Читаем без скачивания Основоположник - Валерий Борисович Шаханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующий день в офисе реверсивной партии появился седовласый, статный мужчина с аккуратно подстриженными усиками. Он сунул под нос секретарше удостоверение, на котором ей удалось разглядеть три буквы: «М», «В», «Д» и фамилию предъявителя – Беляков.
– Начальство на месте? – вкрадчивым голосом спросил мужчина и кивнул в сторону кабинета Уссацкого.
– Гарика Леонтьевича не будет. Он улетел на однодневную стажировку в… как он там называется, господи, прости меня, – в Бундесрат, а заместитель, Митрофан Дадашевич, покинул наши ряды.
– Что так? Не выдержал накала политической борьбы? – поинтересовался гость.
– Ренегатом оказался, перебежчиком. К Погорельцу подался. Вот какие люди, вообще, бывают. Я валяюсь…
И секретарша Оксана рассказала седовласому мужчине и про митинг, и про забытые списки выступающих, и про то, как она боялась Брунета, когда тот начинал сердиться на неё за ошибки в еженедельных отчетах.
– Он всегда был невоздержанным, – ясными глазами глядя на следователя, добавила девушка.
– Вы хотите сказать, что этот ваш Брунет может быть причастным к тому, что произошло на митинге? – ровным, и как будто бы даже безразличным тоном спросил гость.
Любимица партии задумалась, личико её скривилось и по щекам секретарши потекли обильные слёзы. Всхлипывая, она несколько раз повторила одну и ту же фразу:
– Иосиф Богданович был очень весёлый и добрый. Всегда шутил.
За время, проведённое у реверсистов, Сергей Сергеевич смог выделить для следствия единственную, но вполне перспективную версию. Связана она была с бывшим идеологом партии Митрофаном Дадашевичем Брунетом.
По словам Оксаны, за несколько дней до трагедии он вёл себя чрезвычайно нервозно: возбуждался по пустякам, кричал и даже позволял себе материться в помещении.
– Носитель передовых идей не имеет права себя так вести. Ведь правда, товарищ полицейский? Например, Иосиф Богданович никогда так не поступал. Он был весёлый.
«Так-так-так. Интересный получается у нас бульон», – наматывал информацию на ус Беляков. Лицо его сделалось совсем серьёзным, когда Оксана начала раскрывать внутрипартийные тайны:
– Брунет не хотел видеть Маркина лицом реверсистов.
– Что так? – как можно равнодушней, спросил следователь.
– Как вы не понимаете? – воскликнула секретарша. – На носу свободные выборы, а это… это – самое основное… Ну, главное достижение демократии.
– Да. Я уже успел прочитать, – кивнул Сергей Сергеевич в сторону плаката, висевшего у Оксаны за спиной. На нём под словами «Свободное волеизъявление народа – главное достижение демократии» красовался Уссацкий в бейсболке с эмблемой партии.
– Так вот я и говорю: бюджет предвыборной кампании всегда находился у товарища Брунета. На лицо Маркина деньги хотели взять оттуда. Теперь понятно? Да что я объясняю?! Я вела протокол того заседания, где стоял этот вопрос. Хотите почитать?
Протокол Оксане пришлось извлекать из огромного скоросшивателя. Сам же документ оказался смехотворно тонким, но в нём скрывалась тайная драматургия острого внутрипартийного конфликта, до предела накалившего атмосферу современного синклита.
Как следовало из документа, вопрос «О лице партии» Брунет внес в повестку дня отдельным пунктом.
«Человек, торгующий своей плотью, пусть даже и на сцене, как бы в завуалированной форме, не может являться лицом всей партии. Нас неправильно поймёт избиратель», – читал Беляков выступление Митрофана.
«Да, но это ты назвал его отечественным Энди Уорхолом, – возражали ему партийцы. – Ты уверял нас в революционной основе его творчества. Ты всё это время сознательно дурачил нас?»
На этом месте Беляков отвлёкся. Ему захотелось ещё раз взглянуть на список членов бюро высшего политсовета, присутствовавших на заседании. Фамилию Маркина он не нашёл.
– Маркин не входил в состав политсовета партии, – объяснила Оксана, – и на закрытом заседании присутствовать лично не мог. Бедный, если бы он всё это слышал, это убило бы его раньше. Я вам говорю – Брунет страшный человек.
С подобной характеристикой готов был согласиться и Сергей Сергеевич, когда в разделе «Прения» наткнулся на слово «кричит», заключенное в протоколе в скобки.
«Вы слепцы! – обличал соратников Митрофан. – Уорхол уже в могиле. Пройдет время, там же окажется и ваш Маркин. Он устарел! Нам надо искать новые образы, новые лица, а не тащить за собой старый хлам».
Беляков вспомнил про «старый хлам», когда увидел результаты открытого голосования по вопросу «О лице». Из тринадцати членов политсовета лишь двое, включая самого идеолога, подняли руку «за». Мелькнула догадка, которую следователь захотел сразу же проверить:
– А что, народ в этом вашем совете – всё молодой?
– Да что вы! Больше половины – пенсионеры да отставники, – первый раз за время разговора улыбнулась Оксана.
– Я так и думал.
Сергей Сергеевич смекнул, что последняя фраза Брунета сыграла с ним злую шутку. Возрастные члены политсовета отомстили идеологу за обидные речи. Они не стали голосовать за внесённый им вопрос, хотя, судя по обсуждению, не разделяли восторгов Уссацкого от творческого почерка артиста.
Беляков дочитал протокол от первой буквы до последней точки, для верности пробежался глазами ещё раз, и попросил Оксану сделать копию той его части, где Митрофан заявлял, что Маркину не долго оставалось радовать зрителя на этом свете.
Первоначальная версия получала документальное подтверждение. Следователя смущало лишь её очевидность и чрезвычайная прямолинейность.
С этими мыслями Беляков и появился в околотке, где у дверей кабинета его ожидал сюрприз.
– Это вы ведёте дело Маркина?
Вопрос задавала высокая полная женщина. Получив утвердительный кивок, она последовала за Беляковым.
– Я вам с утра названиваю, а вы где-то ходите. У меня есть важные сведения о Маркине и членах его банды.
Следователь внимательно посмотрел на даму. Он пытался определить – сумасшедшая она или, действительно, имеет что-то сообщить.
– Вы кто?
– Я – Женька, извините, Евгения Труфанова. Меня в районе каждая собака знает.
– Не имел чести.
– Вы только не подумайте, гражданин начальник. Мне все эти его миллионы – до лампочки, – сразу оградила себя от оскорбительных подозрений женщина, едва заняв указанное Беляковым напротив него место. – Я хочу, я требую, чтобы была восстановлена справедливость.
– Вы о чьих миллионах говорите?
– Грота, конечно!
– Пардон, мадам, а кто такой этот Грот?
– Как кто? Он же продюсер Маркина, а на самом деле – сутенёр и большая сволочь.
Следователь почувствовал, что в посетительнице говорила застарелая обида. В своей практике он с подобным сталкивался. А ещё он знал, что люди имеют обыкновение судить о себе подобных, исходя из собственных представлений о добре и зле.
Тяжелый свой груз гражданка торопилась скинуть на следователя одним махом. Говорила она сбивчиво, путано, но тема «миллионов» ненавистного ей Грота в том или ином виде всплывала в её рассказе постоянно.
– Конечно, дура я,
