Читаем без скачивания Я – Шарлотта Симмонс - Том Вулф

Свежий воздух, ночная тишина и покой огромных деревьев возымели некоторое положительное действие на Хойта. В голове у него слегка прояснилось. Он вдруг почувствовал, что находится в той идеальной точке графика опьянения, которая расположена на максимуме функции хорошего настроения и при этом не приближается к опасно низким значениям координаты здравого мышления… Говоря нормальным языком, в этом состоянии можно чувствовать себя веселым и счастливым без риска неожиданно вырубиться или наблевать где-нибудь в углу. В общем, как казалось в тот момент Хойту, ему удалось вовремя остановиться и спасти веселый вечер от перехода в тупую свинскую пьянку. Он даже все больше склонялся к мысли, что способность здраво, можно сказать, трезво рассуждать возвращается к нему прямо на глазах. Вместе с ней, понятно, должна была вернуться и способность связно излагать мысли и аргументировано убеждать собеседника в своей правоте. Оставалось подождать совсем чуть-чуть – пока не стихнет дурацкий шум в голове.

Некоторое время парень шел молча, сосредоточенно пытаясь воскресить и закрепить в памяти тот миг восторга, что испытал перед зеркалом. Они с Вэнсом проделали уже немалую часть пути до центральной площади, а этот миг все ускользал… ускользал… куда-то ускользал… и вдруг в сознание Хойта совершенно неожиданно втемяшилась совсем другая мысль. На эту мысль его натолкнула Роща… Роща… знаменитая Роща… так ее называли в университете… и фактически она и стала означать – университет Дьюпонта… Хойт вдруг всей душой, прямо-таки до мозга костей, ощутил себя человеком из Дьюпонта, а значит, практически сверхчеловеком по отношению к любому другому американцу, не имевшему отношения к Дьюпонтскому университету. «Я человек из Дьюпонта», – сказал он себе. Не родился еще ни поэт, ни писатель, способный обессмертить это чувство – восторг, пронизывавший всю его центральную нервную систему, когда он при очередном знакомстве словно невзначай подводил разговор к тому, чтобы сообщить собеседнику, что учится в колледже, и эта информация неизбежно провоцировала нового знакомого (или знакомую) спросить: «А в каком ты колледже?», и тогда Хойт лаконично и как можно более бесстрастно отвечал: «В Дьюпонте», а потом наблюдал за ответной реакцией. Многие, особенно женщины, не скрывали своего восхищения. Они расплывались в улыбке, на лицах вспыхивало выражение благоговейного восторга, и они повторяли вслед за Хойтом: «О! В Дьюпонте!» Другие, особенно мужчины, тотчас же напрягались и прилагали неимоверные усилия, чтобы сохранить на лице невозмутимое выражение, выдавливая при этом краткий комментарий вроде: «Понятно» или: «М-м, ну да» или просто сохраняя молчание. Хойт и сам не знал, какой вариант реакции ему больше нравится. Всем, вне зависимости от пола и возраста, кто когда-либо получил диплом в Дьюпонтском университете или учился в нем сейчас, было знакомо это чувство превосходства над другими, и они его ценили. Они лелеяли его и не упускали случая вновь и вновь почувствовать свою принадлежность к этой особой касте – им хотелось испытывать это ощущение ежедневно, сейчас и до самого конца своей жизни. Тем не менее никому еще не удалось выразить это чувство в словах. Впрочем, одному Богу известно, пытался ли какой-либо человек из Дьюпонта, будь то мужчина или женщина, не только сформулировать свои мысли на этот счет, а попытаться изложить их письменно или хотя бы вслух, пусть даже перед своими. Скорее всего, таких попыток просто не было. Никто из избранных, из этой восхитительной аристократии, не желал ошибиться и осквернить это чувство какими-либо формулировками. «Нашли дурака», – повторял про себя каждый.

Хойт на миг остановился и огляделся. Они с Вэнсом как раз дошли до середины Рощи и были между общежитиями и театром. Деревья загадочно шелестели в серебристом лунном свете. Шум в голове то стихал, то снова нарастал – и внезапно словно вспышка вдохновения промелькнула в мозгу у Хойта: он вдруг понял, что именно ему суждено выразить словами чувство дьюпонтского братства! Да, именно он станет этим великим бардом! Он всегда подозревал, что в нем кроется талант писателя. Правда, за всю жизнь он не написал ни строчки, кроме разве что домашних заданий и конспектов, ну так у него ведь не было на это времени. А теперь Хойт ощутил сполна уверенность в своих творческих способностях и почти физическую тягу как можно скорее изложить свои мысли в письменном виде. Надо только дотерпеть до утра, и когда он проснется, то сможет выразить это неуловимое чувство на экране монитора своего «Макинтоша». А может, прямо сейчас сказать об этом Вэнсу? Вэнс – он ведь свой парень, с ним о таких вещах вполне можно поговорить… Все эти мысли сбивчиво мелькали в голове Хойта, пока он плелся в нескольких шагах за Вэнсом по заколдованной Роще.

