Читаем без скачивания Вавилон. Месопотамия и рождение цивилизации. MV–DCC до н. э. - Пол Кривачек

Урукагина утверждал, что положил всему этому конец. Он усмирил чиновников, урезал налоги, а в некоторых случаях полностью их отменил, вернул храмам собственность, но позаботился о том, чтобы священнослужители больше не угнетали мирян. Он устранил неравенства власти, угнетение бедных богатыми: «Если дом богатого человека стоит рядом с домом бедного и если богатый человек говорит бедному: „Я хочу купить твой дом“, то, если бедный хочет продать его, он может сказать: „Заплати мне серебром столько, сколько я сочту справедливым, или возмести мне его стоимость эквивалентным количеством ячменя“. Но если бедный не хочет продавать свой дом, то богатый не может его заставить». Урукагина освободил горожан, которые не могли возместить долг или были ложно обвинены в краже или убийстве, «он пообещал богу Нингирсу, что не позволит вдовам и сиротам становиться жертвами сильных мира сего. Он дал свободу гражданам Лагаша».

Ученые все еще спорят о том, что на самом деле означали заявления Урукагины для народа Лагаша. Были ли его реформы просто поступками доброго и справедливого человека или, скорее, способом проявить добрые намерения правителя, который узурпировал трон законного обладателя? Было ли возвращение собственности храму реальной попыткой восстановить роль жречества в обществе Лагаша или, назначая себя и членов своей семьи на должности внутри храмовой иерархии – как он это сделал, – Урукагина сумел нагреть руки, изображая альтруизм и щедрость? Мы этого никогда не узнаем. Но этот спор, представляющий интерес для специалистов, на самом деле таит в себе нечто потенциально более важное: тексты, описывающие деяния Урукагины, открывают несколько совершенно неизвестных черт в истории управления государством.

Хотя древняя хронология все еще весьма спорна, правление Урукагины имело место почти наверняка не позже 2400 г. до н. э. В других уголках мира, за исключением Египта и, возможно, долины Инда, в это время люди все еще жили либо полукочевыми родовыми общинами охотников-собирателей, либо объединялись в небольшие поселения под передаваемой по наследству властью деревенских вождей, не зная письменности и технологий выплавки металлов (это меньшинство, которое совершило огромный скачок вперед к ведению сельского хозяйства). Тем не менее в Южной Месопотамии задолго до Платона и Аристотеля, Конфуция и Лао-цзы, Будды и Махавиры, еврейских пророков, Моисея и Заратустры, и даже задолго до Авраама в текстах звучат основные идеи морали и правосудия – проблема справедливости, ответственность за защиту вдов и сирот от богатых и могущественных людей. Также в этих текстах впервые встречается слово, которое можно перевести как «свобода»: «Он ввел свободу – amargi – или гражданство Лагаша».

Дальнейший смысл реформ Урукагины состоит в том, что он пытался извлечь поддержку своей власти, основываясь на принципе, который очень отличался от всего, что было раньше. Предыдущие монархи хвастались своими военными успехами и горами трупов, оставленными ими на поле боя. Одни, похороненные в царских могилах Ура, при жизни оправдывали собственную власть своим почти божественным статусом, другие основывали законность их пребывания на троне исключительно на страхе, который они внушали подвластному им народу. Теперь же мы видим что-то совершенно новое: тексты наводят на мысль, что Урукагина хотел, чтобы его народ его одобрял, даже любил.

Мы часто считаем само собой разумеющимся то, что древние люди настолько отличались от нас, что мы не можем представить их жизнь такой, какой они ее видели. Тем не менее в документах содержатся доказательства обратного. История Лагаша, его долгая война с Уммой и реформа его общественного строя, проведенная Урукагиной, дававшая защиту вдовам и сиротам и свободу жителям города, наводят на мысль о том, что за прошедшие четыре с половиной тысяч лет отношения между людьми мало изменились.

Какими бы ни были истинные мотивы Урукагины при проведении реформ, они принесли ему мало хорошего в конечном счете. Его правление в Лагаше продлилось едва ли больше восьми лет. Пока он занимался государственными проблемами, защищая интересы своих подданных и ища их одобрения, почти в 30 км от города в традиционно враждебном ему городе Умма потихоньку наращивал силы новый энергичный и амбициозный правитель Лугальзагеси, вынашивавший план мести за многие десятилетия унижений от Лагаша. И затем он нанес разрушительный удар. Горестное стенание, сочиненное после истребления населения и разорения Лагаша, рассказывает нам: «Правитель Уммы поджег храм Антасурры; он унес все серебро и лазурит… Он пролил кровь в храме богини Нанше и унес драгоценные металлы и камни… Разграбив Лагаш, Человек из Уммы совершил грех против бога Нингирсу… Да будет отрублена рука, которую он осмелился поднять против Нингирсу. Не было вины царя Лагаша Урукагины. Пусть Нисаба – богиня правителя Уммы Лугальзагеси заставит его нести свой смертный грех на шее».

