Читаем без скачивания Рождённый ползать… История преступления длиною в жизнь - Алена Бессонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В смысле?! – удивился Русаков.
Дверь отворилась и вошла девушка-секретарь, толкая впереди себя хромированный столик на колёсиках, загруженный посудой.
Исайчев резво вскочил с дивана, схватил чашку с кофе и отпив глоток, удовлетворённо хмыкнул:
– Ух, похорошело… Что в смысле? На фотографиях, которые ему показывали нет клыков, рогов и копыт, как положено сатане. Знаешь, Александр Егорович, я думаю поискать его следует не только с сегодняшней точки, а ещё и с деревни, в которой он появился впервые. С травницы Майры.
– Кто такая? – Русаков переместился на диван к Исайчеву и тоже взял с тарелки бутерброд, но наткнувшись на укоризненный взгляд Михаила, постарался оправдаться, – ты так вкусно ешь, что мне тоже захотелось.
Исайчев, пододвинул тарелку с бутербродами ближе к себе:
– Ну и жрать ты горазд, Сашок! Хотя, чего это я
запамятовал? Это ведь ты в институте холодильники по ночам объедал…
Русаков отодвинулся от Исайчева в угол дивана, обиженно заметил:
– Хорошо говорить, когда ты местный и мама пирожками подкармливает, а мой отец пока с Беломорья рыбку досылал, она уже в воблу превращалась. Ей чёрта с два наешься! Ну вы-то местные мою воболку с пивом в охотку трескали… Ну давай вещай дальше.
Исайчев молча пересел ближе к Руакову и подтащил тарелку:
– Не жалко, угощайся… Итак: в деревне, а Калашников нам её покажет, жила травница. Женщина по имени Майра, когда-то давно она приютила Чудя и его товарища. Я думаю, это был беглый лётчик Костюхин и его подельник Мессиожник. Предполагаю, что именно Мессиожник в настоящее время – Чудь. Костюхин давно помер от старости и печали.
– Почему печали? – Русаков потянулся за вторым бутербродом.
– Мясные не бери! Бери с рыбой!
– Не люблю с рыбой. С детства объелся…
– Тогда давай заказывай ещё с мясом…
Русаков, подошёл к рабочему столу, нажал на кнопку вызова секретаря и услышав: «Слушаю, Александр Егорович» приказал:
– Ещё бутербродов с мясом и две чашки кофе.
– Сколько бутербродов? – слегка удивлённым голосом спросила секретарь, – вы ждёте ещё кого-то?
– Катя, неси много. Кстати, ко мне никого не пускать, – недовольно буркнул Русаков.
– Так вот, – продолжил Исайчев, – Калашников рассказал, что после того как на него напали эти ваши китайские бандиты, убили товарища и крепко порезали самого Калашникова, его, истекающего кровью, нашёл Чудь, вернее, росомаха: почувствовала запах крови и привела старика. Тот доставил Кузьму на лечение к Майре. Уже потом, едва оклемавшись, Калашников понял, что это не просто сердобольная травница, потчующая всех больных и бесприютных, а давняя личная знакомая старика. В её доме ещё обретался мужик, вроде муж. Она звала его Юлавий, хотя Кузьма считает, что он русский. Говор у него не северный. И в деревне слух шёл будто беглый. Марийцы не любят чужаков, но Майру боялись, не фыркали. И ещё Калашников вспомнил паренька вроде сына Майры и Юлавия. Потом он куда-то делся. Травница говорила, что отправила парня в интернат, заканчивать профобучение. Мужик, всё время горевал по своей прошлой жизни и проклинал Чудя. Майра о старике не распространялась, только однажды буркнула, что Иудин сын, так она его звала, украл у неё ребёнка. Не того, что в интернате, а годовалого. Пришёл и забрал прямо из люльки. Мужу сказал, что отдаст мальчишку в хорошую семью, потому как у них он пропадёт. Юлавий в то время уже очень болел, не мог сопротивляться, а Майра отсутствовала.
– Слушай, – задумчиво сказал Русаков, – как звали старшего сына Майры?
– Калашников не помнит имя паренька.
– Его отца звали Юлавий… Юлавий… и он русский. Что-то знакомое…
– У тебя появились какие-то ассоциации? – Исайчев перестал жевать и замер в ожидании.
– Появились… Помнишь, кто сказал: «У меня матушка марийка, а батя русский. По-марийски Юлавий, а по-русски Юрий». Наш директор спец санатория Аркадий Юрьевич, а фамилия его Палантай. Надо проверить не фамилия ли это Майры.
– Ну уж! Так не бывает… Как он попал к тебе в санаторий?
– Мне его лет пять назад привёл Ставрида., – вспомнил, отхлёбывая кофе, Русаков, – сказал, что мужик бедствует, работает трудовиком в школе. Зарплата маленькая. Семью кормить трудно. Говорил будто он сын старого знакомого. Рукастый парень, а у меня как раз вакансия открылась. Прежний директор с инфарктом слёг. Да! Привёл его именно Ставрида.
