Читаем без скачивания Прощай, молодость - Дафна дю Морье

Четверо придвинулись к нему вплотную, и один из них начал говорить спокойным, монотонным голосом, словно пытаясь убедить, образумить нашего шведа, и улыбался фальшивой улыбкой, показывая ряд золотых зубов.

Испуганный швед потряс головой, произнес пару слов, явно не закончив фразы, а потом взглянул на людей, взявших его в кольцо, и лицо у него стало серым, как у человека, ожидающего смертного приговора. Минуты на две воцарилась тишина, никто не шевелился, а потом они, не сговариваясь, повернулись и посмотрели на нас.

Я прочитал в их взгляде вопрос, удивление, и сомнение, и враждебность по отношению к нам. Мы продолжали курить, и человек с золотыми зубами заговорил с нами, но поскольку он говорил по-шведски, мы ничего не поняли. Он окликнул бармена, все еще возившегося со своими стаканами, и тот покачал головой и пожал плечами. Золотозубый снова заговорил, на этот раз что-то приказывая — тон был резкий и решительный, — и бармен, пройдя по комнате, запер дверь на засов, потом повернулся и, не произнеся ни слова, поднялся по шатким ступеням лестницы на верхнюю площадку. Мы услышали, как он открыл дверь какой-то комнаты, потом, должно быть, зашел внутрь, прикрыл дверь, и больше сверху не доносилось ни звука. Теперь мы остались наедине с четырьмя мужчинами и маленьким напуганным человечком, поникшим на своем стуле. Он смотрел на нас как больное животное, и белки его глаз сверкали.

Человек с золотыми зубами обратился к Джейку, теперь уже без улыбки, указывая на запертую дверь, но Джейк покачал головой.

Все они медленно поднялись из-за стола, и один из них положил руку на плечо перепуганного шведа.

Я взглянул на Джейка, а он — на меня, и я увидел, как он улыбнулся и выпрямился на стуле. И мне показалось, что исчезли стены кафе, изменилось освещение и мы стоим в шатре цирка, а лучи жаркого солнца пробиваются сквозь щель в брезенте. И был ринг, и толпа проталкивалась к веревкам со смехом и воплями, и Джейк стоял полураздетый, скрестив на груди руки, с точно такой же улыбкой на губах.

Было жарко, пахло опилками и примятой травой, поношенными кожаными перчатками и животными, сидевшими в тесной клетке.

Зазвенел гонг, и Джейк двинулся по рингу ко мне…

Но через мгновение я снова был в кафе, и Джейк был рядом со мной, а четверо мужчин стояли вокруг стола и смотрели на нас.

И тогда я понял, что сейчас начнется драка, и был рад этому, и ни капельки не боялся.

Четверо мужчин слегка отодвинулись друг от друга и, подойдя поближе, взяли нас в кольцо.

Внезапно тот, что с золотыми зубами, ринулся вперед, но Джейк уже поджидал его: кулак с треском врезался в челюсть этого человека, и голова его откинулась назад. Раздался крик боли, опрокинулся столик, и я увидел, как один из них идет на меня. Я ударил его, но он врезал мне, попав над глазом, и я рухнул на пол, потащив за собой ножку стула. Я почувствовал, как рот наполняется кровью, и ощутил острую боль, как от удара бича. Помню, я подумал: «Я не должен сдаваться, я не должен сдаваться», — и неуверенно поднялся с пола; в душе моей кипела ненависть к человеку, который меня ударил. Я увидел, как он схватил стул и размахивает им над головой. Увернувшись, я бросился на него и угодил ему головой в живот, и мы вместе свалились на пол — на этот раз я оказался сверху, а он сжимал пальцами мое горло. Я наносил удар за ударом, разбивая ему лицо, и он захныкал и начал вырываться из-под меня.

Подняв голову, я увидел, как два парня пытаются одолеть Джейка, но он отшвырнул их и нанес одному удар, отбросивший того к столу. Джейк крикнул мне: «У тебя все в порядке, Дик?» И он по-прежнему улыбался, и волосы падали ему на глаза.

Парень с золотыми зубами, скорчившийся спиной ко мне, быстро сунул руку в карман, и сверкнула сталь. «Осторожно, Джейк!» — заорал я, и Джейк отскочил в сторону, прикрывая лицо. Нож, просвистев в воздухе, вонзился в стену у него за спиной и дрожал теперь в двух дюймах от его головы.

Поднявшись на ноги, я ринулся к человеку, бросившему нож, и захватил его врасплох. Я ударил его кулаком в лицо, и он рухнул как подкошенный. Как хорошо было знать, что ему больно, и бить в лицо, ощущая под руками его мягкий рот, из которого шла кровь. Я услышал собственный смех и тяжелое, прерывистое дыхание и почувствовал острую боль под ребрами. «Как хорошо, — подумал я, — как хорошо!»

Кто-то приблизился ко мне, я ударил его, и он упал, а потом снова возник, и на этот раз упал я. Тут нас заметил Джейк и сильным ударом послал моего противника прямо в окно. Послышался звон разбитого стекла.

