Читаем без скачивания Крушение Римской империи - Майкл Грант

Хотя Восток послал в Африку наиболее подготовленную экспедицию, вандалы не были побеждены, поскольку бешеная атака на их позиции, как и все предыдущие, захлебнулась. И когда император Антемий назвал Рицимера просто диким зверем, тот решил, что на троне нужна более послушная марионетка, чем этот «гречонок», и убил его — а вскоре умер и сам, в 472 году.

Затем на короткое время появились еще два правителя. Одного из них император Востока Лев полностью проигнорировал, и решил послать своего родственника по женской линии Юлия Непота занять трон в Равенне. В это время Лев умер. Его преемник Зенон (474—491) был слишком занят внутренними проблемами своей страны, чтобы интересоваться еще и делами Запада, и постоянно возвращался к миру с вандалами.

Не сумев уверенно закрепиться на троне, Непот отправился на покой в Далмацию. В 476 г. Западная империя подошла к конечному пункту, когда ее последний номинальный император Ромул Августул был вынужден отречься от престола под давлением влиятельного военачальника у римлян германца Одоакра. И теперь Зенон, формально продолжавший реагировать на призывы Непота, хотя и неохотно, но смирился с положением Одоакра как одного из германских королей, подобно Гейзериху у вандалов и Эвриху у вестготов, правивших на бывших имперских территориях.

Западная империя закончила свое существование. Восток пережил ее, но без Запада его дальнейшее развитие было куда менее впечатляющим. Античный мир Рима был сведен до половины своего начального размера, и одной из причин этого знаменательного истощения великой классической культуры, как указывал Гиббон, явилась прискорбная неудача двух прежних половинок в попытках сотрудничать. Проигравшим оказался Запад, более слабый партнер.

Глава 9

РАСА ПРОТИВ РАСЫ

Когда германцы вступили в Империю, Риму представилась возможность ассимилировать их, однако эта возможность была упущена с самыми печальными последствиями. Вместо объединения и партнерских отношений между двумя народами возникли острые трения, которые, как это ни печально, внесли свой вклад в распад римского мира.

Еще задолго до последнего столетия Западной империи, многие германские племена жили в пределах имперских границ. С момента установления империи один римский правитель за другим приглашали их в большом количестве, чтобы обезопасить границы и заполучить как можно больше солдат и сельскохозяйственных рабочих. Со времен Константина Великого целые полки имперской полевой армии состояли из германцев. Многие из этих людей получали офицерские звания. Императоров окружали военачальники-германцы. Символом того периода явился германец, ставший Учителем Солдат или командующим имперских армий. Императоры всегда были склонны полагать, что они могут рассчитывать на лояльность иноплеменников.

С течением времени получилось, что эти люди стали фактически над правительством. Таким властителем был, например, Арбогаст во времена Грациана и Валентиниана II; хотя он вряд и заслуживал доверия, как это обнаружилось позже, после таинственной смерти Валентиниана II, которая почти наверняка была делом рук этого франка. Наиболее выдающимся из всех таких командующих и правителей, стоявших за троном, был Стилихон, который правил Западной империей при юноше Гонории.

Благоговение перед имперской монархией было настолько неописуемым, что даже наиболее могущественные военачальники-германцы не помышляли войти в число правителей. Из всех многочисленных военных узурпаторов и потенциальных узурпаторов четвертого и пятого столетий только две совершенно исключительные фигуры в период 350-х годов, по-видимому, были германцами. Даже перед самым концом германец Рицимер предпочитал править, оставаясь в тени трона послушных императоров, нежели пытаться, вопреки традиции, выйти самому на авансцену.

Внутренний баланс власти между римлянами и германцами в Империи еще за три четверти столетия до Рицимера необратимо сместилась в пользу германцев. Это изменение стало явным, когда Валенс пропустил толпы вестготов в провинции. «Никогда самого опытного государственного деятеля [современной] Европы» — казалось Гиббону в восемнадцатом веке, — не принуждали выбирать между уместностью и опасностью допуска, либо отражения бесчисленных полчищ варваров, которых отчаяние и голод гнали просить разрешения поселиться на территориях цивилизованной нации. Но это проблема встала перед Валенсом, и он разрешил вестготам пройти через границу; иммигранты потом отплатили черной неблагодарностью, разбив его под Адрианополем.

