Читаем без скачивания Отравленная кровь - Лариса Павловна Соболева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что-то, мальчик, последнее время ты все дома да дома… Признавайся, поссорился с Тамарой?
Павел мгновенно понял, куда клонит мать, в конце концов, он следователь, умеет читать мысли иногда, а уж у родной мамы и подавно. В данном случае нужно применить обезоруживающий прием — взять шутливый тон:
— Нет, что ты, мама. Просто новое дело, оно необычное…
— Это пятое расследование?
— Угу, — обрадовался он перемене темы. — Только пока не нащупали точку опоры, не от чего оттолкнуться.
— Хм, у тебя все дела необычные или странные, но раньше это не мешало пропадать у Тамары.
— Ты меня выгоняешь?
— Ну, можно и так понять.
Ему удалось рассердить Зою Артемовну, какое-то время она просто ела, однако все равно не выдержала, вернувшись к волнующей теме:
— Между прочим, сегодня я видела Тамару…
— Я это понял, — улыбнулся Павел.
— Она похорошела, немного поправилась…
— Потому что бегать перестала.
— Почему? — заинтересовалась Зоя Артемовна.
— Говорит, целый день на работе скачет, хотя мне не понятны ее скачки, она ведь просто репетитор.
— Боже, какие у тебя невежественные представления о профессии Тамары. Репетитор, дорогой, двигается не меньше балерин, помимо всего прочего, он еще и эмоционально подключается. Так ты теперь один бегаешь, а Тамара дома сидит?
— Бегаю я один, а Тамара просто ходит.
Зоя Артемовна не следователь, но мысли великовозрастного мальчика читала не хуже экстрасенса, а еще она хорошо его чувствовала: Павлик испугался крепких отношений и сбежал. Вот так ситуация… и это ее сын!
— А тебе, Павлик, не кажется, что ты поступаешь с Тамарой… м… нехорошо, потребительски? Захотел — пришел, когда понадобилось удовлетворить похоть, не захотел — плевать, как там Тамара, что думает, как живет.
— Она жаловалась?
— Нет, конечно. (Мама сказала правду, собственно, на вранье Павел не ловил ее ни разу.) И выглядела счастливой. Но разве это что-то меняет?
М-да, сложный вопрос она затронула, от которого Павел отмахивался с тупым упорством. Но что поделать, он ни в чем не уверен, хотел бы все изменить, да что-то останавливает, вдруг начинается нечто типа токсикоза, ну, как у беременных бывает. Стыдно, но мама поймет, что ему нужно время, правда, в глаза ей смотреть не мог, исключительно тарелке поведал:
— Понимаешь, мама… Тамара мне очень нравится, правда. Она умная, талантливая, симпатичная…
— Красивая! В отличие от тебя, уж извини.
— Но, мам, этого мало, чтобы связать наши жизни.
— Фи, заговорил как в дешевой мелодраме.
Ого, у мамы тон стал грубоватым, чего не наблюдалось за ней никогда, она не спускала с него немигающих глаз, откусила от яблока большой кусок и жевала, глядя на сына, как бык перед корридой. Меньше всего он хотел бы причинить матери неприятности, отсюда и привел главную причину:
— Ты же помнишь, один раз я ошибся, и крепко…
Зоя Артемовна всегда терпеливо его выслушивала, но не сейчас, она перебила сына, напомнив другой момент:
— Тот раз, милый, я предупреждала тебя, что ты делаешь ошибку, нет, не так! Я просила, очень просила не делать ошибки. Это же надо было найти такое глупое, мелочное, скандальное, невоспитанное, но с замашками дочери миллиардера существо! А у некоторых не хватило мозгов вовремя понять это!
— Да, мама, да, я дурак, — закивал сын, явно раскаиваясь, а может, вид делал, он еще тот жук, как выяснилось. — Зато приобрел опыт и теперь осторожен.
— Тогда послушай, сынок, на этот раз, если ты опытный. Тебе повезло, что Тамара обратила на тебя внимание, но ты этого не ценишь!
— Очень ценю, поверь, но не все так просто. — Павел подскочил, вытирая рот салфеткой. — Она слишком богатая, я по сравнению с ней… м… почти бомж. И вообще, нас обоих все устраивает. Спасибо, мамуля, было очень вкусно.
— А чай? Есть кисель, — сквозь зубы предложила она.
— Позже, ма.
Чмокнул мать в щеку и ушел довольный собой, это называется — слинял, чтобы не продолжать диалог на скользкую тему. И разговаривал с матерью как с больной, которую нельзя волновать. Где, в каком из периодов воспитания она дала маху и пустила все на самотек?
— Ты прав, Паша, ты дурак.
В то же время Павел бухнулся на кровать, взял последний лист акта Корикова, да передумал читать, позвонил Феликсу:
— Ну как, дочитал?
— Настя, ты скоро дочитаешь? — сонно промямлил он.
— А при чем здесь Настя? — спросил Павел.
Вместо Феликса ответила Настя, перемежая слова смешками:
— Павел Игоревич, он заставил меня читать вслух этот акт, сам лежит с закрытыми глазами. Павел Игоревич, скажите ему, чтобы не храпел, когда я читаю.
— Я не храплю, — буркнул Феликс.
— А мне хотелось узнать, что нового ты вычитал, — сказал Павел.
— Паша, отстань.
— Понял. Настюша, я освобождаю тебя от каторги.
— Спасибо, Павел Игоревич, — рассмеялась Настя.
Конечно, Павел тоже рассмеялся, а потом собрался позвонить Тамаре… да передумал, не нашлось предлога. Впрочем, завтра увидятся на пробежке. Но он сделал еще один звонок, автору криминального «бестселлера»:
— Добрый вечер, Антон.
— Добрый, Павел Игоревич. Возникли вопросы? Я готов ответить.
— Знаю. Но слушай, тут такая штука… В доме убитой двери были заперты, об этом нам рассказала семейная пара, которая работает там, они пришли и, ничего не подозревая, открыли ворота, затем двери дома. То есть убийца вошел беспрепятственно, убил хозяйку и спокойно вышел. Кстати, двери закрываются автоматически. В доме находились только Майя и мать ее мужа.
— Старушка, да? Живой труп, да? Помню.
— Так вот отпечатки этой старушки найдены на втором этаже. Скажи, а ты мог бы определить, она действительно больна и не встает или все же… не совсем так?
— То есть? Вы ее в чем-то подозреваете?
— Ну, как тебе сказать… У Феликса возникло подозрение, точнее, теория вероятности, что старушка могла открыть двери преступнику.
— А я уж подумал, вы ее в убийстве подозреваете.
Павлу осталось только рассмеяться, ибо тон Антоши был до смешного серьезным, он пока все воспринимает со знаком плюс, то есть эмоционально. Нельзя сказать, что до этого парень жил в тепличных условиях, война далека от тепла,
