Читаем без скачивания К достижению цели - Михаил Моисеевич Ботвинник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На доигрывании все просто. Решевский не понял эндшпиля. Только мы закончили игру, кто-то сжимает меня в объятиях: Романов! Оказывается, эта партия определила в нашу пользу результат и второго дня игры (5’/2 :4’/2).
На следующий день утром на Георгиевской площади в ВОКСе собрались сильнейшие шахматисты мира — Эйве, Решевский, Керес, Смыслов и Ботвинник. Файн уже улетел, он торопился на родину, но оставил формальную доверенность Решевскому. Присутствуют Романов, председатель ВОКСа Кеменов, руководит совещанием А. В. Караганов. В. С. Кеменов приглашает своего переводчика (скромного, немолодого, уже лысоватого мужчину, небрежно одетого), который, несомненно, сыграл важную роль в наших переговорах — обсуждали мы, как определить нового чемпиона.
Возражений против матч-турнира шести в принципе не было. Как только это выяснилось, я положил на стол давно подготовленный и во всех тонкостях продуманный проект «соглашения шести» о матч-турнире на первенство мира; предложил его обсудить и подписать.
Здесь началось... И пришлось же поработать нашему переводчику: минут пять он переспрашивал нас, входил в курс дела. Затем освоился, понял, что каждый отстаивает, стал переводить синхронно. Затем он стал копировать наши интонации, вместе с нами кричал, сердился, был подчеркнуто вежлив... Такого переводчика никогда более я не встречал — настоящий артист!
Эйве и Решевский и слышать не хотели о соглашении, они даже не интересовались его содержанием. Они явно хотели оставить вопрос открытым. Догадаться о том, что они сговорились, и за счет советски^ шахматистов, — было нетрудно. Это и подтвердилось впоследствии. Надо было действовать решительно. «Если соглашение не будет рассмотрено и подписано сегодня, — говорю я в унисон с переводчиком, — завтра я направлю открытое письмо шахматистам в мировую прессу, где расскажу, что произошло на нашем совещании...»
Романов делает мне большие глаза, Кеменов — какие-то знаки. «Что это, угрозы?» — взвизгнул Решевский вместе с переводчиком.
Но прагматик Эйве быстро смекнул, что произойдет, если Ботвинник письмо напишет! Спокойным тоном, как бы и не было никаких споров, он просит прочесть проект соглашения. Все прошло весьма мирно — проект был объективным. Только Решевский потребовал, чтобы по пятницам (после восхода звезды) и по субботам (до ее восхода) он был свободен от игры.
«Позвольте, но ведь раньше вы играли в эти дни?»
«Да, но я и потерял отца — бог меня наказал...»
Против таких аргументов спорить было невозможно, и все согласились. Половина соревнования должна быть в Гааге, другая — в Москве. Каждый с каждым играет по четыре партии, всего двадцать туров. Соглашение будет подписано вечером во время приема в ВОКСе по случаю закрытия матча.
На приеме американские шахматисты передают Н. Романову (для передачи Сталину) дар — тонкой работы трубку, на которой Сталин и Рузвельт сидят за столиком и играют в шахматы.
Романов отводит меня в сторону, обнимает (сразу понял, что-то случилось) и говорит, что соглашение подписать сегодня нельзя, он не успел согласовать с правительством финансовые вопросы.
И тут сделал я типичную для себя ошибку — решил, что партия все равно выиграна и можно поблагодушествовать. «А сколько времени нужно, чтобы согласовать эти вопросы? Месяца хватит?» Романов явно обрадовался. «Ну, так заключим джентльменское соглашение (без подписания) с тем, что, если в течение месяца возражений не будет, оно входит в силу автоматически».
Эйве был тронут, остальные участники также согласны. Все расстались мирно и дружелюбно.
Звоню Романову через месяц, ответа нет. Через два — то же самое. А из-за рубежа возражений нет, значит, на Западе соглашение уже признано!
В декабре вызывают меня к председателю.
«От соглашения надо отказаться».
«Почему?»
«Все соревнование должно быть в Москве».
«Неправильное решение!»
«Что, — вскричал Романов, — решение руководства неправильное?!»
«Да, по неправильному докладу...»
Итак, все рухнуло. Ясно, когда Эйве узнает, что мы отказались от джентльменского соглашения, он объяснит всем, что с советскими шахматистами нельзя иметь дела; он найдет способ решить вопрос о первенстве мира без нас!
Я решил оставить шахматы.
Кстати, осенью 1946 года мне попалась в руки статья некоего Фрея в журнале фирмы «Браун-Бовери» — он пришел к тем же выводам по сильному регулированию возбуждения синхронной машины, что и я в своей кандидатской работе (с 1944 года я работал в техническом отделе Министерства электростанций). Я и решил довести свою работу 1937 года до логического конца — расширить теорию, создать систему управления и экспериментально на крупном генераторе доказать истинность теории.
От чемпионата СССР — он начался в декабре — я отказался наотрез. Обо мне (в сообщениях о турнире) газеты ничего не писали. Все недоумевали: где же Ботвинник? Звонили родные — подозревали что-то неладное... Тогда в «Правде» было опубликовано интервью со мной — распространившиеся слухи погасли. Я дал себе слово больше не заниматься вопросами организации борьбы за первенство мира и полностью перешел на электротехнику.
Весной Слава Рагозин мне сообщил, что подготовлено решение о признании джентльменского соглашения о вступлении в ФИДЕ и о посылке советской шахматной делегации в Гаагу на очередной конгресс ФИДЕ — там должно быть принято формальное решение о первенстве мира.
Потом выяснилось, что решение задерживается, есть опасность, что наши делегаты и не поспеют прибыть на конгресс в Гаагу. После долгих колебаний решаю все же посоветоваться с Алексеем Александровичем Кузнецовым. В январе 1941 года в доме отдыха в Пушкине мы со Славой Рагозиным познакомились с ним — тогда Кузнецов был первым секретарем горкома партии в Ленинграде; теперь же он работал в Москве, в ЦК партии.
«Не волнуйтесь, все будет хорошо, — слышу в трубке высокий голос Алексея Александровича, — делегация уедет вовремя».
Увы! — делегация вовремя не уехала. Если бы конгресс прошел точно по намеченной программе, наши делегаты (зампред комитета Постников, гроссмейстер Рагозин и мастер Юдович) приехали бы на следующий день после закрытия конгресса. Помог случай: в ту пору в Хилверсуме проходил международный турнир, и организаторы на день прервали конгресс, чтобы провести экскурсию делегатов на турнир.
Началось заключительное заседание генеральной ассамблеи ФИДЕ. Главный вопрос — о первенстве мира. Докладчик — президент Шведского шахматного союза Фольке Рогард — должен сообщить делегатам от