Внезапно Вэнс глянул на спутника и предостерегающе поднял руку. Хойт даже в том своем приподнятом состоянии понял, что от него требуют немедленно остановиться. Вэнс поднес палец к губам и прижался к стволу ближайшего дерева, явно желая слиться с ним в полумраке. Хойт последовал его примеру. Вэнс сделал выразительное движение рукой, показывая куда-то вперед. Выглянув из-за дерева, Хойт разглядел футах в двадцати пяти два силуэта Незнакомый мужчина, судя по копне седых волос – далеко не первой молодости, сидел на земле, опершись спиной о дерево. Его толстые белые ляжки были расставлены настолько широко, насколько позволяли спущенные ниже колен брюки и семейные трусы. Второй силуэт явно принадлежал девушке. Одетая в шорты и футболку, она стояла на коленях между колен мужчины, лицом к нему. Пышные светлые волосы красиво переливались в лунном свете в такт недвусмысленным движениям вверх-вниз, которые совершала женская голова над мужскими бедрами.

Вэнс снова спрятался за дерево и прошептал:

– Охренеть, Хойт, ты хоть просекаешь, кто это? Это же губернатор Калифорнии, Хрен-Знает-Как-Его-Там – ну тот, который должен выступать на вручении дипломов!

Церемония вручения дипломов была назначена на субботу. А сегодня был четверг.

– Тогда какого хрена он тут делает сегодня? – спросил Хойт – по-видимому, слишком громко, потому что Вэнс снова прижал палец к губам.

Потом он чуть слышно фыркнул и прошептал:

– Как – какого хрена? А то сам не видишь. Угадаешь с трех раз?

Они чуть высунулись из-за дерева. Мужчина и девушка, видно, услышали их, потому что, прервав свое увлекательное занятие, поглядели в их сторону.

– Да я же ее знаю, – объявил Хойт. – Она была у нас в…

– Хойт, твою мать! Тихо!

Хлоп! Буквально в ту же секунду какая-то невидимая рука сгребла плечо Хойта и сжала его железной хваткой, а над ухом у него раздался голос определенно очень крутого парня:

– Чем это вы, пидоры, тут занимаетесь?

Хойт резко развернулся и увидел перед собой невысокого, но очень коренастого и явно чрезвычайно сильного человека в темном костюме и наглухо застегнутой рубашке с галстуком. Ворот рубашки еле сходился на мощной шее незнакомца, которая на вид казалась гораздо шире его головы. Из-за левого уха парня уходил куда-то в неизвестность тонкий, почти прозрачный проводок.

Адреналин в сочетании с алкоголем настроил Хойта на воинственный лад. В конце концов, он человек из Дьюпонта или нет? Кто это смеет обращаться к нему так по-хамски? Да по сравнению с ним этот урод – просто переходная ступень от обезьяны к человеку.

– Чем занимаемся? – рявкнул он, непреднамеренно обрызгав незнакомца слюной. – Да смотрим, как делают минет какому-то мудаку с обезьяньей рожей, – вот чем занимаемся!

Не успел Хойт договорить, как бугай в черном костюме схватил его обеими руками за плечи и изо всех сил швырнул спиной о дерево. На какое-то мгновение у Хойта перехватило дух. В следующую секунду, пока эта низкорослая горилла заносила кулак для удара, Вэнс нырнул на четвереньки у нее за спиной. Хойт вовремя среагировал и успел увернуться от пудового кулака, который с треском врезался прямо в ствол дерева. Охранник губернатора только успел провыть во всю глотку начало предполагаемого ругательства: «Ё-ё-ё-ё-ё-ё!», но его красноречию не дал в полной мере проявиться локоть Хойта, которым тот саданул в грудь оказавшегося вплотную перед ним противника. Человек в костюме потерял равновесие и, споткнувшись о скрючившегося позади него Вэнса, рухнул на землю с глухим стуком, тотчас же перешедшим в еле сдерживаемый сдавленный стон. Охранник так и остался лежать, растянувшись на корнях платана, с лицом, перекошенным от боли. Правой рукой с разбитыми в кровь костяшками пальцев он схватился за левое плечо. Судя по тому, как неестественно была согнута его левая рука, парень при падении либо сломал ее, либо вывихнул.

Хойт и Вэнс – последний все еще на четвереньках – молча созерцали результат своих согласованных действий. Их противнику, по собственной вине превратившемуся в жертву, явно было очень больно. Он открыл глаза и, удостоверившись, что бить его не собираются, прохрипел: