Читаем без скачивания Страсть к размножению - Константин Уваров

В плохую - только сапоги,

А в дождь - подошвы и природу.

* * *

Здесь Ленский пешкою ладью

Берет в рассеянье свою,

Потом берет слона, другого,

И пешка, чувствуя, что повод

Ей предоставил этот ход,

Смущенно Ленского берет.

Онегин забирает Ольгу,

Татьяну, мать ее, и вольный

В своих мечтах, на свет не глядя,

Любовником стает у няни.

Эмалированною кружкой

Заткнув себе голодный рот,

Здесь Александр Сергеич Пушкин

Творит в стране переворот.

Зима. Крестьянин, торжествуя,

Глядит на дело рук своих.

А Пушкин бегает меж них...

Зима. Крестьянин торжествует.

* * *

Пока захлебывался альт

Волнами Стравинского и пива,

Чьи-то ноги зло и молчаливо

Спнули сверху солнце на асфальт.

И по городам течет в тепле

Клей, который к камню клеил камень

Город мертв обмякшими домами,

Неба затухающий дисплей

Отражает землю кверх ногами.

Ни к чему смешные ухищренья

Перелетных маленьких пружин -

Кто-то перевел в другой режим

Аппарат, производящий время.

Воздух расслоился, как слюда,

Все накрыто сеткою таблицы,

Пробил час, и надевают лица

Прокуроры страшного суда.

Всадник со смеющейся кокардой

Разрубает лица на скаку,

И лежит, замотанный в строку,

Мертвый рок с инфарктом миокарда.

Кто-то всем нам высосал глаза,

И во рту их языком катает,

И глаза, моргая, наблюдают

Красный обслюнявленный пейзаж.

По колено опустился мрак,

Булькая под мокрыми шагами -

Богу было стыдно перед нами

За вчера устроенный бардак.

Две недели кающийся бас

Оседал на сгорбленные лица,

Бог в психиатрической больнице

Кончил недописанный рассказ,

И опять скрестятся алебарды

У последних падающих стен

Труп посередине всех арен -

Это рок с инфарктом миокарда.

ЗООПАРК

Гуляют там животные

Невиданной красы.

(народное)

....................................

Под ноги опустилась сажа,

И догорает зоопарк

В тиши осеннего пейзажа.

Во тьме обуглился павлин,

Погасший черно-белым телом.

Сова зажженная взлетела,

Разбрызгивая керосин,

В воде раскрылся крокодил,

Плюя слезоточивой рвотой,

В воде сгорали бегемоты,

Напрасно зарываясь в ил.

Слон прогорал, как будто знал,

Что он приобретен в рассрочку,

За их спиной стояла точка,

Как за Москвой стоит Урал,

Но каждый все равно стучал

О прутья раскаленной клетки,

Я видел все, и бьюсь, как в сетке,

Но снова вижу по ночам -

Мартышки, прижимая прозу

К своим обугленным рукам,

Из гроба тянутся к стихам,

Стихам, написанным так поздно.

* * *

Здесь бывают обвалы и голод,

Здесь из кранов не льется вода,

Здесь живут в ненадежных домах,

Осторожно ступая по полу.

Каждый угол размыт или сточен,

Только этим уже не помочь.

Это было в полпервого ночи,

Городской и бессонной, как ночь.

Стены медленно глухо твердели,

Все сильней нависал потолок,

И то в левый, то в правый висок

Ударяли пустые качели.

Это лифт оборвался в груди,

Оборвался на тонких канатах,

Штукатурка ссыпается на пол,

И кирпичные стены в груди.

И болезненный пухлый оттенок -

Это все. Кирпичи не спасут.

Крыша едет, и палец антенны

Ковыряет у неба в носу.

Я войду, пожелтевший и синий,

Только стен уже не растолкать,

И меня передернувшись кинет

На ребристую грудь потолка.

* * *

К. Уваров - К. Приходько

Эй, тоска моя, спермой слейся -

Я детей своих в унитазе топил:

Пусть дохнут. Все смейтесь,

Как я вас всех люблю и любил.

Эй, поле, поле мое, бабой завой,

Эй, мой город, щетиной баси.

Что ж не крутиться головой

Тебе, жизнь моя, блядь, Россия.

Вон кораблики в луже нассаной

Из газетных листков плывут

Я сегодня такой ласковый,

Что от слизи в руке уют.

Все сортиры беременны петлями,

В рай всех висельников - невпротык,

И смеялся господь кокетливо -

Не господь, а одни потны.

Солнца прыщик, да просинь трупная -

Что за небо - дрянной портрет...

