Читаем без скачивания Огонь на поражение (Атомный шантаж) - Михаил Зислис

Татаринов действительно уже начинал понимать.

— Итого, они сами становятся заложниками и в момент освобождения пытаются выяснить, кто стоит за всеми похищениями?

— Именно. В момент выкупа, а возможно и раньше.

Следователь проснулся окончательно.

— А вы не рассматривали вариант, что никакой связи между похищениями в различных республиках нет?..

— Я рассматривал. А ребята — нет. Они знали что-то, чего я не знал и не знаю до сего момента. Средства массовой дезинформации молчали. Молчали месяц. Два месяца. Наконец я не выдержал. По всему получалось, что они просто исчезли. Обычно, согласитесь, когда россиянина… убивают, местные власти хоть как-то уведомляют Москву. А здесь — ничего, полное молчание. Неважно. По прошествии двух месяцев я уже всерьез разнервничался и затеял собственное расследование.

Татаринов счел нужным приподнять брови. Хотя бы из следовательской вежливости. На самом деле, он прекрасно понимал, что у такой мощной личности должно хватить связей и ресурсов не просто на собственное расследование маленькое и незаметное, а на хорошо поставленное и въедливое.

— Да, да. Не буду утомлять вас подробностями, да к тому же нам, иногда, приходилось использовать не совсем гуманные методы… Правда, ни на кого значительного мы так и не вышли, но массу служебной информации, не попавшей на глаза, все-таки получили.

Уточнять, кто такие «мы», пожалуй, пока не стоило.

— Ребята действительно попали в плен. Система заработала, колесики закрутились. Если… Если бы я знал, что так все закончится, ни за что бы не разрешил им ехать… Нет никаких точных сведений по самому выкупу, я не могу сказать, что там произошло. Увидели ли они что-либо, чего видеть было нельзя, или механизм разладился, или, может быть, кто-то знал, зачем ребята добровольно стали заложникам… не могу сказать. Нет. Но до Москвы они так и не доехали. Боевики. Вы понимаете. И это не случайность.

— Вы уверены?.. Какая республика? Или регион?

— Абсолютно уверен. У меня есть косвенные доказательства. А когда вы возьметесь за это дело, я сообщу вам все детали. У меня две папки этих деталей.

— Я не возьмусь за это дело. Во-первых, несмотря на все мое к вам уважение и желание помочь, вы очень верно подметили — дело не нашего ума. То есть — ведомства. Во-вторых, вы, видимо, спутали мой отдел с отделом международного терроризма, работающего в тесном сотрудничестве с ФСБ и МВД. В-третьих же… у меня шесть нераскрытых убийств. А вы хотите навязать мне еще одно, раскрыть которое у меня нет никаких шансов?..

— С этого я начинал, Владимир. Дело уже вам навязано. Так надо. Mы долго выбирали кандидатуру, смею заверить. Но неважно. Вы будете заниматься этим делом, и ваше непосредственное начальство уже в курсе. Вы получите всю необходимую информацию, всю поддержку, которую я в состоянии буду предоставить… Да, вы правы в одном, — Крамер видел, что Татаринову не терпится его перебить, и потому не дал такой возможности. — Правы в том, что я не могу заставить вас заниматься этим делом с усердием. Но я вас очень об этом прошу. Как человека. И несчастные родители ребят просят вместе со мной.

— Не понимаю. — Татаринов совсем сбился с толку. — Я же простой следователь. Вы пользуетесь своими связями, чтобы повесить на простого следователя то, что ему не принадлежит? Вы знаете, что бывает, если сапоги тачать начинает пирожник?..

— Знаю, — Илья Крамер внезапно стал самим собой — лицо его разгладилось, как будто спала маска. — Думаете, я родился в рубашке журналиста? Аналитика? Нет, Владимир, — и один из самых популярных людей страны покачал головой. — Я самый обыкновенный еврей, который по случаю стал не тем, кем его хотели бы видеть большинство людей. И на ваш счет у меня нет иллюзий. Только точная информация. Если вы работаете, то работаете на совесть. Ваше прошлое обильно украшено невыданными заслуженными наградами. Помните, восемьдесят седьмой?

Татаринов прекрасно помнил. Дело, о котором Крамер упомянул вскользь, стоило ему добрых десяти лет жизни. Он тогда тоже занимался чужой работой, и делал ее более успешно, чем кто-либо до.

— Смена систем вас не затронула, потому что вы всегда были честны по крайней мере с собой.

— Возможно так. Но этого мало.

