Читаем без скачивания Человек, для которого не было тайн - Юрий Корольков

Зорге рассказал о своей работе в последние месяцы. Людвиг, видимо, хорошо был информирован о делах разведчика — понимал с полуслова, а порой даже прерывал его сухими, короткими фразами: «Я знаю… Знаю… Я это читал у вас…»

Прожив несколько лет по заданию Центра в Китае, Зорге вернулся в Москву и оттуда уехал в Германию — вскоре после фашистского переворота. В последний день января 1933 года Гитлер захватил власть, и страшный террор обрушился на Германию. А в мае советский разведчик Рихард Зорге был уже в этом пекле, где царил фашистский разгул, где охотились за коммунистами, социал-демократами, профсоюзными функционерами, за любым демократически настроенным немцем, бросали их в концлагеря на муки, на смерть. Вполне возможно, что в полиции сохранилось досье и на коммунистического редактора, партийного активиста Рихарда Зорге, участника кильского, гамбургского, спартаковского и саксонского восстаний, с 1925 года жившего в Советском Союзе, в Москве. В этих условиях уже сам приезд Зорге в фашистскую Германию под своей фамилией, под своим именем был поступком героическим. И он пошел на это, коммунист Зорге.

Конечно, было величайшей дерзостью прибывшему из Москвы коммунисту пойти к редактору респектабельной буржуазной газеты и предложить свои услуги в качестве иностранного корреспондента. Но Старик именно в такой дерзости видел успех операции. Старик — это Ян Карлович Берзин, он же Павел Иванович, человек легендарный, стоявший уже много лет у руля советской разведки.

Рихард отчетливо помнил, как все произошло. Берзин встретил его в тесном коридоре старого особняка в Знаменском переулке и сказал: «Зайди, потолкуем». А когда пришли в кабинет, спросил: «Что ты думаешь относительно Гитлера?»…

Рихард много размышлял об этом. Гитлеровцы у власти — это приближение войны, в первую очередь войны против Советской России. Он резко обрушивался на тех, кто воспринимал фашизм как временное, недолговечное явление. Партийный работник и социолог, отлично разбиравшийся в политической обстановке Германии, Зорге глубоко анализировал положение и делал вывод — дальнейшие события могут привести к объединению международной реакции, прежде всего Германии, Японии, Италии. Нужно предвидеть, что силы фашизма несомненно готовятся к широкому наступлению против демократии…

— Я думаю, — сказал Рихард, — что фашизм усиливается, наступает, и это намного повышает угрозу войны против Советского Союза.

Ян Карлович согласился с этими соображениями Зорге.

— А это значит, — добавил Берзин, — что нам надо знать планы вероятных противников, проникать в их организации… Не так ли? Это наш вклад в оборону страны. — Узнать мысли противника — значит сорвать его агрессивные планы или во всяком случае упредить их… Отвести угрозу войны — вот главное.

— Именно так! — воскликнул Зорге. — И я просил бы, Ян Карлович, послать на эту работу меня. У меня есть некоторые соображения в пользу собственной кандидатуры.

— Для этого я и пригласил тебя, — сказал Берзин. — Давай подумаем…

И они стали думать — руководитель советской разведки и боец незримого фронта Рихард Зорге.

Было много встреч в кабинете Яна Карловича Берзина. Как в шахматах, Берзин и Зорге прикидывали различные варианты, отбрасывали их, возвращались к ним, выдвигали новые, и постепенно складывался план, получивший название «Операция Рамзай».

А время не ждало. Захват Гитлером власти до предела осложнил обстановку. Фашисты — эти цепные псы германского империализма — задолго до поджога рейхстага вынашивали мысль о разбойничьем походе на Советскую страну. Их главарь открыто писал об этом.

Как-то раз, беседуя с Рихардом, Ян Карлович подошел к шкафу, взял с полки книгу в коричневом переплете и принялся ее листать. Это был перевод мракобесной книги Гитлера «Майн кампф». Берзин нашел нужное место и прочитал:

«Мы переходим к политике завоеваний новых земель в Европе. И уж если желать новых территорий в Европе, то в общем и целом это может быть достигнуто только за счет России. К этому созрели все предпосылки».

Ян Карлович швырнул книгу на стол.

— Видишь, на что они замахиваются! — сказал он. — История не простит нам, если мы упустим время, притупим бдительность. Мне кажется, мы решаем правильно: через Германию проникнуть в Японию и там добывать информацию об агрессивных замыслах фашистской Германии. Именно там!

Потом, по привычке ударяя кулаком в открытую ладонь другой руки, Берзин остановился перед Рихардом и добавил:

— В нашем деле расчет, самая дерзкая смелость, трезвый риск должны сочетаться с величайшей осторожностью. Вот наша диалектика!.. Понимаешь?

