Читаем без скачивания Парень встретил парня - Дэвид Левитан

– В чем дело? – спрашиваю я Кайла, стараясь не обращать внимания на котировки ценных бумаг, которые прокручиваются на экране компьютера.

Часть смущения ушла с лица Кайла, сменившись выражением острой потребности. Он не кажется счастливым или несчастным. Теперь он кажется абсолютно бесстрастным.

– У меня в эти выходные умерла тетя. А еще я решил, что мы должны быть вместе, – объявляет Кайл и, не дав мне отреагировать, продолжает: – Тетя была нестарая, на пару лет старше моей матери. Я почти не знал ее, пока она не переехала сюда лечиться. Ее муж переехал вместе с ней. Они поженились после того, как тете поставили диагноз. Он поклялся никогда не оставлять тетю одну и сдержал слово. Я даже описать такое не могу. Хоть тошнило ее, хоть трясло, хоть в бред затягивало, он опускался перед ней на колени, заглядывал в глаза и говорил: «Я здесь». Звучало это и как «Я люблю тебя», и как «Держись», и как «Я все, абсолютно все для тебя сделаю» – столько глубоких чувств в одной спокойной фразе. Если надо было выйти из палаты, он вместо себя подсаживал к ней плюшевого мишку, которого они назвали Квинси. В самом конце не раз возникали ситуации, когда тетя начинала нервничать буквально через пару минут после его ухода. И он тотчас возвращался, будто безошибочно уловив ее чувства. В субботу утром, когда я пришел навестить тетю, он лежал на койке, свернувшись калачиком, пел битловские песни и смотрел ей в глаза. Войти я не смог – просто стоял на пороге и рыдал, потому что сцена получилась такой грустной и такой красивой. Той ночью я глаз не сомкнул – все думал, думал, думал. Думал о глупостях, которые совершил, и ты, Пол, возглавил список. Ты открыл мне глаза, а я не ценил это, пока не увидел Тома с тетей Морой. И вот тогда я понял. Понял, чего хочу. – Кайл замечает, какое у меня лицо, и смеется. Такой он мне еще дороже, и я запутываюсь пуще прежнего. – Не волнуйся! – продолжает он. – Я не прошу жениться на мне или калачиком сворачиваться со мной на больничной койке. Я сам не понимаю, о чем прошу. Понимаю одно: я хочу чего-то реального. Понимаю, и что я молод, поэтому мое «реальное» будет не навсегда, не как у Тома с тетей Морой. Но я хочу почувствовать, что живу не просто так. К тебе я чувствовал что-то реальное, но потом реальность меня напугала. Вот я и решил переключиться на другое.

– Например, на Мэри Энн Макаллистер?

– Слушай, я психанул из-за тебя. А теперь психую из-за этого. Я в полном раздрае. Тетя Мора умерла вчера вечером, когда мы возвращались домой. Завтра утром я уезжаю на похороны. Будет очень тяжело. И я… даже не знаю. Я хотел поговорить с тобой до этого.

Вот что мне сказать Кайлу? Представляю его на пороге больничной палаты: сцена получилась такой грустной и такой красивой. Да, да, я легко это представляю, потому что сейчас с глазами, полными невыплаканных слез, Кайл такой грустный и такой красивый.

Кайл нуждается во мне.

Знаю, что должен к нему подойти. Сам он этого не сделает. Я раскрываю объятия, и он льнет ко мне. Я обнимаю его, а он дрожит. Я глажу его по голове, шепчу ласковые слова. А потом Кайл поднимает голову, из глаз у него наконец текут слезы, и я его целую. Всего разок, чтобы губами собрать отдельные слезинки. Всего разок, чтобы он кое-что почувствовал. «Я здесь».

Мы снова обнимаемся, и я чувствую, как момент утекает от нас. Мы переходим к следующему, когда придется открыть дверь и отправиться на урок. Наше «сейчас» реально, но это реальность изолированная. Это реальность сиюминутности, обособленного спокойствия. Стоит открыть дверь, жизнь вернется на круги своя. Мы снова запутаемся.

Знаю, Кайл ни о чем меня больше не попросит. Знаю, я забрал и присвоил часть его психоза.

Звонок на первый урок звенит даже в подсобке. Кайл вытирает слезы футболкой – получается не слишком изящно – и берет рюкзак с учебниками.

– Спасибо! – благодарит он.

– Да не за что, – отзываюсь я и тотчас жалею, что ответил именно так.

В коридоре мы разбегаемся. Искать Ноя теперь некогда, и в какой-то мере мне так легче.

Я рассчитываю пересечься с Ноем после первого урока. К тому времени наш момент с Кайлом кажется сюром высшей сюрности – вполне можно притвориться, что ничего не было. В руке у меня записка для Ноя, но он так и не появляется, чтобы ее взять.

«Со временем не повезло», – решаю я и после второго урока направляюсь прямиком в кабинет, из которого должен выйти Ной. Только он не ждет меня и там. Часа полтора назад я радовался, что сумел избежать встречи с ним, а теперь мне не по себе от мысли, что он избегает меня.

На следующей перемене я направляюсь не в кабинет, где у Ноя был третий урок, а в тот, где у него будет четвертый. И мы действительно пересекаемся. Ной вроде бы рад меня видеть, но рад ли он на самом деле, я не уверен. Он берет у меня записку и говорит, что нужно «сконтачиться» за ланчем.

Мне он ответную записку не передает.

Я переживаю из-за этого по пути на ланч, параллельно гадая, как поведет себя Кайл, когда мы встретимся снова. Сама рассеянность, я бреду в столовую, но меня перехватывает Беспредельная Дарлин.

– Нам необходимо поговорить сию же секунду! Я в жуткой ярости! – восклицает она.

«Ну началось!» – думаю я. Беспредельная Дарлин наверняка выяснила, что попала в один комитет с Трилби Поуп. И она явно обиделась.

– Моей вины тут нет, – оправдываюсь я.

– Откуда ей тут взяться? – спрашивает Беспредельная Дарлин, искоса на меня взглянув. – Ты же не помогал Браку вскружить Джони голову! Сбылись все мои опасения! Брак – нелюдь, он просто нелюдь!

– О чем это ты? – уточняю я.

– Боже, ты что, не в курсе? Вчера мы с Браком поцапались, и всплыла неприглядная правда. – Беспредельная Дарлин выдерживает драматическую паузу, но потом, сообразив, что я по-прежнему в непонятках, продолжает: – Так вот, случилось все в автобусе, на обратном пути с игры в Пассаике. Брак ехал мрачнее питбуля, потому что считал: я сыграла неправильно. Пожалуйста, имей в виду, что мы все равно выиграли, хотя суть не в этом. Какая-то моя фраза вывела Брака из себя, вот честно, не помню, какая именно. Брак ляпнул что-то вроде «Мы набрали бы больше очков, если б ты больше на меня ориентировалась». «Милый, ты же сам понимаешь: на тебя я больше не ориентируюсь», –