Читаем без скачивания Дыхание скандала - Элизабет Эссекс

Антигона уже видела, что в глазах матери блеснуло облегчение, равно как и точная калькуляция стоимости подарка. Мать двинулась вперед, влекомая обещанием такого благодеяния, пока Антигона пыталась найти подобающее возражение.

В таком подарке не было ничего неуместного, ничего неподобающего, ничего предосудительного. Любая другая его любезно приняла бы. Однако Антигона Престон была из тех, кто заглядывает в рот дареному коню и проверяет все зубы до единого.

Она тщательно подбирала слова.

— Я польщена, сэр. И высоко ценю продуманность такого подарка. Но все запрещает мне принять его.

Лорд Олдридж сделал странное движение ртом, довольно поджав нижнюю губу, словно сопротивление невесты скорее тайно радовало его, чем раздражало.

— Я уважаю ваши моральные принципы. Но должен настаивать.

Такое откровенное заявление заслуживало столь же незавуалированного возражения.

— И я тоже. — Тон ее был резким, но этому человеку лучше знать, что она не безмозглая курица, которую можно легко одурачить или запугать, тем самым добившись согласия. И, возможно, несговорчивостью она достигнет того, чего не сумела сделать возражениями.

Мать ахнула от ее дерзости.

— Антигона, — предостерегающе пробормотала она и схватила ее за локоть. — Ты примешь подарок. Поступить иначе, значит, оскорбить сердечную и искреннюю память о твоем отце.

Папу нисколько не заботила бы показная сентиментальность траура, но горе Антигоны было слишком свежим и слишком огромным, чтобы проявить хотя бы видимость неуважения к его памяти. Не оставалось ничего другого, кроме как принять подарок.

— Спасибо, сэр. — Ей пришлось потрудиться, чтобы голос прозвучал твердо. — Прошу простить, если я показалась неблагодарной.

— Ну вот. — Мама обрела какое-то подобие душевного равновесия. Потрепав Антигону по руке, она повернулась к лорду Олдриджу и подбодрила его кивком и улыбкой. — Ты должна позволить его милости привилегию надеть на тебя подвеску.

Антигона от природы не была послушной, но когда мать рядом, мало что можно сделать, чтобы помешать лорду Олдриджу, который встал позади и склонился над ее плечами, надевая подвеску.

Еще меньше она могла удержаться, чтобы не дернуться, не подскочить, когда сухие пальцы лорда Олдриджа задели ее кожу, застегивая замочек. Словно паук пробежал по ее шее.

Мгновение, не больше. Но было такое ощущение, словно он… пробует ее на ощупь. Так в первый раз запрягают лошадь в карету. Как странно. И неприятно.

Антигона быстро отступила, но неприятное ощущение от его собственнического прикосновения не покидало ее.

Впервые в жизни она была сбита с толку и не знала, что сделать или сказать, чтобы восстановить самообладание. Подвеска с цепочкой была изящной и маленькой, но повисла на ее шее тяжелым грузом, непропорциональным весу, и давила на грудь как ярмо, достаточно тяжкое, чтобы заставить пульс заспешить.

Лорд Олдридж, со своей стороны, похоже, обрел хладнокровие и твердость. Его рот сложился в настоящую, хоть и кислую улыбку, словно он был доволен результатами своего маленького испытания.

— Подарок, мисс Антигона, состоит из двух частей. Первая даст вам возможность думать о своем отце. Вторая, надеюсь, заставит вас думать обо мне.

И лорд Олдридж подал ей старинное кольцо с «глазом возлюбленного»[5] — маленькое эмалевое изображение его левого глаза, сделанное в давние дни, когда такие символы любви были в большой моде, когда волосы его были каштановые, а не седые, и щеки не такие впалые, как сегодня.

Хотя подобные подарки когда-то считались изысканными, Антигона находила его отвратительным — это слишком интимный подарок для человека, с которым она только что познакомилась. Как он изворотлив, что добавил эту интимную и неприемлемую вещицу к совершенно благопристойной траурной камее. Изворотлив и дьявольски умен.

— Я заказал кольцо давно, на континенте, во время гранд-тура, и все эти годы хранил его как память.

— Оно прелестное, милорд. — Мать поспешно сказала то, что не могла выдавить из себя Антигона. — Правда, замечательный подарок, Антигона?

Антигона могла только догадываться о возрасте лорда Олдриджа, но его гранд-тур состоялся по меньшей мере двадцать пять, если не тридцать пять лет назад, поскольку всю жизнь Антигоны Англия по той или иной причине воевала с Францией. И только недавний мир снова сделал поездки на континент безопасными.

— Оно, должно быть, очень старое.

Мать снова сильно сжала локоть Антигоны, удержав от дальнейших прямолинейных комментариев.

— Я уверена, Антигона почтет за честь носить такой знак вашего расположения, — сказала она.

Антигона, со своей стороны, совсем не была в этом уверена.

Но лорд Олдридж, сколько бы ему ни было лет, не вчера родился. Его гордость требовала, чтобы последнее слово осталось за ним.

— Маленький сувенир, моя дорогая Антигона, с тем, чтобы вы знали, что, хоть наше соглашение не афишируется, я присматриваю за вами.

Когда его пристальный оценивающий взгляд прошелся по ней, словно сухая змеиная кожа, Антигона испытала всю полноту отвращения — холод, обдавая морозом, заскользил по ее коже, как вьюга по льду замерзшего пруда.

«Нет!» — хотелось закричать ей. Нет, нет, нет! Даже через сто лет. Никогда.

Ей хотелось сорвать подвеску, швырнуть ему кольцо и сказать, что именно он может делать со своим проклятым «глазом».

Но она этого не сделала. Она стояла посреди гостиной в оцепенении, застывшая, как надгробные статуи на кладбище, и хотела, чтобы вернулся отец. В молчании она с изумлением наблюдала, как лорд Олдридж и мать устраивают ее будущее.

— Миссис Престон. Еще раз благодарю, что уделили мне время, мэм. — Лорд Олдридж повернулся и очень официально поклонился Антигоне. — Надеюсь, я увижу, что вы носите мой подарок, когда мы встретимся в следующий раз. До тех пор…

Ему даже не нужно было заканчивать предложение. Слова зашелестели у Антигоны в голове, словно он прошептал их ей на ухо. «До тех пор я буду наблюдать за вами».

С этим он вышел из гостиной, потом из притихшего дома. Оставив за собой безмолвное отчаяние.

Глава 2

Мать рухнула в кресло и провела руками по лицу, словно разговор истощил ее и без того подорванные силы. Как будто это ее, а не Антигону, только что продали человеку, которого она не могла даже терпеть, не говоря уже о том, чтобы полюбить.

Человеку, который вызывал в ней чувство, близкое к страху, если не откровенную тошноту.

— Мама! — Она знала, что мать едва держится, пытаясь справиться со страхом будущего и потерей, но события дня выжали из Антигоны всю мягкость. — О чем ты думала? Ты должна знать, что я никогда не обручилась бы с лордом Олдриджем. Меня не волнует, что он богат. Все деньги мира не склонят меня принять такого человека. Это невозможно. И сегодня не время для брачных предложений. Папа еще в могиле не остыл.