Читаем без скачивания Грязный город - Хэйли Скривенор

– О чем именно она беспокоится?

– Да обо всем, – ответила я.

– А папа?

– Он беспокоится меньше, но ругается на нее гораздо больше, чем мама.

– Ругается? Почему?

– Эстер забывчива или иногда что-то недослышит. И порой он злится из-за этого. – Я умолкла и взглянула на маму. Она смотрела на женщину-следователя. – Папа Эстер заходит к нам в раздевалку в бассейне и ругается на нас, когда мы слишком долго переодеваемся, – добавила я.

– Он заходит к девочкам в раздевалку? – уточнила следователь.

– Угу. В прошлый раз одна из мам велела ему выйти, и он разозлился.

Следователь что-то записала в блокнот.

– А вы знаете, что ламы, когда ссорятся, плюются друг в друга? – спросила я. – Именно так они решают проблемы. Правда, я не понимаю, как можно победить, если только плеваться.

– Нет, – ответила она. – Я этого не знала.

* * *

Я хотела побольше рассказать следователю про Эстер. Что ее родители слишком тревожились за нее, не понимая, что Эстер буквально все по плечу. Конечно, я не могла сказать, что порой я представляла, будто папа Эстер – это мой папа, когда он вез нас на машине в бассейн и обратно домой. Что он называл меня ламолюбкой и всегда с восторгом слушал, когда я рассказывала ему что-то новое о ламах. Иногда он был молчалив, иногда сердился – странное поведение, характерное для мужчин, – но меня это не пугало, а скорее интриговало.

Однажды, когда мы возвращались в машине домой, папа Эстер был недоволен тем, что она слишком долго торчала в раздевалке. А я с удовольствием сыграла роль послушной дочки, которую послали поторопить Эстер. Я не рассказала полицейским, как я была взволнована, когда он зашел в раздевалку вслед за мной. Он был во вьетнамках, и я обратила внимание, что ступни у него большие, пальцы на ногах волосатые, а щиколотки, которые обычно не видны в рабочих ботинках, белые. Его мужская природа была для меня незнакомым явлением. Я толком не знала, как это понять.

И то, что такой необычный человек беспокоился, тревожился за Эстер, наделяло ее еще большей магией в моих глазах.

* * *

Наконец опрос завершился, и мама велела мне подождать за дверью. Скоро она вместе со следователем появилась на веранде. Потом та вернулась в кабинет, а мама достала из сумки пакетик «Твистис».

– Знаю, Ква-Ква, как все это страшно и неприятно, – сказала она.

Мы подошли к машине, и я уселась в пассажирское кресло. Автомобиль завелся не сразу.

– Вот чертова таратайка, – улыбнулась мне мама. – Хорошо, что мы уже заказали «ламборгини». – Про «ламборгини» от мамы я слышала с малых лет, когда еще верила, что скоро у нас будет новый автомобиль.

Двигатель кашлянул несколько раз и зарокотал, а я думала только о том, чем мы с Эстер собирались заняться вместе. Надеялись за лето научиться проплывать весь бассейн на одном дыхании. Хотели выяснить, куда подевался муж миссис Родригес. Планировали освободить тощую грустную собаку, бегавшую на цепи у мотеля; ее хорошо было видно с шоссе. А потом уговорили бы родителей Эстер, чтобы ей разрешили взять собаку себе. Потому что у них собаке будет лучше. Эстер всегда мечтала иметь собственного питомца. Всякий раз, когда мы проходили мимо мотеля, Эстер говорила «Бедная собачка» и «А с этим мы еще посчитаемся». Владелец мотеля, похоже, догадывался, что мы замышляем, и глаз с нас не спускал, и мы не знали, когда нам представится возможность. Но ждали удобного случая. В следующем году мы с Эстер вместе перейдем в среднюю школу. Правда, это будет не так увлекательно, как могло бы, ведь учиться мы будем в том же самом здании, хотя некоторые из наших одноклассников будут ездить на автобусе в большую школу в Роудсе. Но у нас будут занятия в научных лабораториях, появятся свободные уроки. По крайней мере, мы с Эстер по-прежнему будем дружить. А может, и с Льюисом тоже: мы пока не выяснили, в какую школу хотят отправить его родители. Но главное – мы с Эстер будем вместе, научимся переплывать бассейн на одном дыхании, освободим несчастную собаку. Вместе мы сила, нас не остановить, никогда.

Мама вела машину, а я неторопливо откусывала по половинке от каждой сырной палочки «Твистис». Бугристые, они приятно царапали язык. Я взяла большую палочку, по форме напоминавшую дубинку пещерного человека. Она была в оранжевой обсыпке, которая липла к пальцам. Я откусила половинку, и обсыпка осела на деснах. В этот момент я простила маму за то, что она сказала и чего не сказала в темноте спальни Рики. Я грызла сырные палочки, и во мне крепла уверенность: Эстер скоро объявится. Никто не знает ее так, как я.

* * *

Маме пора было заступать на смену в магазине IGA, и она взяла меня с собой на работу. Хотела, как она выразилась, чтобы я постоянно «была на виду». То есть мне полагалось сидеть на скамейке перед магазином, чтобы она от своего прилавка видела мой затылок. Ее босс, заметив меня, что-то недовольно буркнул себе под нос.

Мне не нравилось, как мужчины ведут себя с мамой. Слишком много ей улыбаются или разговаривают с ней как с маленькой девочкой.

У меня с собой была книга о животных. Я несколько недель выпрашивала ее у мамы после того, как показала ей каталог книголюбов, и она в конце концов купила мне эту книгу. Оказалось, что в ней только одна страница посвящена ламам и я уже знала все факты, которые там были представлены. За исключением одного.

Потные ноги липли к скамейке. Я встала и зашла в магазин.

– У лам период беременности составляет триста пятьдесят дней, – сообщила я маме, раскладывавшей товар на полке.

– Ух ты! – воскликнула она, отвлекшись от своего занятия. – Как несправедливо.

Когда мама была беременна мной, мы жили у моей тети Кэт в Виктории. «Потому что у нее был кондиционер», – всегда говорила мама, причем таким тоном, словно это была единственная причина ее отъезда из Дертона, но я подозревала, что все куда сложнее. Иногда я думала, что мой папа, наверное, родом из Мельбурна. Там так много людей, что вероятность этого была высока. Мы вернулись в Дертон, когда мне исполнился один год.

Мимо меня прошел мамин босс. Массивный мужчина, пузо вываливается из штанов. Когда он доставал что-нибудь с верхней полки, на пряжке ремня можно было видеть бронзового орла. Я всегда думала: не врезаются ли крылья орла в его толстый живот? Если б он был моим папой, мне пришлось бы уехать из города.

– Подожди