Читаем без скачивания Варвара Асенкова - Юрий Алянский

После похорон Дюра Асенкова занемогла. Снова открылся кашель. Любовь Васильевна Самойлова говорила в театре, что Асенкова слишком часто болеет и что, конечно, лучше заменять ее почаще Наденькой Самойловой, чем отменять или заменять пьесы.

Именно так дирекция и поступала.

С новой силой принялись за Асенкову «Литературные прибавления к „Русскому инвалиду*'» Теперь здесь театральным критиком стал В. С. Межевич.

Среди петербургских журналистов Межевич выделялся своей открытой беспринципностью и согласием делать и писать все, за что только могут заплатить. Такая позиция вполне закономерно привела его в 1839 году к редактированию петербургской газеты «Полицейские ведомости». Современники характеризовали его как небольшого роста человека с «незначительными» чертами лица и «характером мелким». Белинский сказал о нем: «Этот Межевич — бесталаннейший смертный, совершенная тупица».

Этот-то репортер и стал активным сотрудником «Литературных прибавлений к „Русскому инвалиду”». Именно его перо нацелилось против Асенковой. И Межевич с первых же своих строк об артистке взвел курок:

«Г-жа Асенкова и г Максимов до такой степени небрежны, до такой степени дурны в ролях своих, что, признаюсь, мне редко случалось испытывать в театре такое неприятное чувство. Их развязность на сцене переходит все меры сценической вольности. Желая добра г-же Асенковой, как актрисе не без таланта, мы советуем ей поучиться, как держать себя на сцене — не у г-жи Аллан:

Нам до нее, как до звезды

Небесной далеко! -

но хоть у г-жи Самойловой.»

Через три недели:

«Г-жа Асенкова нисколько не выразила того характера, которым роль ее должна быть проникнута..»

Еще через неделю:

«Однообразное, безжизненное, часто (в смысле грамматическом) неправильное произношение, манерность в игре.

Мы бы очень боялись за русскую комедию и даже водевиль, если б не видели прекрасной надежды для нашего театра в лице г-жи Самойловой».

Через три недели.

«У г-жи Асенковой заметили мы на этот раз особенную сторону таланта, лет через пять эта талантливая артистка может с полным успехом занимать роли г-жи Гусевой (пожилых дам).»

Оля с красными, но сухими глазами приходила к сестре в ее веселую, солнечную комнату и садилась возле дивана, на мягкий пуф

— Варенька, ты не огорчайся, ну пусть себе пишут А в других газетах тебя хвалят. И, самое главное, — публика тебя обожает, ты же знаешь! Ведь уж, кажется, проходу не дают

— Я и не огорчаюсь, — грустно отвечала Варенька, — у меня столько работы сейчас, что некогда обращать внимание.

— Наденька, послушай-ка, я тебе почитаю новую рецензию Василия Степановича, — говорила Любовь Васильевна Самойлова сестре, усаживаясь поудобнее в ее комнате. — Это и тебя касается. Милый он человек, правда?

— Просто душенька, — отвечала Надя, беря конфету — Мне кажется, он искренне привязался к нашему дому Не правда ли?

По утрам подписчики читают газеты. Кто — какую. В петербургских газетах и журналах много преинтересного — на все вкусы.

Нельзя сказать, чтобы никто не вступался за Варвару Николаевну, за попранную справедливость, за достоинство актрисы. На ее защиту встал и журнал, только что начавший издаваться в Петербурге, — «Репертуар русского театра» В одном из своих отчетов тридцать девятого года, в редакционной статье, посвящая свои размышления судьбе Варвары Николаевны Асенковой, журнал косвенно отвечал Межевичу — он именовался здесь «одним «благонамеренным» рецензентом»

«. Г-жа Асенкова во все зимние месяцы не сходит со сцены; редкий спектакль играет она одну роль, большей частью две или три! Физической возможности нет выделать каждую роль до такой степени художественно, чтобы придирчивая критика не нашла в ней пятен.

Сообразив, что г-жа Асенкова кроме того, что сыграет в год около трехсот пьес, должна каждый день, лучшее время — утро, истратить в репетиционной зале — с удивлением спрашиваешь себя, когда же она разучивает их? Прибавьте к этому, что большую часть новых ролей из бенефисных пьес получает она много что за десять, за восемь и за шесть дней — случается и менее — до представления, и что не малое число из этих ролей не достойны ее таланта, а их все-таки надобно выучить, истратить невозвратимое время! Конечно, критику до всего этого нет дела. Прибавьте к этому хоть немного пристрастия, предубеждения.»

О, как много пристрастия и предубеждения воздействует на пружины косного театрального механизма! Конечно, нет и не может быть театра без увлечения, без эмоционального, горячего отношения к его созданиям и жрецам. Но бывает, что увлечение одним переходит в открытое недоброжелательство по отношению к другому, приверженность одному побуждает мстительно отвергать другое. Мельпомена движется вперед на колеснице, в колесах которой торчат палки.

Конец сезона ознаменовался для Асенковой новой ролью в высокой комедии, ролью настоящей, достойной ее таланта, требующей самого серьезного отношения к себе, — ролью Софьи в «Горе от ума» Странное дело: те самые газеты и журналы, которые, упрекая Асенкову за обилие в ее репертуаре ролей водевильных, легковесных, писали об этих ее выступлениях подробно, но мало и скупо писали о серьезных ролях артистки, где она поднималась над обычным уровнем драматической литературы своего времени, где шла навстречу пожеланиям критики. Так же мало писала театральная печать об ее исполнении роли Софьи. Журнал «Репертуар русского театра» отметил лишь, что «до г-жи Асенковой на нашей сцене не было еще Софьи Павловны», что Асенкова явилась олицетворением столичной барышни, готовящей себе мужа-слугу Комедия, как это не раз бывало и прежде, шла не целиком — только второй и третий акты. Фамусова играл Сосницкий.

Лето тридцать девятого года выдалось в Петербурге жарким. В Петергоф, куда актерам императорских театров приходилось ездить часто на спектакли, даваемые в летней резиденции царя, начал ходить придворный пароход — на нем имели право добираться до Петергофа артисты. Пароход отправлялся из Петербурга в 11 часов утра.

Те, кто оставался в городе, ездили отдыхать в Летний сад, милое сердцу петербуржцев прибежище от жары и пыли. Тем летом у входа в сад со стороны Пантелеймоновской улицы (ныне — улица Пестеля) установили красивую урну эльфдальского порфира, подарок шведского короля.

Асенкова тяжело переносила жару — болезнь все больше давала себя знать. А драматурги слали новые свои пьесы, комедии, водевили и драмы, и Варенька томилась, видя, что роль слаба, дурна, растянута. Да и хорошие роли требовали к себе пристального внимания, нередко — встречи и разговора с автором.