Читаем без скачивания Любовь эпохи ковида - Валерий Георгиевич Попов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И так далее. Не заходил! Пришлось выйти.
Стоял элегантно одетый, как жених! Но с прижатыми ушами, как кролик. Словно приготовился к чему-то ужасному. Или, может, получил вчера от Наташеньки за поздний приход?
– Какие планы? – настороженно спросил Игорек.
– Да надо бы Юру как следует проводить. О! – Я, зацепив мизинцем воротник, приподнял курточку, висящую на Юре. – Пушинка!
– И дары лета закончились! – грустно сказала Рита. – Долго мы еще будем стоять на лестнице?
Она посторонилась, но Игорек не вошел. Зато вдруг смертельно побледнел.
– Я пошел.
– Линяешь? – расстроенно проговорил Юра.
– Вернусь… надеюсь! Ну… пока!
И он зашлепал по лестнице. А мы долго не закрывали дверь, как бы провожая.
– Он что, банк грабить пошел? – Рита выразила и наши опасения.
– Я думаю, он и нас бы позвал, – с легкой обидой проговорил Юра.
– У тебя же есть связи в МВД, как у главного потрошителя? – уцепился я.
– Ну-у… – Юрок почесал затылок. – В каком разрезе? В смысле – донести?
– Ну что ты! – это Рита сказала. Соучастница уже… – В смысле – вытащить.
– Смотря из чего…
Вскоре брякнул звонок. Вот и узнаем!
Игорек! Стоял абсолютно белый. Хорошо, что не окровавленный… Точно – не окровавленный. Тьфу-тьфу-тьфу!
– Заходи.
Он вошел, с опаской оглянувшись и как-то стремительно скользя… Что еще за повадки? Балет!
– Закрой дверь, – тихо проговорил он.
– Слушаюсь! – Я тоже почему-то перед тем, как закрыть, оглядел лестницу.
Видимо, влипли. Похоже, наш клан становится криминальным, и – с неожиданного края. Что значит – связаться с женщиной! Всегда все валим на них.
Мы окружили Игорька в прихожей.
– Ну? – не выдержал я.
Помедлив и еще больше побледнев, он медленно расстегнул плащ – и быстро распахнул. Мы отшатнулись. На животе его сияли нежной желтой кожей ботинки, частично засунутые за пояс… блистательно новые, и даже с болтающейся этикеткой… Игорек стремительно запахнул плащ. Но почему ботинки – на животе?
– Ты, что ли, вносишь их в общий котел? – предположил я.
Чарли Чаплин, помнится, ел ботинки. Но не такие же!
Игорь помотал головой.
– Так что же? – удивился я.
Он молча вытащил пачку денег и протянул Юре.
– Что это? – В Юре заговорила система МВД. И – вопрос: – Это Наташенька дала тебе деньги?
Игорек кивнул – но сдержанно, как на допросе.
– Для меня? – спросил Юра.
Игорек теперь отрицательно помотал лицом. Странно. А зачем же тогда передает? И причем здесь ботинки?
– Деньги… На покупку ботинок?
Цепок, Юрок. Но это уже допрос. Помедлив, Игорь кивнул.
– А ты их… Немедленно верни!
– Что – верни? – уже нахально оскалился Игорек.
Преступник заговорил!
– Деньги. Или шкары…
Юра перешел на блатной язык. Игорек опять помотал головой. Помолчали.
– Да… повяжут! – прокрутив, видимо, все варианты, подытожил Юрок.
– Я для тебя же! – простонал брат.
– Ладно. Давай! – Рита решительно забрала деньги у Игорька, и глянула в зеркало. – Все! Уже хозяйка воровского притона! Поздравляю! Чего стоишь? Заходи!.. Гуляй, братва! – И кинула веером деньги на стол.
– Засунул за пояс – и пошел! – Игорек изящным движением, как в танго, изобразил.
– Да-а. Далеко пойдешь, если не остановят! – Юра вздохнул.