– Как бы до сегодняшней встречи со стариками мне взглянуть на эту Ставриду. Хочу быть эмоционально готовым. Ты говорил у вас висит стенд с ветеранами, он там имеется?
– Ставрида? Конечно… Ты думаешь? – Русаков растерялся от предположения Исайчева.
Александр Егорович бросил недоеденный бутерброд и быстрым шагом пошёл к двери, Исайчев повторил его манёвр. Уже на выходе из приёмной, Русаков приказал секретарю:
– Личное дело Пантелеймона Львовича Ставриды ко мне на стол. Скажешь в отделе кадров: хотим его поощрить. У него вроде в этом году юбилей намечается?
– Он в прошлом году был … – крикнула вдогонку мужчинам секретарь Катя.
У стенда ветеранов Русаков ткнул пальцем в мордатого, лысого мужика с хитрющими глазами и благостной улыбкой.
– У него не еврейский тип лица. Слишком мордат.
– Ну евреи разными бывают? Смотря с кем перемешались. Я тут недавно с афроамериканцем встретился. Нефтяник. Еврей и негр! Представляешь?
– Нет. Мессиожник чистопородный еврей во множественном поколении. Калашников говорит он достаточно сухощав.
Исайчев приблизил лицо к витринному стеклу стенда, скрупулёзно рассматривал фотографии фронтовиков. Увидев молодого парня в лётном обмундировании, спросил:
– А это кто?
– Не узнал?! Это мой отец. Он же тебе рассказывал о своей лётной молодости.
– А это кто? Лысый и противный…
– Мой зам. Мне он тоже не нравится… Въедливый. В каждый кабинет без мыла влезет. Его отца знаешь как звали – Софокл. Он Арбузов Герман Софоклович.
– Подсиживает тебя? – подмигнул Исайчев, – мне кажется лысый староват для твоей должности. Софоклычу до пенсии сколько?
– Три раза на пенсию мог выйти. Не идёт зараза! Говорит уйду на отдых – умру! И сидит, и сидит, и ест мозг и ест… – на лице Русакова отчётливо читалась мысль, что ему в данный момент жалко, что он не крокодил и не может никого съесть, – И, главное, уйдёт только по собственному желанию или по факту смерти на рабочем месте.
– Чё й то?!
– Ты знаешь почему Леонид Якубович до сих пор ведёт передачу «Поле чудес»?
– Ну-у-у?
– Говорят он спас жизнь Эрнсту. Вот и мой Арбузов, когда-то во время взрыва на платформе в Белом море спас жизнь нашему краевому начальнику. Самому большому начальнику. И теперь ему можно всё.
– Тогда почему он не его заместитель?
– Потому что начальник не дурак. Кому нужен подле себя зануда. Они по молодости работали в одном управлении и поехали с инспекцией на нефтяную платформу в Белое море. Арбузов – педант одел на себя спасательный жилет. Ну, как же – по инструкции положено… Во время взрыва оказался в море во всеоружии, а наш начальник не только голым поплавком, да ещё и в полубеспамятстве в воде болтался… Так вот Герман Софоклович держал его на плаву до прибытия спасателей. И, знаешь почему? Потому что в ином случае – не-по-ря-до-чек! Так-то!
– Сколько ему сейчас лет?
– Сто!
– Серьёзно?
– Надо посмотреть в личном деле, но я думаю больше семидесяти.
– Стало быть, это не Чудь. Или есть варианты? Например, поправки собственного возраста.
– Подожди… чего гадать… – Русаков достал телефон и набрал номер:
– Галина Евсеевна, посмотрите по компьютеру сколько сейчас Арбузову лет? Да, я подожду…
Пока Русаков ждал, Исайчев разглядывал фотографии на стенде и некоторые из них фиксировал камерой на телефоне.
– Ему полных семьдесят восемь лет… Чудь не он!
Исайчев с укоризной посмотрел на друга:
– Наивный ты Сашка! Чудь врёт во всём, а в вопросах возраста он, конечно, предельно честен. Этот может нарисовать любой возраст. Все его документы изначально липа… Проверим. Запроси и его личное дело, покопаемся.
Михаил вынул аппарат, по которому было условленно общаться с Ольгой, набрал номер. Металлический голос робота сообщил: «Абонент вне зоны доступа. Перезвоните поздней или оставьте сообщение после сигнала». Исайчев дождался сигнала, сказал:
– Олюш, ты совсем зарылась? Давай завтра сходим в кафе мороженку. Соскучился. Хочу на тебя посмотреть. О деле: мне нужно всё, что сможешь найти о Пантелеймоне Львовиче Ставрида. Если к сегодняшнему вечеру успеешь, будешь большой молодцой. Целую тебя!
Когда Русаков и Исайчев вернулись в кабинет,