Я ладонь целовал залупою,

В потолок дырявый смотрел.

* * *

Синий свет замигал, как подобранный камень

Запульсирует в пальцах и бросится в шторм -

Город замер в глазах и закрылся руками

В глубине полотна деформации форм.

И внезапно застыли как пасмурный иней

Пять улыбок гостей, поднимающих тост -

Деформация лиц и натянутых линий

Упираясь в подрамник, корежила холст.

Все сливалось вокруг во взаимообмене,

Только контур, не знающий, быть или нет,

Полукругом кусачек хватал светотени

И за пятку вцеплялся в какой-то предмет.

Это блики желтели, как личики денег

В зазеленом наряде июньских убранств

И с восторгом расхаживал цвет-шизофреник

По трамвайным путям иллюзорных пространств.

Все могло состоять из фланели и ситца -

Это вечер холодных и мягких мазков

Уходил в пелену миража композиций,

Застывая, как виды из разных углов.

Темный занавес неба был смят и приспущен,

Будто бог наблюдал, как густеет психоз,

И грунтовка давила на спины бегущих,

Выбивая щелчками фигуры из поз,

Только кто-то бежал, догоняя и рядом,

И дышал, и был странен, смешон и нелеп

Этот вьющийся след, избегающий взгляда,

Искаженному взгляду, смотрящему вслед.

* * *

Я пустой перевернутый бак

На голодной прокуренной кухне

Нету хлеба, нет вилок, мух нет,

И друзей человека - собак.

Мертвый воздух оставил скелет -

В нем просверлены тысячи дырок,

Раздраженный некрашеный свет

Капля в каплю стучится в затылок.

От висков свои руки убрав,

Голова распустилась капустой,

И тяжелая черная люстра

Закатилась, как солнце, за шкаф.

Бесконечная комната гулко

Размножает, как реверс, шаги.

В ванно-спаленном переулке -

Темнота. Шифоньер. Сапоги.

За окном появляется лед,

Горизонт штукатурят и белят,

Полудохлое солнце встает

С не расправленной грязной постели.

За решеткою лестничной клетки

Я стою, раскрывая глаза,

И опять не могу рассказать,

Как дошел я до красной отметки.

И смотрю я с окна туповато

На сегодняшний день выходной,

И плююсь пережеванной ватой

То в прохожих, то просто в окно.

* * *

В ночной тишине растворяется мир.

Саванна дымится из ванны

В лиловые сумерки теплых квартир

И в мякоть раздетых диванов.

Рабочий подъем - бутерброд и метель,

И блеклый присевший автобус

На восемь часов овдовеет постель

И медленней крутится глобус.

Земля остеклована в пасмурный лед

И снегом засыпана с торца.

Над сплющенным миром объемно встает

Небритое сонное солнце.

Погода похожа на рубль напросвет -

Конкретная, как теорема,

И в будущем светлом столовский обед

Маячит, как каменный берег.

Об небо разбитая колба зари

Стекает осколками с кровью,

И только раздето стоят фонари,

Свое укрепляя здоровье.

Поет о девчонках кирзовая рота

С мечтой дембельнутся в альбом.

Как термосы, люди идут на работу,

Куря механическим ртом.

СТАРУХА

Закончилось все, и довольно удачно.

Кюри бы завидовал тем шалунам:

Сатурн уцелел, а Венера - тем паче,

И только слегка пострадала Луна.

Эклиптика вновь собирается угол

Кокетливо выбрать себе, а пока

Поверхность Земли замерла от испуга,

Закрывшись руками кривых эстакад.

Обсыпали ветви актиний и стронций,

Азота доступней и снега белей,

И низко летало крылатое солнце,

Плащом волоча закатившийся шлейф.

И каркало Солнце в раскатистый воздух,

Последний свой луч поднимая копьем.

По небу брели косолапые звезды -

Брели в одиночку, вдвоем и втроем.

Обугленный лес с наслажденьем расчески

Обхаживал кожицу туч-облаков,

Вверху оставляя заката полоски,

Как будто бы небо сдирало покров.

Кривыми ножами повисли кометы,

Ухмыляясь бегущему Солнцу вослед,

Последнее тело ходило по свету,

Последнее тело - по серой Земlе.

...Со всем уважением, будто под плетью,

Старуха сидела на грязном снегу,

И с ним же молилась. Поганенький ветер

Слова и слюну принимал с ее губ.

Шипела старушка, и эти конверты

Бросала кругом и ругала Ислам,

И вот: предпочла целомудрие в жертву

Отдать, и желанье в обмен припасла.

Волшебный утюг не разгладил морщины,