Читаем без скачивания Прелестница - Валери Кинг

Оставив в покое ее пальцы, он поднял на нее глаза.

— Филип? — спросил он. — Мне незнакомо это имя.

— Он умер — уже пять лет.

Все еще держа ее за руки и сжимая их, Уортен сказал:

— Мне очень жаль. Я не знал…

— Филип Харкасл. — Мег ощущала огромное облегчение от того, что ей удалось, наконец, завладеть его вниманием. — Я безмерно его любила, — продолжала она. — Мы так понимали друг друга. Ценою своей жизни он спас ребенка из реки во время весеннего разлива. Филип утонул… — Голос у нее сорвался, и она отвернулась, сдерживая слезы.

— Мег, поверьте, я разделяю ваше горе… — Он вдруг замолчал, пристально в нее всматриваясь. — Филип Харкасл? Высокий молодой человек, дамский любимец — тот ли это Харкасл?

— А что?

Недоверие отражалось у него на лице. Он плотно сжал губы и, немного помолчав, сказал:

— Как я могу отнять ваше сердце у призрака, Мег, да еще призрака, которого вы видите совсем в другом цвете, нежели он был на самом деле?

— О чем вы говорите? При чем здесь цвет. Призраки бесцветны!

— Вы сравниваете меня с ним, и оказывается, что мне до него далеко.

Мег хотела что-то сказать, но он не дал ей.

— Нет! Не нужно ничего объяснять, я читаю и ваших глазах. Вы меня не уважаете, не так ли?

Не желая услышать ее ответ, он громко засмеялся.

— Иногда судьба нас больно ранит, и это как раз такой случай!

В этот момент у Мег впервые появилась надежда. Она знала, что он достаточно рассудителен, и видела, что он начинает понимать, что их союз невозможен.

Но он внезапно резко повернулся к ней, с выражением твердой решимости на лице. В глазах его появился опасный блеск.

— Итак, значит, вы меня не уважаете! Что же, тем хуже для вас. К сожалению, ваши представления о моих достоинствах меня мало волнуют. Мне нужно ваше сердце, и я завоюю его!

Мег широко раскрыла глаза.

— Неужели вы не смягчитесь? — изумленно спросила она. — Я знаю, вы упрямы, но это уж слишком! — «Что же он за человек», — подумала она.

Мег отступила на шаг. Он продолжал:

— Я не расторгну нашу помолвку по такой ничтожной причине, дорогая мисс Лонгвилль. Вам придется получше постараться, чтобы избавиться от меня. Сравнивая меня с вашими бывшими кавалерами, вы ничего не добьетесь!

Мег была в ужасе. Всякий настоящий джентльмен тут же пошел бы ей навстречу! Но только не Уортен! Он каждый раз проявлял себя как человек, лишенный чувства чести.

Она отступала от него все дальше, но он неуклонно приближался к ней. Она хотела бежать, по ноги отказывались ей повиноваться. Смеясь, он обхватил ее за талию и притянул к себе.

— Не спеши, Мегги. Дай себе ощутить мое прикосновение. Ты в объятиях живого человека, а не призрака, который держит тебя только силой воспоминаний. Он мертв, а я готов идти с гобой по жизни, пока ты не поседеешь и не высохнешь от старости.

Он стиснул ее в объятиях, и Мег почувствовала, как дрожь пробежала у нее по телу.

— В моей груди бьется сердце, жаждущее разделить с тобой радости и заботы. Я человек из плоти и крови, Мег, а не создание твоего воображения. Тебе будет тепло в моей постели. Я хочу, чтобы ты рожала мне детей, вела мой дом, раздавала оплеухи моей прислуге, если понадобится. Клянусь Богом, ты будешь моей женой, хотя бы это стоило мне жизни!

Мег испустила легкий стон. Его слова казались ей живой водой, орошавшей выжженную землю пустыни. Она желала только одного — ощутить прикосновение его губ. Она сознавала, что это дурно, что, в сущности, ненавидит этого человека. Но этот мужчина, ласкавший ее и говоривший ей слова, которые она жаждала услышать, которых никогда не слышала от Филипа, — волновал и увлекал ее, она тянулась к нему всем своим существом.

Он нежно поцеловал ее в щеку, стерев губами выкатившуюся слезу.

Только сейчас она смогла оторваться от него, но на этот раз он ее не удерживал, и Мег выскочила из дома и побежала в лес. Там ожидали ее безопасность и покой и… одиночество, мучительное, горькое одиночество.

Но что бы там ни было, она никогда не станет женой человека, которого она не может уважать. Если бы только Уортен не действовал на нее так! Он соблазнял ее, и эта мысль заставляла ее бежать все дальше и дальше вверх, по поросшему буками холму, возвышавшемуся над долиной, по траве, где колыхались колокольчики.

Она презирала его, ненавидела его, но в то же время жаждала его мучительно душой и телом.

8

Мег заметила, как омрачилось лицо Хоуп Норбери, когда Чарльз пригласил Элизабет Пристли на второй танец, к тому же еще и на вальс! Хоуп стояла между матерью и Каролиной, улыбка застыла у нее на лице, веер неуверенно колыхался в руке. Она была вся белом, и это был неудачный выбор, потому что белое платье подчеркивало ее бледность, и на этом фоне совершенно терялись ее прекрасные каштановые волосы и карие глаза. Как выгодно оттенил бы ее черты ярко-голубой цвет, подумала Мег, и что заставило миссис Норбери позволить дочери появиться в таком невзрачном туалете. Конечно, белый придавал ей ангельский вид, но рядом с Лиззи, носившейся по залу в оранжевом шелке и расшитом блестками шарфе, Хоуп выглядела довольно тускло.

Чарльз не мог не заметить такой разительный контраст. Он еще ни разу не танцевал с Хоуп, но кто мог осудить его за предпочтение, оказываемое им оживленной, игривой Лиззи?

Мег стояла рядом с мистером Норбери, сгорая от любопытства. Что означал этот выбор Чарльза — да еще на балу в день рождения Хоуп? Половина всех гостей, перешептываясь, сводили глаз с Хоуп. Не мог же Чарльз не понимать, какое он производит впечатление, избегая Хоуп и откровенно флиртуя с Элизабет! Мистер Норбери, человек с тонким чувством юмора и начинающимся брюшком, слегка раскачиваясь на носках, обратился к Мег:

— Мы всегда наблюдаем летом одну и ту же картину, не правда ли, мисс Лонгвилль?

Он пожевал губами.

— Мы имеем прекрасную возможность наблюдать за передвижением огромного количества самых разнообразных пернатых в нашей долине. Хотя их квохтанье и кудахтанье мне не по вкусу. В особенности меня раздражают крики ворон.

Он устремил взгляд в сторону нескольких худощавых пожилых дам, сидевших по другую сторону зала. Одна из них, старая дева, была и черном бумазейном платье, другая, два года как овдовевшая, все еще одевалась в черный шелк, третья — мать семейства почтенных лет — была в черной шали поверх лилового атласного платья, с суровым неодобрительным выражением лица. Они посматривали по очереди то на Лиззи, то на Хоуп, осуждающе пощелкивая языками и покачивая головами. Поведение Чарльза доставляло им больше удовольствия, чем выпало на их долю, на семейных вечерах в Стэйплхоупе за последние годы.