Читаем без скачивания Тринадцать мнений о нашем пути - Николай Романецкий

Но что за общество без проблем? Проблемы и создают разность потенциалов, решение проблем мотивирует социум на выживание.

Снова коммуникации, и снова это палка о двух концах… Возможно, дело в том, что взрывной характер прогресса в ХХ веке привел к отставанию морали от техники, мы оказались социумом обезьян с гранатами.

Кирилл Еськов: Я бы сформулировал осторожнее: «изменить взаимоотношения в обществе»; и уж это он проделывает регулярно, на наших глазах. К примеру, «зеленая революция» в сельскохозяйственных технологиях позволила «одному с сошкой» без особых проблем прокормить «семерых с ложкой» — и вековечная социальная «трофическая пирамида» оказалась вдруг инвертированной. Вакцинация и антибиотики практически решили проблему массовой детской смертности — на чём и возникла современная семья с одним-двумя детьми, принципиально отличная, как полагают социологи, от всего, что называли этим словом до сих пор. Вот это всё и привело, в конечном счете, к возникновению того, что называют «постиндустриальным обществом», где большинство населения не занято непосредственно в сфере материального производства. Можно спорить о том, к добру или к худу эти изменения — но то, что мы сейчас живем в эпоху грандиозных социальных перемен, сопоставимых с неолитической революцией, сомнения не вызывает. Причем перемены эти были инициированы, в конечном счете, отнюдь не Вольтером с Марксом-Энгельсом, а Пастером с Уотсоном-Криком.

Александр Житинский: Социальный прогресс есть прямое следствие научно-технического. Только опять же, прогресс ли это? Происходит смена формаций. В эпоху феодализма воевали больше, а убивали меньше. Сейчас за день можно убить столько народу, сколько погибало в войнах за весь двенадцатый век.

Андрей Измайлов: Ни в малейшей! Всё, конечно, познаётся в сравнении. Шведский социализм — советский социализм. Почувствуйте разницу. Демократия Перикла — суверенная демократия Суркова. Снова почувствуйте разницу. А технический прогресс — он и в Африке технический прогресс. То-то у них там, в обществе «социалка» на подъёме, и заметно улучшились взаимоотношения! Перманентная войнушка друг с дружкой, только не копьями, а пулемётами.

Андрей Лазарчук: Опять же — безусловно. Но все тот же НТП, решая текущие проблемы, порождает новые. Вероятно, этот процесс бесконечен или, по крайней мере, открыт.

Святослав Логинов: А вот социальный прогресс связан с научно-техническим напрямую. Достаточно было перейти от мотыжного земледелия к плугу — и рабовладение стало невыгодным, оно исчезло, заменившись крепостничеством. Социальный прогресс налицо… а вот духовно крепостник от рабовладельца если и отличается, то в дурную сторону. И всё же, гуманизм возник в ту пору, когда в большинстве стран Европы процветало крепостничество.

Евгений Лукин: Словари советских времён утверждают, что социальный прогресс — это «степень освобождения общества из-под гнёта стихийных общественных сил». Нынешние словари от внятных утверждений мудро воздерживаются. Ладно, будем считать, что, насколько удалось уберечь общество от самого себя, настолько оно и прогрессивно. В моём примитивном понимании, социальный прогресс заключается в уменьшении числа убийств и предательств на душу населения. Пока оно увеличивается, говорить о прогрессе нет повода.

Сергей Лукьяненко: Опять же — может и в целом улучшает. Если сравнить ценность человеческой жизни, уважение к личности сто лет назад и сейчас — то социальный прогресс несомненен. Но это все «средняя температура по больнице». Надеяться, что электрификация (компьютеризация, интернетизация) всей страны приведет к немедленному улучшению человеческих отношений, — наивно. Мне кажется, никто так уже и не считает.

Сергей Переслегин: Вообще говоря, два пространства — физическое и информационное — объединяются через фигуру носителя разума, представляющего собой одновременно и физическое тело, и информационный объект. Тем самым возникает третье — социальное пространство, и мы должны переопределить технологию, потребовав, чтобы она «сшивала» все три пространства. Тогда мы сможем определить «социальный прогресс» через проекцию технологических прогрессов на социальное пространство. Но все это — 3-диалектика (триалектика), в которой сам черт ногу сломит, и еще нет ни одной вполне законченной модели.