Да, Рихард понимал этого человека, которого уважал, любил, считал своим учителем. Он преклонялся перед Яном Карловичем — представителем старшего поколения революционной России.

Ян Берзин, человек с молодым лицом и неугомонным характером, был умудрен большим житейским и революционным опытом. Уже в шестнадцать лет, поротый казачьими шомполами, трижды раненный н схватке с жандармами, приговоренный к смерти, замененной потом пожизненной каторгой, Петер Кюзис сделался совершенно седым. Когда он бежал из далекой Якутии и тайком, среди ночи прибрел домой, мать не узнала его. Он усмехнулся:

— Так и должно быть… Теперь я Берзин, Ян Берзин, а Петрика не существует. Он пропал без вести где-то в Сибири, в тайге… Знаешь, мама, я взял себе имя отца. Я никогда не посрамлю его, никогда!..

Эту клятву Ян никогда не нарушал. В феврале, в июльские дни семнадцатого года, в Октябрьскую революцию Ян Берзин — на революционном посту, он сражается с юнкерами, участвует в вооруженном восстании в Петрограде, потом в Латвии…

— Вот откуда моя седина! Жандармы и охранка научили меня уму-разуму. Учился шесть лет в школе и почти столько же провел в тюрьме. Хорошо, что удалось сократить эту науку — бежал с каторги…

Когда Зорге и Берзин уставали, Ян Карлович предлагал сыграть партию в шахматы — «просветлить мозги». Пили чай, крепкий до коричневой черноты, и снова принимались раздумывать вслух о предстоящей «Операции Рамзай», и снова, как бы между делом, Ян Карлович говорил о характере и целях советской разведки, о качествах разведчика.

Рихарду вспомнилась одна фраза Берзина, которую бросил он в разгаре шахматной партии:

— Ты знаешь, Рихард, что должен я тебе сказать? Требуется всегда быть начеку, а в противнике видеть не глупого, не ограниченного человека, но изощренного, умного врага. Побеждать его надо мужеством, дерзостью, находчивостью и остротой ума… Извини меня за такие сентенции, но вот смотри — ты приезжаешь в Берлин…

И снова оставлены шахматы, стынет чай, забытый на столе. Уже сложился план операции, нужно только отшлифовать детали — ведь каждая деталь может быть причиной поражения или успеха.

— В нашем деле, в советской разведке, нужно иметь горячее сердце патриота, холодный рассудок и железные нервы, — говорил Берзин. — Мы люди высокого долга и своим трудом должны сделать все, чтобы предотвратить войну, и в частности войну между Японией и Советским Союзом. Это основное задание твоей группе. Но, конечно, ты должен знать и главное — планы врага номер один — фашистской Германии… Все это трудно, чертовски трудно, но это нужно сделать, Рихард. Понял меня?..

Такая уж была привычка у Берзина — спрашивать, понял ли его собеседник, сотрудник, единомышленник.

Когда идея «Операции Рамзай» была ясна, начали обдумывать оперативную сторону дела. Прежде всего нужно внедряться не в Германии, а в Токио, но проникнуть туда через Германию. Бить на два фронта. Прикрываться нацистской фразеологией, войти в доверие. Для этого Зорге должен использовать старые связи в деловом мире, связи, установленные им еще в Китае. Как это сделать практически? Берзин полагался на самого Зорге — у него есть партийная хватка, навык, наконец, интуиция, присущая опытному разведчику.

Лучше всего, если бы для этого представилась возможность поехать в Японию корреспондентом солидной немецкой газеты. Ян Карлович согласился с Зорге, который предложил использовать «Франкфурте? цайтунг» — там сохранились некоторые связи. На том и порешили. Берзин просил держать его постоянно в курсе дела. Связь обычная, но если понадобится — через специального человека.

Прощаясь, начальник разведки вынул из сейфа две американские пятидолларовые бумажки и одну из них протянул Зорге.

— Другую получишь в обмен, когда приедет наш человек. Можешь доверять ему, как мне, знай твердо: это я послал доверенного человека.

И вот пошел третий месяц, как Зорге покинул Москву. Берзин послал к нему своего связного, и Рихард рассказывал ему о том, что удалось сделать за это время.

Они поднимались все выше по отлогой тропе, вышли на северную сторону лохматой горы. Видимо, солнце редко сюда проникало, и тропинка, как малахитом, была покрыта темным зеленым мхом. Людей здесь не было. Сели на уединенную, грубо сколоченную из жердей скамью перед обрывом, круто спускающимся к реке.