Иосиф проводил в конференц-зале гостиницы, куда, чтобы посмотреть на эпатажного артиста, набилось множество любопытных. Заоблачные гонорары Маркина продолжали делать ему рекламу и будоражить воображение всех, кто искал на сцене свой короткий путь к известности, славе и деньгам. Тут же расположились работающие на конкурсе журналисты. Маркин кивнул своему старому знакомому Самсону Носику; проходя мимо фотокорреспондентов, ткнул в бок стоявшую в задумчивости блондинку. Девушка испуганно взвизгнула и выронила из рук огромный, похожий на ручную пушку, фотоаппарат. Аудитория оживилась в предвкушении дальнейших неожиданностей.
– Это хорошо, что у нас складывается такая доверительная атмосфера, которая, я уверен, поможет провести нашу встречу в конструктивной, деловой атмосфере, – голосом незабвенного Михаила Горбачева начал Иосиф, чем вызвал в зале очередную волну оживления.
Маркин расположился за столом в специально подготовленном для него кожаном кресле, которое выделялось чрезмерно высокой спинкой и мощными подлокотниками. Тонкое чутьё артиста подсказало, что в непомерных объёмах подготовленного для него трона он может потеряться, оказаться вторичным. Выправлять положение можно было только искромётностью предстоящего действа, где будет царить он – остроумный, лёгкий, артистичный, всеми любимый. Ему страстно хотелось, чтобы собравшийся для встречи с ним народ запомнил главные его достоинства – доступность, открытость, щедрый талант.
Доставшийся в наследство от сэра Го багаж в виде глубокомысленных цитат, остроумных замечаний, шуток, анекдотов, был для такого случая, как нельзя, кстати. Иосиф чувствовал себя готовым к доверительному разговору, полностью экипированным, точно самолёт МЧС, вылетающий для выполнения важной задачи. Предвкушая приятность от встречи, он озорно оглядел аудиторию, подмигнул вышедшей из конфуза фотожурналистке и, продолжая заимствовать голос бывшего президента всего СССР, произнёс:
– Сколько волка ни корми, а у ишака всё равно – больше.
Иосиф сразу понял свою ошибку, пожалел, что раньше времени расслабился и ляпнул глупость. Ему хотелось начать общение совсем с другого, с чего-то более возвышенного, глубокомысленного, но проклятый язык подвёл.
Между тем, все, кто в этот момент внимательно смотрел на него, серьёзно закивали головами, а кое-кто даже поспешил слово в слово записать произнесённую фразу. Подобие ухмылки – снисходительной и брезгливой – Маркин заметил только у одного, совсем молодого артиста, запомнившегося ему по первому конкурсному дню. Выступление мальчишки не было похоже ни на какое другое. Представленный им мини-спектакль не вписывался даже в почти размытые рамки развлекательного жанра. Сложная композиция говорила о незаурядных способностях молодого артиста, требовала от него зрелого мастерства и личной отваги. Номер был неожиданно свеж, увлекал зрителя в такие дали, за которые не каждый мог заглянуть.
Иосиф с ностальгией вспомнил, что в юные годы тоже искал смыслы, экспериментировал, пытался вырваться за пределы запретов и стереотипов. Но на этом пути встречал только непонимание, равнодушие и насмешки.
Маркин нет-нет да посматривал на одарённого конкурсанта. Он видел, он почувствовал, что юноша пришёл на мастер-класс не за секретами от признанного артиста. Очевидно, он преследовал какую-то иную цель. Ироничная ухмылка, нашептывание своей соседке чего-то, что заставляло её без конца улыбаться, а иной раз и смеяться почти в голос, раздражали маэстро. Иосифу захотелось наказать болтливую пару, размазать по стенам аудитории, чтобы и другим неповадно было ставить под сомнение его авторитет. Стараясь выглядеть предельно спокойным, Маркин остановил беседу, привлёк внимание аудитории к парочке и, сделав вид, что запамятовал имя паренька, спросил:
– Вас как звать, коллега?
– Я – Коля, циркач.
– Вас, Коля-циркач, что-то не устраивает в моём рассказе?
– Меня всё не устраивает. Прежде всего, я думаю, артист не должен идти на компромиссы с низменными инстинктами и глумиться над человеческими слабостями. Другой провалился бы на месте от стыда, а вы кичитесь своей халтурой и даже не представляете, насколько пошло выглядит со стороны то, что вы делаете. Из-за таких, как вы, у молодых артистов, не способных критически оценивать действительность, возникает иллюзия, что на сцену можно тащить всё, что угодно. Вы даёте им такую уверенность, такие, как вы. Удобные себе теории разводите, обставляетесь пошленькими прибаутками: «Сколько волка ни корми…». Только когда у таких, как вы, доходит до дела, то выясняется, что, кроме глупостей и словесного поноса, вам предъявить нечего. Мастерства-то никакого нет. Есть наглость и болезненные амбиции. Вы любите только себя и никого другого рядом с собой видеть не хотите.
– А ты, значит, один всё видишь и всё замечаешь. Видимо, на этом основании и решил, что можешь всех осуждать?
– Я никого не осуждаю. Вы спросили, я ответил.
Коля-циркач улыбнулся своей соседке, а затем невозмутимо посмотрел на Маркина.
«Гадёныш. Такие вот и мутят воду. Вычеркнуть, подлеца, из списков к чертовой матери, чтоб ни на одном конкурсе эту тварь больше не видели», – мысленно уничтожал возмутителя спокойствия Иосиф.
Руки его обхватили податливую кожу подлокотников и, если бы под ними в эту минуту оказалась шея наглого циркача, наставник с удовольствием сомкнул бы на ней пальцы. Вместо этого, он, стараясь казаться спокойным, медленно процедил:
– Нам очень интересно было выслушать ваше мнение. Что могу на это сказать? Как, помнится, говаривал товарищ Бендер: «Узнаю, узнаю брата Колю». Максималист, значит. Я сам таким был в молодости.
Лицо Маркина нахмурилось. Казалось, оно вобрало всю скорбь застойных времён, в которых лично для Иосифа самым противным из воспоминаний был вкус вина «Солнцедар» за рубль с небольшим. Но он заговорил о другом:
