Читаем без скачивания История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 4 - Джованни Казанова

Два часа до рассвета мы провели перед огнем. К. К., видя меня грустным, вела себя очень деликатно; никакого заигрывания, само приличие. Ее разговоры были любовные и нежные, но она не смела упрекать меня за мою холодность.

К концу нашей долгой беседы она спросила, что она должна сказать М. М., когда вернется в монастырь.

— Она ожидает, — сказала она, — что по моем возвращении я буду очень довольна и полна благодарности за то великодушие, которое она проявила ко мне этой ночью. Что я ей скажу?

— Чистую правду. Ты не скроешь ни единого слова из нашей беседы, ни одной моей мысли из тех, что сможешь запомнить. Скажешь ей, что она сделала меня несчастным надолго.

— Я ее слишком огорчу, если скажу это, потому что она тебя любит и в высшей степени дорожит медальоном, где находится твой портрет. Я использую все лучшее, чтобы поскорее вас помирить. Я пошлю тебе письмо через Лауру, если ты не скажешь, что завтра зайдешь за ним к ней сам.

— Твои письма для меня всегда будут дороги; но ты увидишь, что М. М. и не попытается дать объяснение. Возможно, она сочтет, что ты не в курсе.

— Я знаю. Относительно положения, в котором мы провели восемь часов вместе как брат и сестра, если она знает тебя так, как я, это покажется ей невозможным.

— Относительно этого, скажи ей что хочешь, Хотя бы обратное.

— Ох! Относительно этого — нет. Это будет ложь, кстати, очень плохо исполненная. Я могу что-то скрыть, но никогда не смогу солгать. Я люблю тебя еще и за то, что всю эту ночь ты не захотел показать, что еще меня любишь.

— Поверь мне, мой ангел, что я болен от печали. Я люблю тебя всей душой; но сейчас я нахожусь в такой ситуации, что меня можно пожалеть.

— Ты плачешь, мой друг, прошу тебя пощадить мое сердце. Я в отчаянии, что ты это сказал, но верь, что я не хотела тебя упрекнуть. Я уверена, что через четверть часа М. М. тоже заплачет.

Со звоном колокола, не надеясь более, что М. М. появится, чтобы оправдаться, я обнял К. К., достал свою маску, чтобы обернуть голову и защититься от порывов сильного ветра, отдал ключ от казена К. К., сказав ей вернуть его М. М., и быстро спустился с лестницы.

Глава VI

Я сильно рискую погибнуть в лагуне. Болезнь. Письма К. К. и М. М. Примирение. Свидание в казене Мурано. Я узнаю имя друга М. М.; и я соглашаюсь дать ему ужин в моем казене, с нашей общей любовницей.

Я иду на пристань, надеясь найти гондолу, но не нахожу ее. Согласно правилам венецианской полиции, такого не должно быть, потому что в любое время на каждой пристани должно быть по меньшей мере две гондолы, готовые к услугам публики; несмотря на это, случается, хотя и редко, что нет ни одной. Так случилось и в этот раз. Дул сильный низовой ветер, и измученные лодочники, очевидно, отправились спать. Что мне было делать на берегу, на рассвете, почти раздетому? Я бы вернулся, наверное, в казен, если бы имел ключ. Ветер пронизывал, и я не мог войти ни в один дом, чтобы от него укрыться. У меня в карманах было, по меньшей мере, триста филиппков , выигранных мной в «Редуте», и кошелек, полный золота; я должен был опасаться муранских воров, известных головорезов, настоящих убийц, пользовавшихся и злоупотреблявших многими привилегиями, которые предоставляла им политика правительства за их ремесленное стекольное производство, развивавшееся на острове; чтобы воспрепятствовать их эмиграции, правительство предоставляло всем этим людям права венецианских горожан. Я мог встретить парочку таких молодцов, которые раздели бы меня до рубашки, потому что в кармане у меня не было даже простого ножа, который носит любой венецианец для защиты своей жизни. Неприятный случай! Я боялся воров и дрожал от холода.

Я увидел через щели в ставнях бедного одноэтажного дома свет. Я решился вежливо постучаться в дверь этого домика. Кричат:

— Кто стучит?

Открывают ставень.

— Чего вы хотите? — говорит мне человек, удивленный моим странным видом. Я прошу его разрешить мне войти, давая монету в один филиппок, равноценную одиннадцати ливрам, и описываю ему в двух словах печальное положение, приключившееся со мной. Он открывает дверь, и я прошу его пойти найти мне гондолу, которая за цехин могла бы отвезти меня в Венецию. Он быстро одевается, благодаря божественное Проведение и заверяя меня, что сейчас пригонит мне такую. Он надевает плащ и впускает меня в комнату, где я вижу все его семейство на единственной кровати, удивленно смотрящее на меня. Через полчаса возвращается мой человек и говорит, что двухвесельная гондола ждет меня у пристани, но что гондольеры хотят цехин авансом. Я соглашаюсь, я благодарю его и иду без всякой опаски, видя двух лодочников крепкого вида.

Мы бодро дошли до С.-Мишель, но едва прошли остров, задул такой свирепый ветер, что я опасался погибнуть, если мы пойдем дальше, поскольку, несмотря на то, что я был хороший пловец, у меня не было уверенности ни в своих силах, ни в возможности противостоять течению. Я приказываю лодочникам спрятаться за остров, но они отвечают, что я имею дело не с трусами, и что я не должен бояться. Зная характер наших лодочников, я решаю промолчать, но удары ветра учащаются, пенистые волны захлестывают гондолу, и мои храбрецы, несмотря на крепкие руки, не могут заставить лодку двигаться вперед.

Мы были не далее ста шагов от устья канала Иезуитов, когда свирепый порыв ветра сбросил кормового гребца в воду, но тот, держась за лодку, легко взобрался обратно. Весло было потеряно, он взял другое, но гондолу, развернувшуюся бортом, оттащило за минуту на пару сотен шагов в сторону. Момент был напряженный. Я крикнул, чтобы сбросили в море каюту, швыряя на настил гондолы горсть серебра. Стоило бы подчиниться мгновенно, но, мои два храбреца, напрягая всю свою мощь, продемонстрировали Эолу, что его сила должна уступить их усилиям. Менее чем через четыре минуты мы вошли в канал Нищих, и, поаплодировав им, я приказал доставить меня на берег к палаццо Брагадин в С.-Марино, где, едва прибыв, поспешил лечь в постель, хорошо закутавшись в одеяло; счастливый сон должен был бы вернуть меня в первоначальное состояние, но ничто не помогало. Пять или шесть часов спустя г-н де Брагадин, вместе с двумя своими неразлучными друзьями, явились меня проведать и застали в приступе лихорадки, но это не помешало г-ну де Брагадин рассмеяться, увидев на канапе одеяние Пьеро. Похвалив за мои приключения, они оставили меня в покое. К вечеру меня прошиб обильный пот, заставивший переменить на ночь постель, и на завтра был повторный приступ, с кровоизлиянием. На следующий день я был абсолютно разбит. Ломота в суставах сделала меня неподвижным. Лихорадка отступила, но я мог восстановить свое здоровье только хорошим режимом.