Читаем без скачивания От Вознесенского проспекта до реки Пряжи. Краеведческие расследования по петербургским адресам - Георгий Зуев

28 октября 1924 года новое французское правительство Э. Эррио официально признало СССР. Военно-морской префект Бизерты адмирал Эксельманс приказал всем офицерам и гардемаринам эскадры собраться на борту эскадренного миноносца «Дерзкий». В полной тишине он ознакомил моряков с распоряжением правительства Франции: «Спустить Андреевские флаги, передать корабли французским уполномоченным, а самим сойти на берег…». Приказ выполнили в тягостном молчании – на бывших кораблях Черноморского флота навсегда спустили Андреевские флаги – символ величия флота России, его исторических побед. Произошло это 29 октября 1929 года, с заходом солнца в 17 часов 26 минут.

Командир «Алмаза» старший лейтенант А. А. Элленбоген (вступил в командование кораблем в августе 1922 г. в связи с назначением В. А. Григоркова командиром линкора «Генерал Алексеев») сделал последнюю запись в вахтенном журнале, передал корабль французским властям, а сам с остатками экипажа сошел на берег в лагерь беженцев.

Разоруженный крейсер «Алмаз» долго ржавел в чужих водах, пока в 1934 году не был разобран на металл. Только на потемневшей мраморной доске в морском соборе Бизерты сохранилось его имя в печальном списке кораблей, пришедших из Севастополя в Тунис в 1920 году. Так скорбно завершилась история заслуженного корабля Российского флота за тысячи миль от родной земли.

После завершения Гражданской войны в числе многих русских эмигрантов за рубежом оказались и бывшие офицеры крейсера 2-го ранга «Алмаз». К чести этих людей надо сказать, что у них никогда не угасала любовь к России и ее военно-морскому флоту. Нелегкими, а порой трагичными оказались судьбы некоторых из них. Люди, посвятившие свою жизнь идее служения Российскому флоту, оказались лишенными возможности до конца исполнить свое предназначение. Без родных корней, без средств они мучительно переживали разлуку с Родиной. Некоторые в тяжелых раздумьях не раз сомневались в правильности собственного решения – покинуть Россию. Но офицеры, воспитанные в знаменитом Морском кадетском корпусе, – люди особой жизненной закалки. В пестрой волне русской эмиграции морские офицеры всегда выделялись особой сплоченностью и корпоративностью. Везде, куда бы ни забрасывала их судьба, они, согласно вековым законам Морского корпуса, объединялись в кают-компании, в военно-исторические кружки. В эмиграции морских офицеров объединяли не только острая тоска по оставленным родным очагам, верность флоту и святому для них Андреевскому флагу, воспоминания об ушедших в прошлое годах, старых общих знакомых и друзьях, но и жестокая нужда, невозможность найти работу. И моряки всегда приходили на выручку друг другу. В каждой кают-компании существовала касса взаимопомощи, всегда помогавшая продержаться на плаву в трудные минуты жизни за кордоном. Они никогда не забывали традиционных обычаев и законов морского братства, о них всегда помнил каждый русский морской офицер.

В 1930 году, собравшись в Париже по случаю 25-летия со дня Цусимского сражения, участники беспримерного похода 2-й Тихоокеанской эскадры вспомнили ее крестный путь под флагом вице-адмирала Рожественского. Отдали дань глубочайшего уважения подвигам русских моряков, погибших в неравном бою. Открывая торжественное заседание, председатель Всезарубежного объединения морских организаций адмирал Алексей Иванович Русин, вспоминая героизм и подвиги отдельных кораблей эскадры, отметил умелые действия команды крейсера «Алмаз», выполнившей боевой приказ.

«…Ведь вот был же в нашей эскадре крейсер "Алмаз". Пользуясь тремя хорошими машинами, он ночью, без огней, прошел полным ходом море, занятое неприятелем, благополучно прорвался во Владивосток, а его командир вернулся на родину героем, с крестом Святого Георгия Победоносца на груди. Да, кому что на роду написано! Различна и многогранна Судьба Человеков, и неисповедимы пути Господни!..»

Офицеров «Алмаза» еще долгие годы жизни в эмиграции продолжали соединять общие воспоминания, безысходная тоска по Родине, офицерская честь, верность традициям русского флота и теплящаяся надежда на возвращение домой.

Там, на чужбине, они один за другим уходили к своему последнему причалу – на заморские кладбища, занимая места в строгих кильватерных колоннах могил русских флотоводцев, боевых морских офицеров и последних гардемарин России.