В классической теории социальный прогресс есть развитие социосистемы, проявляющееся в последовательной смене фаз развития. Фаза развития определяет, в частности, взаимное позиционирование и способ взаимодействия социосистемы и объемлющей экосистемы. Фазы развития отличаются характерными скоростями перемещения, характерными используемыми энергиями, характерными информационными проявлениями.

Понятно, что переход от фазы к фазе подразумевает колоссальный научно-технический прогресс. Но во всех случаях, когда он не связан с соответствующим гуманитарным прогрессом, технический прогресс стимулирует не фазовый переход, но фазовую катастрофу.

Второй подвопрос: может ли технический прогресс решить социальные проблемы, улучшить отношения в обществе? — во-первых, не связан с первым, а, во-вторых, является риторическим. Да, конечно. Например, появление общедоступных мобильных телефонов сняло одну из самых серьезных проблем, омрачающих отношения подростков и родителей. («Где ты был? Я чуть с ума не сошла, я обзвонила все морги, все больницы…») Другой вопрос, что технический прогресс может не только снимать социальные проблемы, но и создавать их… Вся проблема в наличии или отсутствии гуманитарного «отклика» на созданную физическую технологию.

Геннадий Прашкевич: И может, и должен.

Все, что нас окружает, — производное науки: от ядерного щита до удобных унитазов. Чем больше просторных квартир, качественной пищи, качественной связи, чем комфортнее жизнь — тем человечнее отношения в обществе. Бытовая бедность (а она производное и от низких темпов технического развития общества) почти во всех случаях влечет за собой бедность духовную. По крайней мере, ни один из виденных мною закабаленных нуждой людей не проявлял каких-то особых порывов к высокому. И еще меньше старался что-то улучшить для других.

Вячеслав Рыбаков: По-моему, отчасти на этот вопрос я уже ответил. Что же касается улучшения взаимоотношений в обществе — то любая попытка ответить потребует сначала определить, что такое «улучшение». И уже по поводу того, что это такое — «лучше» и «хуже» в обществе, мы можем не сойтись. Потому что социальное «лучше» и «хуже» — это опять-таки уже идеология. Для кого-то лучше — это больше библиотек, для кого-то — больше церквей, а для кого-то — больше стадионов. Прогресс, по большому счету, вполне в состоянии увеличить число и того, и другого, и третьего разом — но в рамках коллективной системы ценностей они неизбежно окажутся востребованными в разной степени. И первыми, уверен, попадут под сокращение библиотеки — как центры занятий наиболее разъединяющих, то есть наиболее человеческих и наименее животных.

Поэтому, пытаясь поговорить о том, что «лучше» и что «хуже» так, чтобы найти некие общие для всех знаменатели, мы опять скатимся к разговору о том, что «лучше» — это когда больше сосисок и шампуней, то есть опять неизбежно пойдет разговор об удовлетворении физиологических потребностей.

Конечно, была надежда, что прогресс поможет хотя бы личную безопасность увеличить. Понаставили, скажем, на каждом углу видеокамер, и уже легче, все польза какая-то от прогресса, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Хорошо ли, что Большой Брат видит тебя? Самое смешное, что для большинства, не слишком отягощенного постоянным переживанием за абстрактные ценности вроде прав человека, неприкосновенности интимной жизни и пр., это хорошо. Личная безопасность для современного индивидуума, молящегося только на себя, любимого — это высшая ценность.

Но и эта идея не оправдалась. Потому что технические средства посягательств на эту самую безопасность — тоже прогрессируют. Переносные ракетные комплексы, радиовзрыватели, отравленные зонтики, карманные распылители нервно-паралитических газов и аэрозолей… Вот сейчас с терроризмом все борются — и это требует серьезнейшей перекройки общества и существенных ограничений свобод. В советское время был такой анекдот: армянское радио спрашивают: будет ли третья мировая война? Оно отвечает: нет, но будет такая борьба за мир, что никакой войны не понадобится. Так и теперь: будет ли терроризм? Ответ… Ну, понятно. Единственным выходом многим опять-таки кажется всеобщая чипизация сознания, чтобы дурак-человек не зарывался слишком, а ел, пил и размножался по командам из единого центра (в котором, разумеется, на стене перед главным пультом в рамочке висят Хартия вольностей, Декларация прав человека, а также американская конституция), и не вредил ближним своим. Однако даже это не выход — управление, хотя бы на один день или одним территориальным сектором, вполне может перехватить какая-нибудь тоталитарная секта, и тогда такое веселье пойдет…