Читаем без скачивания Кровь Люцифера - Джеймс Роллинс

Все было иным, нежели казалось прежде. Все были не теми, кем называли себя.

Кроме Элисабеты.

Она никогда не притворялась никем иным, помимо того, кем являлась, — даже когда была чудовищем.

— Значит, все ваши обещания ничего не значат, кардинал, — произнесла Элисабета. — Тогда я не вижу причины соблюдать свое обещание. Я ничего вам не скажу.

— Значит, ты умрешь немедля, — обронил Бернард.

Графиня смотрела на кардинала, на своего извечного врага.

— Тогда спросите меня, — сказала она. — Предложите мне то, что вы, сангвинисты, должны предлагать любому стригою, оказавшемуся у вас в руках.

 Никто не произнес ни слова.

Она снова уронила голову, глядя на Корцу сверху вниз, и в ее глазах мерцала грусть — но и решимость тоже.

— Спроси меня, Рун.

— Нет. Тебе нечего ответить.

— О нет, мне есть что ответить, любовь моя. В конце концов, у всех нас есть ответ. — Она протянула дрожащую руку и коснулась его щеки. Призрачная улыбка заиграла на ее бледных губах. — Я готова.

Бернард вмешался:

— Ты обратишься в прах, едва коснувшись этого вина. Сначала скажи нам то, что ты знаешь, и, возможно, Бог помилует тебя.

Она не обратила на него ни малейшего внимания, продолжая взирать на Руна.

Он понял ее решимость и, едва шевеля холодными губами, спросил:

— Готова ли ты, Батори из Эчеда, отречься от своего проклятого существования и принять то, что предлагает тебе Христос: пить лишь Его Кровь, Его освященное вино... отныне и вечно?

Взгляд ее оставался твердым, даже когда слезы Руна упали ей на лицо.

— Я готова.

17 марта, 23 часа 29 минут

по центральноевропейскому времени

Венеция, Италия

Эрин смотрела на огромный центральный свод базилики Святого Марка, запрокинув лицо к золотому сиянию мозаики, подобному свету восходящего солнца. Близилась полночь, но ночная тьма не имела здесь власти.

Немного раньше, в маленькой подземной часовне, озаренной серебристым светом, она смотрела, как остальные уводят графиню куда-то в темные коридоры сангвинистского оплота.

Эрин тревожилась о том, что они могут сделать с Элизабет, но София непреклонно настаивала на том, что это священный ритуал их ордена, и Эрин не может его узреть. Она знала лишь, что Элизабет омоют и облачат в одеяние монахини, прежде чем она сможет приступить к обряду преображения, в который скорее всего входят молитвы, покаяние и причащение освященным вином.

Грейнджер было бы интересно увидеть, как это происходит, но ее не допустили. И не только ее.

Одному из сангвинистов не было позволено пойти вместе с остальными.

По крайней мере пока.

Она обернулась и обнаружила, что Рун расхаживает взад вперед по обширной базилике, переходя из одной тени в другую и колебля пламя свечей своими резкими движениями. Он сжимал в одной руке четки, а губы его непрестанно шевелились, шепча молитвы. Эрин никогда не видела его таким встревоженным.

Джордан, напротив, сидел, развалившись, на скамье поблизости. Его пистолет-пулемет лежал так, чтобы его можно было сразу схватить. Эрин подошла и присела рядом с ним, устроив на той же скамье свой рюкзак.

— Кажется, Рун намерен протоптать в мраморе колею, — заметил Джордан.

— Женщина, которую он любит, может умереть этой ночью, — отозвалась Эрин. — Он имеет право беспокоиться.

Стоун вздохнул.

— Ну, по-моему, он совершенно зря в нее втрескался. Я уже со счета сбился, сколько раз она его накалывала.

— Это не значит, что он хотел бы видеть ее смерть. — Она взяла Джордана за руку и понизила голос, понимая, что Рун скорее всего все равно услышит их, даже через весь неф. — Жаль, что мы ничего не можем сделать.

— Для кого? Для Руна или для Элизабет? Вспомни, она сама просила о том, чтобы ее сделали стригоем. Что-то мне подсказывает, что она все просчитала, прежде чем согласилась на обращение. Я бы сказал, что надо все оставить как есть и посмотреть, как ляжет карта.

Эрин прижалась к боку Джордана, в очередной раз отметив исходящий от него жар. Он отодвинулся от нее. Движение было едва уловимым, но все же ошибиться было невозможно.

— Джордан... — начала Эрин, готовая взглянуть в глаза своим худшим опасениям. — Что случилось с тобою в Кумах?

— Я уже рассказывал тебе.