Неумолимое время стирает из памяти людей подробности многовековой давности, эпох, наполненных потрясениями и историческими событиями. Хочется верить, что имена офицеров Российского морского флота, в том числе и тех, кто служил и воевал на крейсере 2-го ранга «Алмаз», останутся в истории России и людской памяти.

«Улица, улица… Тени беззвучно спешащих…»

Оказалось все довольно банально и просто. Улицу переименовали за десять лет до моего рождения. Не зная об этом, я неоднократно бывал здесь, часто проезжал по ней, в бестолковой суете повседневных дел и забот не замечая в современном облике улицы Декабристов величественные черты былого великолепия старой Офицерской. В привычной суматохе буден, в постоянной спешке мы, к сожалению, не обращаем внимания на сказочную красоту и удивительную гармоничность архитектурного облика этой оставленной нам в наследство улицы с ее домами, особняками и строениями, созданными некогда великими трудами и талантом русских зодчих.

Район Офицерской улицы относится к числу интереснейших исторических мест города. Отдаленный ранее от центра столицы, он считался ее окраиной, представляя собой особое своеобразное заповедное место, сохранившее характерные черты старейшей петербургской местности с ее удивительным сочетанием разнообразных архитектурных стилей и насыщенностью биографий каждого ее дома.

Офицерская считается «малой Родиной» многих наших замечательных сограждан, живших на этой улице в разное время. Ее старые дома хранят память о выдающихся деятелях русской культуры и искусства – великих композиторах, музыкантах и артистах. Здесь жили и творили композиторы М. Балакирев, И. Стравинский, А. Серов, М. Мусоргский и П. Чайковский. На императорской сцене блистали искрометным талантом Н. Семенова, А. Павлова, Т. Карсавина и другие талантливые русские артисты. Покоренные таинственностью и прелестью Коломны, на Офицерской улице селились знаменитые писатели и поэты. Здесь им особенно хорошо работалось. В ее старинных особняках, на ее просторах слагались замечательные стихи А. Блока и О. Мандельштама.

Поэт О. Э. Мандельштам

Атмосфера Офицерской улицы как нельзя лучше располагала к творчеству великих русских писателей – Н. В. Гоголя, Н. Г. Чернышевского, М. Е. Салтыкова-Щедрина, Л. Н. Толстого, И. С. Тургенева, А. С. Грина и других наших известных прозаиков.

Улица не отличается обилием великолепных особняков и общественных зданий с необычной архитектурной красотой, однако вся история Санкт-Петербурга-Петрограда-Ленинграда отразилась в ней и ее зданиях, несмотря на то что некоторые из них неоднократно перестраивались и меняли свой облик. Городская магистраль во все годы продолжала сохранять свой особый специфический колорит, особенно ее участок, располагавшийся в местности между Крюковым каналом и реками Мойкой, Фонтанкой и Пряжкой, названной издавна Коломной. До сих пор существуют самые разнообразные версии и мнения происхождения этого названия.

Знаток же истории этой части города А. Ю. Иванов полагает, что название произошло от подмосковного Коломенского, откуда в новую столицу переселили мастеровых людей. Исследователи также считают, что изначально основанием для подобного наименования, скорее всего, стали русизмы «коло (около)» и «мна (меня)». Иначе говоря, около столицы, около великого князя, царя, императора – «Коло-мна».

В заметке «Почему – Коломна?», опубликованной в «Панораме» от 14 мая 1987 года, Р. Вербицкий, ссылаясь на словарь В. Даля, сближает слова «Коломна» и «коломень» – окрестность, околоток, полагая, что окраинное положение этой части города могло послужить мотивом появления столь необычного для Санкт-Петербурга названия городского района.

В 6-м выпуске «Панорамы» за 1985 год В. Антонов, внимательно изучив старинные выпуски газеты «Санкт-Петербургские ведомости» и купчие документы XVIII века, отстаивает версию историка Санкт-Петербурга П. Н. Петрова о происхождении названия Коломна от итальянского «колонна» – межевой столб, просека, улица, слобода. Так именовал некогда прорубленные здесь просеки первый архитектор Петербурга Доменико Трезини. К тому же, действительно, в объявлении, помещенном в «Ведомостях» (1762, № 23), читаем: «На Адмиралтейской стороне между Глухою и Чухонскою речками в 21 коломне под № 1 желающим купить деревянный двор…» (Чухонская речка – старое наименование реки Пряжки).

Помимо итальянского слова «колонна», широко употреблялось и другое, с тем же значением, но заимствованное уже из немецкого языка – «колюмна»; например, в купчих 1780-х годов то и дело встречаешь это слово: «…в большой колюмне, между Фонтанкою и Глухою речкою…» или: «…на Адмиралтейской части, за Мьею речкою, в новопостроенных слободах колюмнах…».