Читаем без скачивания Рождённый ползать… История преступления длиною в жизнь - Алена Бессонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Будем посмотреть. Вам какая пришлась по вкусу? Их здесь две.
У витрины ему удалось подавить внутреннюю истерику и немного успокоиться.
– Меня интересует та, что с бирюзой, – пояснил Романовский, опершись локтем на прилавок. На его лице играла ироническая улыбка.
– Не хочу вас расстраивать, но эта вещица дороговата… – не оборачиваясь, отозвался Мессиожник. Он делал вид, что копается с неподатливым витринным замком. – Но мы можем договориться о рассрочке…
Услышав сумму, Романовский удивлённо поднял брови:
– Жаль! Даже в рассрочку она, в данный момент, не по карману, – немного подумав, добавил, – не могли бы вы её попридержать. Постараюсь собрать деньги и зайду в конце следующей недели.
– Конечно! Попридержу… – оставаясь у витрины, кивнул Ефим.
Уже на выходе Романовский обернулся и как бы невзначай, сказал:
– Мне показалось, мы раньше были знакомы. Но по визитке у вас на груди понял – это не так. Запишите – моя фамилия Ро-ма-нов-ский. Не отдавайте панагию никому другому… и передавайте привет общему знакомому.
Когда посетители ушли, Ефим закрыл магазин. Он не помнит, как долго сидел на табуретке, опустив плечи. Когда очнулся за стеклом витрины была ночь. Слёзы текли по его щекам. Он беззвучно плакал, мелко подрагивая телом – это было второй и последний раз в его взрослой жизни. Первый, когда замерзал на берегу в землянке, после побега из дома Майры. Тогда он плакал не от холода и голода, а от страха новой жизни, о разрушенной любви. Сегодня он плакал о настоящей, но с этого момента прошлой жизни и разрушенной мечте. Только тогда его слёзы рождали желание жить и доказать всем свою исключительность, а сейчас только желание ненавидеть.
Ефим понимал, что Борис Романовский узнал его и собирается вернуться, но не с чем, а с кем? Его мир покоя разрушен. Случай! Всего лишь случай и дальше пустота и яд в душе, отравляющий и мешающий жить спокойно. Он должен исключить случай. Разделиться, размножиться и быть везде непохожим. Однажды он видел, как отложила яички в песчаном гнезде змея и через некоторое время из него выползли три змея различного окраса. Теперь он станет змеем с холодной кожей и без эмоций. Он будет повсюду. И пусть попробуют на него наступить. Он готов уничтожать, он готов мстить за свою сброшенную кожу.
Утром Мессиожник позвонил старому завистнику Лёве Лазерсону и, проглотив ком в горле, выдавил:
– Лёва, проезжай. Принимай магазин…
Стук в боковое стекло выкинул Чудя из воспоминаний. Человек в форме спасателя, сообщил:
– Можете ехать. До вас расчищено. Поспешайте… метель не утихает, опять засыплет… Счастливого пути?
Человек отошёл от машины и, прощаясь, взмахнул рукой в перчатке с кожаной крагой. Чуть включил обогрев стёкол. Пока наледь стекала медленными слезами, старик дотянулся до бардачка, вынул предмет, завёрнутый в бархатную тряпицу, не спеша, распаковал. На его коленях лежал деревянный Мяндаш. Чудь смотрел на него слезящимися глазами, тихонько шептал:
– Вот и исполнилась последняя мечта… Теперь Мяндаш мой! Мяндаш – идол, легенда. Человек-олень! Чего ещё хотеть?
Старик погладил фигурку, смахнул с неё что-то только ему видимое, блаженно улыбнулся:
– Ну вот… значит, ещё поживём. Говорят, твоему владетелю ты даришь ещё несколько лет к годам отпущенным богом. Недаром я так хотел тебя… Хотя?! – благостная улыбка исчезла с лица старика, – врут, наверное! Тот, у кого ты был, ушёл раньше, чем ему было намечено. Коррективы внёс я! Жаль пришлось истратить таблетку, а я думал оставить её для себя. Сыскари наступают на пятки, сочиняют будто Кузьма не в разуме, но я-то знаю, что он ушёл с ними на своих ногах… Пора… пора прятаться в берлогу…
Чудь аккуратно упаковал фигурку. Вернул её на прежнее место в бардачок. Затем снял машину с парковки и, нажав педаль газа, тронул автомобиль с места. Он ехал в Холмогоры.
* * *
Ольга позвонила Исайчеву через три часа. До шахматного поединка со стариками оставался час.