Пророческие слова. Но прошло много лет, прежде чем это последнее проклятие осуществилось. А тем временем в добавление к Лагашу Лугальзагеси также покорил Киш, Ур, Ниппур, Ларсу и Урук, который он превратил в столицу своих расширившихся владений и на вазе в честь верховного бога Энлиля в храме города Ниппур приказал сделать надпись, в которой утверждалось, что он завоевал весь Шумер, равно как и окружающие его страны: «Когда Энлиль – царь всех стран отдал царскую власть над всем государством [Шумером] Лугальзагеси, на него обратились все взоры; он бросил все чужеземные государства к его ногам и заставил всех подчиниться ему от восхода до захода солнца, от Нижнего моря [Персидского залива] вдоль рек Тигр и Евфрат до Верхнего моря [Средиземного моря]. Энлиль убрал всех его соперников на всем пространстве от восхода до захода солнца. Все иные земли в изобилии находятся под ним как его пастбища. Все народы счастливы под его властью, все правители Шумера и вожди всех земель».

Утверждение Лугальзагеси о том, что он властвует над всем Плодородным Полумесяцем, по меньшей мере сомнительно. Вполне возможно, что он заключил некий пакт о ненападении с окрестными государствами – городами вроде Мари, которые, возможно, обладали в какой-то степени властью над племенами в Сирии. Но высокомерие, выраженное в напыщенной надписи на вазе, неизбежно привело к возмездию: так же как уничтожение им Лагаша было местью за долгое унижение Уммы, его падение было связано с одним из его собственных первых завоеваний.

Когда Лугальзагеси взял город Киш, он сверг его правителя Ур-Забабу, и именно тот человек, который когда-то был виночерпием у этого царя, и свершил кару богини Нисабы, обрушив ее на шею Лугальзагеси. Сделав это, он ввел в новую эру идеологию и принцип правления – не в страхе и любви, а в низкопоклонстве и преклонении перед героями. Новым правителем этой эры был Саргон, прозванный Великим. Он основал самую первую настоящую империю.

Глава 6.

Правители четырех сторон света: героический бронзовый век, 2300–2200 гг. до н. э.

Имперские амбиции

В ходе сезона раскопок 1931 г. Реджинальд Томпсон при наводке Макса Маллоуэна (британская группа археологов исследовала город Ниневию, расположенный на севере Месопотамии, который одно время был столицей Ассирии) наткнулся на отлитую из меди человеческую голову в натуральную величину. Ученые сразу поняли, что обнаружили реликвию, которая знаменует важный поворотный пункт в древней истории. Эта голова не походила ни на что, когда-либо найденное до этого; это был гигантский шаг от знакомого, довольно жесткого и официального жреческого скульптурного стиля шумеров. Вероятно, эта находка являлась изображением земного правителя, так как на ней не было никаких знаков или символов, которые всегда применялись в древние времена для обозначения божества, но качество исполнения скульптуры указывало на воплощение в ней действительно августейшей персоны.

Волосы тщательно заплетены в косы, схваченные ободком, надетым вокруг головы, и собраны в изящный шиньон, крепящийся тремя кольцами сзади, из-под которого на шею спускается бахрома из очаровательных колечек. Пряди так же тонко прочерчены, как и на золотом шлеме Мескаламдуга – одном из сокровищ, найденном Леонардом Вулли в погребальной яме в Уре. Ухоженная большая борода с искусно изображенными завитками и локонами делится надвое ниже подбородка. И хотя немедленно на ум приходит Озимандий Шелли, внушавший благоговейный страх в свое время, но забытый потомками, как образец древнего правителя: «Мои деянья зрите, властелины, и падайте духом» – здесь, на чувственных губах этой головы, видна легкая добрая улыбка, очень человеческая и сильно отличающаяся от «презрительной усмешки морщинистых губ, отдающих холодный приказ», как будто ей забавна сама мысль о пристальном внимании к ней далеких потомков.