— Не о нападении. Ты по-прежнему весь горишь... и... и ты изменился.

Эти слова почти не передавали того, что она чувствовала.

Отстраненным тоном Джордан ответил:

— Я не знаю, что происходит. Всё, что я знаю... это прозвучит странно, но я чувствую, что все эти перемены во мне ведут к добру — ведут по той дороге, по которой я должен следовать.

— По какой дороге? — Эрин судорожно сглотнула.

«И смогу ли я пойти по ней с тобой?»

Прежде чем он успел ответить, рядом с их скамьей возник Рун.

— Джордан, извини, что беспокою, но который сейчас час?

Стоун высвободил руку из пальцев Эрин, чтобы взглянуть на часы.

— Половина двенадцатого.

Рун сжимал свой наперсный крест и смотрел на ведущий лестничный проем в северном приделе явно в смятении. Церемония должна была начаться в полночь.

Эрин встала, движимая состраданием к его тревоге. Больше ничего конкретного она от Джордана не добьется. Может быть, он знает не больше, чем уже сказал ей, а может быть, просто не желает ей говорить. Как бы то ни было, сидеть с ним рядом нет толку.

Она подошла к Руну.

— Ты ведь понимаешь, что Джордан прав.

Корца повернул к ней голову.

— В каком смысле?

— Элизабет — очень умная женщина. Она не согласилась бы на обращение, если б не полагала, что у нее есть хороший шанс пережить это преображение.

Рун вздохнул.

— Она полагает, что это сложный процесс, который оставляет место для сомнений и ошибок, но это не так. В прошлом я наблюдал множество подобных церемоний. Я видел, как многие... погибали, испив вина. Любая ее хитрость тут бесполезна.

Он снова начал беспокойно расхаживать по базилике, но Эрин шла рядом с ним.

— Быть может, она изменилась, — предположила женщина, не особо в это веря, но зная, что Руну хотелось бы так считать.

— В этом ее единственная надежда.

— Она сильнее, чем ты полагаешь.

— Я молюсь, чтобы ты оказалась права, потому что я... — Голос Руна прервался, и он сглотнул, прежде чем продолжил: — Я не выдержу, если снова увижу, как она умирает.

Эрин протянула руку и взяла его холодную ладонь. Кончики его пальцев были красными, обожженные прикосновением к серебряным бусинам четок. Он остановился и поймал ее взгляд. В его темных глазах читалось почти непереносимое страдание, но Эрин не отвела взора.

Корца подался к ней, и она инстинктивно обняла его. В течение одного долгого вздоха он прижимался к ней, позволяя ей держать в объятиях его холодное напряженное тело. Глядя поверх его плеча, Эрин заметила, что Джордан смотрит на них. Зная, какие чувства он испытывает по отношению к Руну, она ожидала проявления ревности, но Стоун смотрел мимо нее, явно пребывая в каком-то своем мире, мире, где ей, похоже, больше не было места.

Рун высвободился из ее объятий и мягко коснулся ее плеча, выразив этим простым жестом всю свою признательность ей. Даже будучи погружен в свое горе, он был куда внимательнее по отношению к ней, чем Джордан.

Они молча прошли обратно через неф, пока не поравнялись с Джорданом. Тот оглянулся на них, и вид у него был невозмутимо-спокойный.

— Почти время, — произнес он, прежде чем Рун успел задать вопрос. — Ты будешь с Элизабет, когда она примет вино?

— Я не могу, — ответил Рун еще более тихо. — Я не могу.

— Тебе не позволено быть там? — спросил Джордан.

Виноватое молчание само по себе было достаточным ответом.

Эрин тронула Руна за локоть.

— Ты должен быть там.

— Она будет жить или умрет вне зависимости от моего присутствия, а я могу не выдержать, если... если...

Он осел на скамью.

— Ей страшно, Рун, — напомнила Эрин, — как бы она ни старалась это скрыть. Возможно, это ее последние мгновения на земле, и ты единственный остался в этом мире из тех, кто истинно любил ее. Ты не можешь оставить ее одну.

— Может быть, ты и права. Если б я позволил ей прожить жизнь так, как было предначертано Богом, ее не постигла бы сейчас такая участь. Возможно, это мой долг...

Эрин стиснула его руку. Это было все равно что сжимать руку мраморной статуи, но где-то в глубине этой статуи таилась страдающая душа.

— Не надо делать это из чувства долга, — возразила Грейнджер. — Сделай это потому, что любишь ее.

Рун склонил голову, но вид у него по-прежнему был нерешительный. Он встал, повернулся и снова побрел по нефу. На этот раз Эрин отпустила его одного, понимая, что ему нужно взвесить ее слова и принять решение.