– Но не каждый же день… брат уезжает! – сказал Игорь и опять побледнел.
– Ладно! – Юра поставил руку на локоть, и они шлепнулись с Игорьком ладонями. – Раздевайся. Не бойся – деньги я в магазин верну.
– Ты… ты… – забормотал Игорек. – Я… рисковал ради тебя! Не надо!
– Спасибо, братик! – стукнулись лбами (без меня). – Тогда и на мои пьем! – Юра выхватил суперзаначку из куртки.
– Нет, Юра! – сказала Рита.
О чем это они? Общее хозяйство?
– Твои – нет!
И я вспомнил, что именно она отстояла одну строчку в списке – «торшер домашний», поняв, что это Юре для дома. Солидарность одной хозяйки с другой.
– Торшер купишь.
– Тогда – я! – вытащил я пачку денег. – Решил вернуть аванс. Отвратительный заказ. Но – напишу! Это – нам!
– Ладно! – проговорил Юрок. – Игорька все равно нам не перешибить! Гуляем!
– За замечательных братьев! – воскликнула хозяйка. – Такого я… никогда не пробовала! Тост!
Мы приосанились.
– За вас! И чтобы больше я вас никогда не видела!
Зазвенели бокалы.
– Я с вами, братики мои! Если что – будем отстреливаться! – кричал Юрок.
В заключение (в хорошем смысле этого слова) наш Юрок шел по платформе, радостно размахивая торшером в правой руке, как знаменем! Рубаха распахнута. Куртка оставлена. Зачем теперь она? Мы плелись сзади, поддерживаемые Ритой.
– А где же ваши вещи, Юрий Алексеевич? – поинтересовался проводник, видимо, знакомый.
– А нету! – сказал Юрок добродушно. – Зато – вот! Братья мои! – Он с гордостью показал на нас.
– Вот это по-саратовски, по-купечески! – одобрил проводник.
Вот – торшер… Как осознанная необходимость. А что еще? И мы загрузили счастливого Юрка.
– Он лучше всех нас! – заплакала Рита.
Мы скромно молчали. Но мы тоже не ударили в грязь лицом! И добродушная физиономия Юры в окне, над абажуром торшера, на который он положил подбородок, уехала. Все мы плакали.
Долг по «колготочному списку», как он, смеясь, называл его, отдавал потом полтора года, и никто не попрекнул его. И Майя простила. Такие люди! Как и он сам.
ПРОЛЕГОМЕНЫ ВЛАСТИ
Как написал Игорек в своем философском трактате, над которым он работал с пяти до семи утра: «Подул ветер перемен». И чуть было нас не сдул. Мое любимое издательство закрылось, и на его месте заработал массажный салон.
Вагон раскачивался – скоростной участок, – посередине вагона образовался вакуум, и там стоял, ощерясь, Игорь и рвал свой партийный билет. Причем самым трудным способом, в закрытом виде, и все страницы сразу, включая две ледериновых обложки. Но это и требовалось показать – как нелегко этот шаг дается!
Помню, как все началось. Во время одного из наших элегантнейших ужинов в «Национале» он вдруг сказал:
– Ты знаешь, я иду в большую политику! – и намазал бутерброд икрой.
Первый мой импульс был – воскликнуть: «Зачем? И так, смотри, сколько икры!» Но это было бы безнравственно.
«Пролегомены власти», по его выражению, которыми он располагал, мне были не известны. Пока – это «возможности» одного нашего дальнего родственника – мужа сестры мужа сестры, с которым вдруг Игорек резко сблизился.
– Член ли он нашего клана? – поинтересовался я.
– Этот вопрос рассматривается, – сухо сообщил Игорек.
Серега Земляной, красавец с Кубани, после философского факультета работал в ЦК и писал речи Генеральному, с понедельника уезжая «на дачи», как они это называли (и с упоением повторял Игорек), чтобы ничто не отвлекало