Лампы тряслись на кронштейнах, две уже были разбиты: кто-то угодил в них, швырнув стул в воздух. Мы двигались как призрачные фигуры, едва различимые в тусклом белом свете. Я дрался у стойки с каким-то парнем, ощущая на лице его горячее дыхание, как вдруг заметил: кто-то пробежал к дверям, как маленький жук, и начал возиться с тяжелым засовом. Я услышал предостерегающий возглас Джейка, и тут в воздухе опять раздался зловещий свист, и маленький жук, который был не кто иной, как перепуганный швед, жизнь которого мы бы спасли, вдруг раскинул руки, и я услышал его последний вопль ужаса и хрип. Он рухнул на пол с ножом в спине.

Я оторвался от своего противника — наверное, я что-то ему повредил, так как он упал со стоном, — и бросился к дверям. Стоя над раненым шведом, я попытался вытащить нож, торчавший между лопатками, но у меня ничего не получилось; я был весь забрызган кровью. Шведу было уже не помочь: он был мертв. Возле меня дрались, я слышал шарканье ног и видел лицо Джейка, белое в луче света из окна, и его улыбку, когда он нанес удар в челюсть одному из них. Я открыл дверь, в кафе хлынул белый свет, тени исчезли, и все сделалось четким. Один глаз у меня не открывался, кровь запеклась на щеке, а все тело было избито. Но все это ровным счетом ничего не значило, я был в каком-то счастливом опьянении, и меня не смущало даже то, что у моих ног валяется бедный убитый швед.

Мой голос прокричал как-то неестественно высоко: «Пошли, Джейк, пошли!» Мои руки сомкнулись у кого-то на горле, и мои ноги пинали кого-то лежавшего на полу; и была живая плоть, сражавшаяся с моей плотью, и зубы, выбитые моим кулаком, и теплая кровь человека, которого я ненавидел, и крик боли, которую я ему причинил.

«Привет, Джейк! — вопил я. — Привет!» А потом хохотал без всякой причины — разве оттого, что моя боль была такой же сильной, как и та, которую я причинил. «И это была слава, — подумал я, — и это был ад». И были чьи-то пальцы на моем горле, и подо мной было большое обмякшее тело.

«Дерись, ты, чертов ублюдок, дерись!» — сказал я.

И тут на улице грянул пронзительный свисток, ему ответил другой, начали переговариваться голоса, и прозвучали торопливые шаги. Я услышал над ухом голос Джейка, и он дотронулся до моей руки.

«Пошли, Дик, — сказал он, — нужно сматываться».

Я оторвал руки противника от своего воротника и последовал за Джейком на улицу, где было светло, как на рассвете, и искрилась вода.

Теперь свистели совсем рядом, за углом кафе, и шаги послышались очень близко.

«Беги, Дик, — сказал Джейк, — беги со всех ног».

Я рванул за ним по широкой мощеной улице, и сердце чуть не выпрыгивало у меня из груди, ноги болели. Я слышал звуки погони у нас за спиной, и крики, и снова свисток.

Я хрипло дышал, под ногами были острые булыжники, Джейк несся передо мной, как быстроногая тень, оглядываясь на бегу.

«Давай, Дик!» — подбадривал он, и я чувствовал, что, несмотря на изнеможение, трясусь от безудержного смеха, но нужно бежать, бежать из последних сил, потому что у меня за спиной эти торопливые шаги и отдаленные крики.

Мы пронеслись по мосту и по узкой улице, свернули за угол какого-то темного здания, выбежали на площадь и, миновав еще одну улицу, снова оказались на берегу реки, где стояли на якоре корабли. Здесь я остановился, не в силах сделать больше ни шагу, и Джейк подождал меня. Мы прислушивались, задыхаясь, к эху этих шагов, но теперь не было слышно ни звука — ни криков, ни свистков.

Кругом были корабли, замершие у причала, призрачные в бледном, утреннем свете. Забравшись в темный угол, где были сложены бочонки, мы улеглись, смеясь, тяжело дыша; слезы, которые текли из моего заплывшего глаза, смешивались с засохшей кровью на щеке.

У Джейка была рассечена верхняя губа, на лбу красовалась шишка величиной с яйцо. Глядя на него, я вдруг вспомнил свой заплывший глаз и избитое тело, начал хохотать и не мог остановиться. В памяти моей проплывали образы, от которых становилось дурно и кружилась голова, но смех мой был совершенно безудержным.

— Ты видел? — спросил я. — Ты видел того парня с ножом в спине? — Я перевернулся на бок, трясясь и рыдая от смеха, и кровавые слезы катились мне в рот.

— Прекрати, Дик, прекрати! — говорил Джейк, но сам он тоже смеялся, и я не знал, кто из нас сумасшедший и действительно ли мы всё это видели и всё это сделали. Потом, словно внезапно погрузившись в холодную воду, мы перестали смеяться и сели. Мы смотрели друг на друга, спокойные, трезвые — две важные совы под безмятежным небом, — и теперь я ощущал только боль и усталость, и мне ужасно хотелось спать.