– Слушай внимательно, Миша. За то время, которое ты дал, я не могла накопать много, но всё же… Здесь ничего о нём нет, помимо периода с 1988 года. Но! Пантелеймон Львович Ставрида действительно вывезен после землетрясения из Спитака раненым и без документов. Все его сегодняшние параметры записаны и оформлены с его слов. После излечения он не возвратился в Армению, а уехал качать нефть сюда в Холмогоры. Здесь закрепился и начал жить сызнова. За тридцать два года пребывания: двадцать два года добросовестного труда на благо нашей Родины и десять лет заслуженной пенсии. Естественно, в деле только документы, отмечающие добросовестный труд. Я бросила копаться в бесконечных благодарностях, грамотах и прочих бумажках и позвонила Армине Арутюнян – моей однокашнице. Она служит адвокатом в довольно известной в Ереване конторе. Кое-что она мне отыскала. По переписи населения последняя проводилась в 1979 году, Ставриде тогда было сорок восемь, человек с такой фамилией в Армении не проживал. В своей биографии он указал, что родился в Спитаке и жил там. Спитакский архив не сохранился. Фото, которое ты мне переслал, её спецы запустили в машинку и нашли трёх приблизительно похожих индивидуума. Из них один серб и два русских. Фамилии у всех трёх другие. Кто похож больше всего – серб Драган Джокич с интереснейшей биографией… Знаешь, кто он по профессии? Ни за что не догадаешься! Он кинолог! Правда, по профессии не работал. Но навыки —то остались. То есть он знает, как дрессировать собак.
– Погоди… погоди… если он Чудь, – Исайчев присел от неожиданной мысли, – получается, что мы всё это время идём по неправильному пути. И Чудь не Мессиожник. Тогда при чём здесь Романовский? Как и где они могли наткнуться друг на друга, чтобы этот серб так его ненавидел?
– В том то и дело, что могли! Ставрида был начальником отдела нефтеразведки, а Романовский несколько лет служил в спасательной авиации. При чём здесь, на Севере. Мотался вахтовым способом. Полгода здесь, полгода в Сартове. Помнишь, об этом говорила Аэлита Ильинична Романовская – вдова. Я подсчитала первые два года пребывания на Севере Ставрида и Романовский могли встречаться. Правда, в то время Пантелеймон Львович ещё не был начальником. Ну всё равно могли же, могли! Нужны отпечатки пальцев. У тебя вроде шахматный турнир со стариками? Ты говорил, отец Русакова договорился сегодня со Ставридой? Давай работай… жду…
* * *
В кухни-столовой дома Русакова было тепло, пахло свежеиспечёнными пирогами и дыней. Егор Ильич суетился у обеденного стола, расставлял тарелки:
– Вы не в курсе Сашок приедет или, как всегда, нефтью поужинает? Надо ему позвонить, сообщить, что друзья с южных промыслов с оказией самаркандскую дыню прислали.
Исайчев, распластав руки по спинке дивана, наблюдал за стариком.
– По поводу Александра Егоровича ничего сказать не могу. Он у вас человек занятой. А где ваш дружище, Егор Ильич? Опаздывает?
Русаков-старший досадливо махнул рукой:
– Суматошный он! С пустыми руками не придёт, поехал в магазин за коньяком.
– Вы его давно знаете? Он, вообще, кто?
Старик задумался, присел рядом со столом на скамейку:
– Он хороший человек. Тридцать лет его знаю. Прибыл к нам после землетрясения в Армении. Там все родные под завалами погибли. Привыкал тяжело: из пламени, да в полынью. Семью новую завёл уже после пятидесяти. Взял женщину с кондитерской фабрики. Сладости терпеть не может. Любит селёдку и пироги с зелёным луком и яйцами. Ещё любит собак. Сколько их у него за это время перебывало даже не сосчитаю… Сейчас две хорошего качества овчарки. В тех краях армяне уезжают по разным городам и весям фруктами торговать, а не армяне делают остальную работу. Ставрида, не армянин, посему на хлеб зарабатывал горнодобывающим делом. Сюда приехал, в нефтянку пошёл. Оказался мужиком с мозгами. Быстро пробился, на пенсию уходил с должности начальника нефтеразведки.
Звонок прервал Русакова-старшего, и он суетливо побежал открывать дверь.
После небольшой паузы в кухню вошёл огромного роста мужик. На его фоне отец Русакова выглядел неказисто и едва-едва доставал ему до плеча. Руки нового гостя были заняты холщовыми сумками. Поставив их