— Мало, — согласно кивнул Крамер и усталая маска снова подчинила себе его лицо. Главреду «Государства» приходилось очень нелегко. Он, судя по всему, чувствовал себя виноватым в смерти трех молодых журналистов. Есть и еще причины. Но вам совершенно необязательно о них знать. Трудно работать будет.

Нехорошо-то как получилось, подумал Татаринов. Нет, нет, и еще раз нет. Не нужно ему это расследование, пусть занимаются те, кому позволяют еще силы и кто обязан заниматься конкретно этими вещами.

— Mы не можем идти выше, — сказал Крамер, словно читая мысли. — Есть риск наткнуться на тех, кто заправляет механизмом с заложниками.

— Э-э… — впервые в жизни следователю нечего оказалось ответить. В восемьдесят седьмом он не мог отказаться, если не хотел потерять все, а сейчас?.. тоже не мог?

И тут Илья Крамер, поднимаясь со своего древнего, безумно дорогого стула с высокой спинкой и филигранной резьбой, пошел с последнего козыря. Этот человек точно знал, чего хочет, и как достичь цели.

— Уважаемый Владимир Филиппович. Вы поймите меня правильно. У вас же сын на журфаке учится. Не дай вам Бог однажды потерять его только из-за того, что никто в нашей стране не желает расследовать убийства журналистов, — в голосе Крамера прозвучали искренность и горечь. И не наигранные, а самые настоящие; проработав следователем многие годы, Татаринов научился отличать правду от лжи. И потом… Сашка ведь действительно учился на журфаке.

Если бы следователь Владимир Татаринов умел играть в шахматы, он вне сомнения решил бы, что ему нужен промежуточный ход. Однако, во все времена ему больше нравился преферанс.

— Если это все, я пожалуй пойду.

— Все. Но мне нужно было рассказать вам, объяснить.

— Понимаю. — Поднявшись на ноги, Татаринов ощутил, что они гудят. Проклятый синдром давал о себе знать.

Крамер заботливо проводил его до калитки, провел мимо охранников и указал на шофера, который ждал в машине.

— Игорь отвезет вас.

— Идет. Хорошо водит. Только молчаливый слишком.

— Он вам не сказал?.. Это отец Николая. — Крамер резко повернулся и пошел обратно в дом.

Отец Николая… вот как. Если главред «Государства» надеялся разжалобить следователя, ему это почти удалось. Только Татаринов испытал жалость к себе. Ему стало до безумия страшно за маленького следователя, который не умел, не знал, как пойти против веками разрабатывавшегося механизма давления на людей, не потеряв своего теперешнего положения.

— Домой? — спросил отец неизвестного ему парня. — Я знаю адрес, не надо объяснять.

И опять, за всю дорогу, едва проронил несколько слов.

А когда следователь выходил в темноту у своего подъезда, лишь на секунду задержал его, тронув за рукав:

— Ради наших детей. Ради вашего сына. Для внуков.

И «шестерка» оставила Татаринова в одиночестве у подъезда, под начинающим накрапывать дождиком.

Погода этой ранней весной не заладилась.

2.

Потом наступило воскресенье. Он имел серьезный разговор с сыном. Сашка сказал, что будет журналистом, даже если журналистов начнут пачками отстреливать прямо московских улицах. К тому же: «У меня отец, который должен ловить этих самых киллеров, а не уговаривать своего сына избрать профессию побезопасней». Следователь Татаринов промолчал на это. Если у него были причины расспрашивать сына о журналистике, то с чего бы сыну вспоминать, что именно отец должен «ловить киллеров»?

Жене он рассказал, ничего не скрывая. Инна только покачала головой.

— «Сделай все, что сможешь, и пусть кто может сделает больше».

— «Почему я, вот ведь загадка. Ты понимаешь, сколько в московских прокуратурах прокураторов?»

— «Догадываюсь».

Так и прошло его воскресенье — муторно, под аккомпанемент зачастивших капель, под ноющую песню поджелудочной, не затихающую даже после кофе. Пару раз он пытался читать журнал «Итоги», но лишь однажды нашел что-то стоящее — перлы управленцев, достойные занять первое место в хит-параде передачи «Вокруг смеха», существуй такой. Татаринов улыбнулся. Уже завтра его будет ждать целая новая следовательская жизнь. Где на карту поставят сразу и его карьеру, и карьеру высоких чинов, если действительно существуют коррумпированые люди, затеявшие котовасию с похищениями и выкупами. И выбор сильно сузится для маленького человечка. Или попробуй побороться с системой, победи ее, и тогда тебя заслуженно наградят, сделают похожим на супергероя, или проиграй — и неважно тогда, кому ты проиграешь системе или расследованию — дни твои в прокуратуре сочтены.