Читаем без скачивания Апрельский туман - Нина Пипари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…В 2:15 я просыпаюсь и знаю, что больше уже не засну. Пустота, огромная, одинокая, как гул редких машин, несущихся по проспекту, все больше заполняла бездонный след, оставленный сном. Реальность мерно вступала в свои владения.
Утром, со звоном в ушах и сосущим страхом перед часом пик, я потащилась в универ. По привычке иду к метро, задрав голову — может, хоть небо меня успокоит, утешит своей сказочной красотой. Нет, лжешь, лжешь! Ведь прекрасно знаешь, что его великолепие не успокоит, а лишь растравит рану в душе — чистейшей воды мазохизм, гамлетство, упивание своей болью. Но послушай, я раздираю еле затянувшуюся рану, только чтобы не чувствовать пустоты, разве это не достойно сострадания?
Молчит.
Небо не собирается сегодня радовать кого бы то ни было — оно само не в духе этим холодным, первым по-настоящему зимним утром. Белое и плоское, похожее на облатку, солнце плавает в грязных жидких облаках. Сегодня небо напоминает утреннее море после традиционного народного гулянья (субботы): вода мутная, вязкая, липкая, вялые безжизненные волны уже не пытаются выплюнуть бесчисленные окурки, бутылки, испражнения, плевки и какую-то мерзость — они просто покачивают эти продукты человеческой жизнедеятельности, они уже смирились, сжились с отвратительным сосуществованием, они опустили руки.
Я почувствовала ползущую вверх по горлу тошноту и перевела взгляд на землю. На ней эти окурки и бутылки выглядят куда более естественно.
Проехав полчаса в битком набитом вагоне метро, наслушавшись дебильных разговоров, нанюхавшись всех видов перегара и дурного запаха изо рта, злющая, как черт, я влетела в пустую аудиторию и, с силой швырнув сумку на парту, начала метаться, как лев в клетке, не стесняясь в выражениях и проклиная все и вся. Вдруг я остановилась как вкопанная, грязное ругательство застряло в горле, нога, занесенная, чтобы отшвырнуть попавшийся мне на пути стул, безвольно опустилась — я увидела человека, сидящего у окна. Это была Ника. Я видела лишь красивый силуэт ее глаза и щеки, но глаз неподвижно был устремлен в утреннее небо, мягкая щека то и дело округлялась в счастливой улыбке, а голова покачивалась — то ли удивляясь чему-то, то ли сокрушаясь, то ли споря с кем-то.
Она не только не видела моего «хэппенинга», но и вообще не знала, в какой точке времени и пространства сейчас находится. Оправившись от изумления и согнав краску стыда с лица, я бодрым шагом подошла к Нике и легонько потрясла ее за плечи. Она закрыла глаза, потом снова открыла — и взгляд ее ужаснул меня: столько было в нем тоски и одиночества.
Казалось, она вот-вот заплачет, и я, видя ее в таком непривычном состоянии, сама была готова расплакаться. Но тут, видимо, придя в себя и увидев над собой мою сочувствующую физиономию, Ника тряхнула головой и приветливо улыбнулась как ни в чем не бывало. Я не осмелилась спросить, что с ней случилось, а она, напевая веселую мелодию, ходила по аудитории и расставляла по местам разбросанные моей яростью стулья. Потом стали подтягиваться однокурсники, потом началась пара, и до конца занятий мы с ней почти не разговаривали.
Когда прозвенел звонок с последней пары, все, вскочив с мест и расталкивая друг друга, понеслись к выходу. Ника некоторое время сидела молча, глядя в окно, затем повернулась ко мне в профиль и сказала, что сегодня ей снился сон.
Честно говоря, я не ожидала от нее такой тривиальности: подумаешь, сон приснился! А кому они не снятся? Не знаю, что у меня с лицом, но почему-то меня всю жизнь грузили своими «невероятными видениями» все кому не лень. К одной прилетал R.Williams и, предварительно женившись по всем правилам и материально обеспечив родственников, увозил ее на «прекрасный остров»; другой снились мертвые котята (к деньгам?!); третьей — беременность дяди, четвертой — что-то красивое, но достаточно банальное — и так до бесконечности. Короче, лет за десять подобной принудительной практики, так и не услышав ни одного мало-мальски необычного сна, я окончательно утвердилась в мысли, что по-настоящему чудесные, ни на что не похожие, полные напряженной мысли и чувства сны вижу только я.
Будь я психоаналитиком, у меня бы уже собрался такой богатый материал, что хватило бы и на диссертацию, и на пару увесистых томов научных исследований.
Но психоаналитиком я не была и становиться им не собиралась, поэтому к тому моменту, когда Ника произнесла слово «сон», я уже не могла без дрожи слышать это буквосочетание. Однако Ника не была обычной девушкой — уже тогда у меня не было в этом сомнения, — и я решила перебороть свое отвращение и «дать ей шанс». С внутренним вздохом я напялила маску заинтересованности и сказала:
— В самом деле, красивый? Расскажи!
Сейчас я на сто процентов уверена, что от Никиного внимания не ускользнула моя лицемерность, но почему она все-таки пустила меня в свой мир — это навсегда останется загадкой. Как бы то ни было, то, что я услышала, кардинально изменило мое отношение к себе, к Нике, к жизни — ко всему.
Сон Ники
Мы стоим в маленьком темном накуренном помещении. Рядом со мной много людей, и они все время очень громко говорят, говорят, говорят без конца, на одной и той же ноте. Все мое внимание приковано к человеку около окна. Ужасно неприлично, но я не в состоянии оторвать от него взгляд. Маленький, хромой, в смешной зеленой шапочке — и до такой степени на своей волне, что моему восторгу нет предела. Я точно знаю: внутри его с виду такой непривлекательной головы — такое! Такая красота, такое счастье, такая страна чудес, что не хватит всех воображений мира, вместе взятых, чтобы хоть отдаленно это представить. И больше всего мне хочется сейчас, чтобы он пустил меня в себя, я чувствую в нем родственную душу. Я так долго ее искала, поэтому не могу себе представить, что мне до нее не достать. Для этого нужно сойти