Они остались, а в 382 г. Феодосии I сделал революционный шаг, разрешив всем германским племенам поселиться на территории Империи в качестве отдельных, автономных, союзнических либо федеральных субъектов при условии службы в римской армии, хотя и под началом их собственных командиров. Эта практика продолжалась и расширялась, и впоследствии такие федеральные субъекты стали регулярной и широко распространенной частью Империи.

В начале пятого века, когда вестготы и бургунды поселились в Галлии, было проведено формальное перераспределение земель, при котором местные римские собственники отдавали одну треть своей пашни германским иммигрантам. Со временем эта пропорция выросла до двух третей и включала в себя также владение недвижимостью; лесные территории делились пополам. Принципы такого распределения были взяты из старой римской практики расквартирования солдат у землевладельцев. Но теперь расквартирование стало непрерывным процессом, то же относилось и к передаче собственности. Старая оригинальная система была известна как гостеприимство, и это название продолжали использовать, так что для владельца и частично вытесняющего его германца существовал эвфемиам «хозяин» и «гость».

Эти переустройства составляли важную часть процесса, в ходе которого в античном мире постепенно формировались прообразы новых характерных особенностей национальностей средних веков. Роль, которую играли в этом историческом преобразовании поселенцы — вестготы и бургунды, можно оценить только задним числом. В те времена, когда они строили свои первые дома на земле Империи, у них и в мыслях не было расколоть Рим или отторгнуть его государственные институты.

Как показали археологические раскопки, германцы, жившие вне Империи, но в контакте с ней, за исключением варварских племен, таких, как англы, саксы и юты, вторгавшихся в Британию, — в определенной степени сами нуждались в романизации. Времена им кочевой жизни уже завершились, и им была нужна земля для обработки. Подобно их соплеменникам, раньше их просочившимся в течение столетий в Империю, их самым сильным желанием было обосноваться в одной из Имперских провинций и получить свою долю ее мирного благополучия.

Когда они поселились в этих провинциях, вопросы борьбы за полную независимость от Империи в первое время вообще не возникали. Напротив, эти вновь прибывшие германцы надеялись установить какую-то форму сосуществования. Это был исключительный момент. Появились проблески нового порядка, при котором и римляне и германцы могли стать добрыми партнерами.

Римляне ранее были не в состоянии удержать германцев за пределами империи, а теперь у них не было сил вытеснить их со своих территорий. Очевидно, римские поселенцы были не в восторге от перераспределения земли. Но тем не менее Рим отчаянно нуждался в военной службе иммигрантов, а также и в сельскохозяйственных рабочих. Более того, германцы, как представители «третьего мира», вкусившего плоды имперской цивилизации, стремились только (в той мере, в какой они вообще представляли ситуацию) к добрососедским отношениям с римлянами, среди которых они поселились. Конечно, практически у них не было выбора, поскольку доля германского элемента во всем населении была относительно малой. По-видимому, насчитывалось не более 100 000 вестготов во всем их королевстве, которое раскинулось от Луары до Гибралтара. Если это так, то они составляли не более двух процентов от всего населения этого региона.

В самом конце существования Империи вестготы выступили против Рима и разграбили его. Их лидера Алариха не следует воспринимать только, как захватчика Рима. Исходно он был куда более положительной и неординарной личностью, человеком, который согласно готскому историку шестого века Иордану, стремился к образованию единого германо-романского народа. Его сын и преемник Атаулф (410—415), который женился на сводной сестре Гонория, Пласидии, сформулировал те же идеалы на языке, который остается совершенно уместным и сегодня в связи с нашими расовыми проблемами. Житель Нарбо (Нарбон-ны) рассказывал Орозию, автору Истории против язычников, что Атаулф говорил следующее:

…Начнем с того, что я горячо мечтаю стереть само имя римляне и преобразовать Римскую империю в Готическую империю. Романия, как ее обычно называют, должна стать Готией, а Атаулф должен заменить Цезаря Августа. Но давний опыт учит меня, что неуправляемое варварство готов несовместимо с законами.