Читаем без скачивания Основоположник - Валерий Борисович Шаханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда порядок восстановился и праздник искусства опять пошёл по предначертанному пути, она вновь появилась за кулисами. Необходимо было проверить состояние Иосифа, успокоить его и начать разбираться со всеми, кто допустил провокаторов в зал.
Лизонька нашла Маркина стоящим в дальнем углу кулис. Как только она приблизилась, он улыбнулся, но улыбка эта была усталой, вымученной.
– Всё пучком, Лизок. Помидоры оказались свежими.
– Тебе хоть ссы в глаза – всё божья роса. Нельзя, нельзя, Иосиф, позволять так с собой обращаться. Эти мерзавцы должны ответить за случившееся. Я знаю, откуда ноги растут. С «Трахтенбанком» будем потом разбираться, через Лондон. Пошли в дирекцию. Я от их поганой канторы, от охраны их долбаной камня на камне не оставлю. Сволочи лопоухие. Через них овощебазу в театр можно пронести.
– Займись сама, лапушка. Я что-то устал.
Оставив Иосифа, она метнулась искать человека, отвечавшего за безопасность. Поиски вывели её к двери с табличкой «Тарас Бульба».
«Что-то знакомое, – подумала Лизонька. – Ничего! Тем хуже для него», – и решительно распахнула дверь.
Глава пятая
ПРИЧИНЫ И СЛЕДСТВИЕ
I
«Врача! Врача! Убили!» – пронеслось над площадью.
За мгновение до катастрофы Брунет видел, как тело Маркина странно изогнулось и рухнуло на подмостки. Он слышал, как следом над площадью пронёсся глухой тревожный возглас: «у-ух!», заставивший людей в оцепенении замереть.
Всеобщее замешательство не захватило лишь законных обладателей спецсредств. Экипированное воинство дружно выдохнуло и вклинилось в протестный монолит. Сделано это было разом, так быстро, что тревожное «у-ух!» не успело до конца прокатиться от одного края площади до другого. Медперсонал, до начала тревожных событий беспечно дремавший в машинах скорой помощи, тоже засуетился, хотя ещё толком не понимал – готовить носилки или шприцы для срочных инъекций.
И вот зашевелилось, задвигалось на площади всё, что могло считаться живым. Мистическим образом возбудилась и сама природа. Усилился ветер и закрутил дорожную пыль, поднял её дыбом. В черное перекрасились серые облака. Их свинцовая тяжесть нагоняла на людей жуть и заставляла в спешке покидать гиблое место.
Те, кто всё же решил стоять за правое дело до конца, озирались вокруг себя, искали поддержки извне и не находили её. По выражению лиц читалось, что сути происходящего, первопричины начавшегося движения большинство участников митинга не понимает.
«Что? Что это было?», – передавался от одной группы людей к другой один и тот же вопрос.
И если бы в толпе нашёлся человек, который – с целью восстановить цепь событий – взялся за то, чтобы суммировать все прозвучавшие ответы, он, наверняка, утонул бы в массе взаимоисключающих, не имевших ничего общего с действительностью свидетельств.
Уссацкий хоть и находился на сцене, но следить за передвижениями Маркина не имел возможности. Гарик Леонтьевич постоянно чем-то занимался: шептался с модной писательницей и телеведущей Грушей Прутецки, отправлял с мобильного телефона краткие распоряжения, а в те минуты, когда назревало непоправимое, отвечал на вопросы агентства Рейтер и к месту происшествия стоял спиной. В подробностях он запомнил лишь момент погрузки тела артиста на носилки и то, как машина скорой помощи под звуки сирены увозила несостоявшееся лицо партии в неизвестность. Партайгеноссе отчетливо видел, как бригада скорой помощи грузила Маркина в машину ногами вперёд. Попытки получить достоверную информацию о состоянии пострадавшего ни к чему не привели. Ни по-русски, ни по-английски медики не понимали.
«Промедление – смерти подобно», – всплыла в голове Уссацкого историческая фраза.
«Да, да, да. Смерти подобно. Смерти… Мы потеряли Иосифа Богдановича. Потеряли нашего товарища», – как мантру повторял про себя Гарик Леонтьевич и постепенно до него доходило, что для оппозиционной партии это была большая удача.
За недолгую историю политической борьбы, реверсисты не несли потерь в живой силе. Лидер партии почувствовал, что ни его ближайшие соратники, ни, тем более, потомки не простят ему, Гарику Леонтьевичу Уссацкому, того, что в разгар революционной ситуации он смалодушничал и не подхватил флаг борьбы, который его боевой товарищ выронил, получив смертельный удар.
За последующие действия Уссацкий уже не мог себя корить. Как только карета скорой помощи покинула пределы митинга, главный реверсист сорвал с головы бейсболку, зажал её в руке и поспешил на сцену – к микрофону.
– Братья! Сестрички дорогие! Только что мы потеряли нашего товарища, страстного борца за свободу Иосифа Маркина. Его подвиг станет для всех нас примером беззаветного служения народу. В этот скорбный час мы, представители оппозиционных движений, должны забыть разногласия и тесней сплотить наши ряды. Трепещите, гонители свободы! Мы идём! Вы ответите за смерть невинных жертв, поплатитесь за свои подлые дела. Мы полны решимости и, если надо, умрём за наши идеалы! – чеканил каждое слово политик, словно выливал их в граните.
Вопрос «О самопожертвовании» никогда не стоял в повестке дня рабочих заседаний реверсивной партии. Жизнь сама в полный рост поставила его перед Уссацким и теми, кто хмурым днём пришёл на городскую площадь.
Бессменному лидеру реверсистов страстно, до ломоты в костях хотелось услышать громогласное «Да!» на брошенный в многотысячную толпу клич. Он с восторгом, с дрожью в теле предвосхищал момент, когда оставшийся на площади народ в ревущем экстазе откликнется на призыв, принесёт ему одному самую страшную клятву – идти за ним до конца. И партайгеноссе, разрывая голосовые связки, прокричал:
– Мы умрём за наши идеалы?! Не слышу! Мы умрём?!
Таким неистовым, горячим сподвижники ещё не видели Уссацкого. Он был прекрасен. Единственное, что могло бы в тот момент испортить картину происходящего, поколебать боевитость лидера, так это, наверное, сообщение, что Иосиф Маркин – жив. В сложившихся условиях подобную новость Гарик Леонтьевич воспринял бы как святотатство. На сцене он уже пообещал себе, что в ближайшей статье предельно точно сформулирует цели, за которые реверсисты идут на смерть. Стоя перед микрофоном, политик всем сердцем желал, чтобы в случае с любимым им артистом медицина оказалась бессильной.
Когда почти опустошенный лидер сошёл с подиума, первой к нему подбежала и бросилась на шею секретарша Оксана.
– Как же так, Гарик Леонтьевич?
– Вот так.
Голос Уссацкого, совсем недавно звучавший мощно, сделался тихим и слабым, как у испуганного ребёнка. Эту резкую перемену девушка почувствовала моментально и зарыдала ещё безутешней.
– Га-а-рик Лео-о-нтич, ро-одненький, – всхлипывала она, – кто ж нам теперь «Бо-олт» покажет и «Пи-исающего ма-альчика»?
– Ничего, дружок, ничего. Воспитаем в своих рядах новые таланты, – заверил Уссацкий. Он потихоньку начинал приходить в себя.
Одной
