Читаем без скачивания Певец во стане русских воинов: Стихотворения. Баллады. Поэмы - Василий Жуковский

Глава II

О том, как Ундина в первый раз явилась в хижине рыбака

Рыцарь вскочил, за ним и рыбак, и бросились обаВ дверь, чтоб ее удержать, но напрасно: Ундина так быстроСкрылась, что даже было нельзя догадаться, в какуюСторону вздумалось ей побежать. Испуганным взоромРыцарь спросил рыбака: что делать? «Уж это не в первыйРаз, – рыбак проворчал, – такими побегами частоНас забавляет она; теперь опять мне придетсяЦелую ночь напролет без сна проворочаться с бокуНа бок на жесткой постеле моей: ведь мало ль, что можетВстретиться ночью!» – «Зачем же медлить? Пойдем поскорееСами за нею». – «Труд бесполезный; ты видишь, какаяТьма на дворе: куда мы пойдем? И кто угадает,Где она спряталась?» – «Будем, по крайней мере, – прибавилРыцарь, – хоть кликать ее». И кричать он начал: «Ундина!Где ты, Ундина?» Старик покачал головою: «Как хочешь,Рыцарь, кричи, она не откликнется нам, а уж верноГде-нибудь близко сидит; еще ты не знаешь, какаяЭто упрямица». Так говоря, старик с беспокойствомВ темную ночь глядел и не мог утерпеть, чтоб туда жеВслед за Гульбрандом не крикнуть: «Ундиночка! милая! где ты?»Правду, однако, он предсказал: никакой там УндиныНе было. Долго кричав понапрасну, они наконец возвратилисьОба в хижину; там уж было темно, и старушка,Менее мужа о том, что с Ундиной случится, заботясь,Спать улеглась, и в камине огонь, догоревши, потухнул;Только немногие уголья тлели, и синее пламя,Изредка вспыхнув, трепещущий свет разливало и гасло.Снова разведши огонь, рыбак наполнил большуюКружку вином и поставил ее перед гостем. «Мы оба,Рыцарь, едва ли заснем; так не лучше ли будет, когда мы,Вместо того чтоб в бессоннице жесткой рогожейГрешное тело тереть, посидим у огня и за добройКружкой вина о том и другом побеседуем? Как тыДумаешь, добрый мой гость?» Гульбранд согласился охотно.Сесть принудив его на почетном оставленном стуле,Честный старик поместился с ним рядом, и вот дружелюбноСтали они разговаривать; только при каждом малейшемШорохе – стукнет ли что в окошко, и даже нередкоПросто без всякого стука и шороха – вдруг умолкалиОба и, палец поднявши, глаза неподвижно уставивВ двери, слушали; каждый шептал: «идет!» и не тут-тоБыло; не шел никто; и, вздохнувши, они начиналиСнова свой разговор. «Расскажи мне, – сказал напоследокРыцарь, – как вам случилось найти Ундину?» – «А вот какЭто случилось, – рыбак отвечал. – Тому уж двенадцатьБудет лет, как я с товаром моим через этотЛес был должен отправиться в город; жену я оставилДома, как то бывало всегда, а в то время и нужноБыло ей дома остаться. Зачем, ты спросишь? Господь намВ поздние наши лета даровал прекрасную дочку;Как же было покинуть ее? Товар мой продавши,Я возвращался домой, и, солгать не хочу, не случилосьМне ничего, как и прежде, в лесу недоброго встретить;Бог мне сопутствовал всякий раз, когда через этотСтрашный лес мне идти удавалось: а с ним и опасныйПуть не опасен». При этом слове старик с умиленнымВидом шапочку снял с головы и, руки сложивши,В набожных мыслях минуты на две умолкнул; потом онШапочку снова надел и так продолжал: «Я с веселымСердцем домой возвращался, а дома ждало несчастье:Вся в слезах навстречу ко мне жена прибежала.«Царь небесный! что случилось? – я воскликнул. – Где нашаДочка?» – «Она у того, чье имя ты в эту минуту,Бедный мой муж, призываешь», – жена отвечала. И молча,Горько заплакав, пошел я за нею в хижину; телаМилой малютки моей я глазами искал там, но телаНе было. Вот как это случилось: с нашим младенцемПодле воды на траве жена спокойно сидела;С ним в беззаботном веселье играла она; вдруг малюткаСильно к воде протянулась, как будто чудесное что-тоВ светлых приметя струях; и видит жена, что наш милыйАнгел смеется, ручонками что-то хватая; но в этотМиг как будто какой невидимой силой швырнулоВ волны дитя, и в их глубине бедняжка пропала.Долго я тела искал, но напрасно, нигде и приметыНе было. Вот мы, на старости две сироты, в безотрадномГоре сидели в тот вечер вдвоем у огня и молчали:Если б и можно было от слез говорить, то не стало бДуху; и так мы оба молчали, глаза устремившиВ тусклый огонь; как вдруг в дверях послышался легкийШорох; они растворились – и что же видим мы? ЧуднойПрелести девочка, лет шести, в богатом уборе,Нам улыбаясь как ангел, стоит на пороге. СначалаМы в изумленье не знали, живой ли то был человечекИли обманчивый призрак какой; но скоро приметилЯ, что вода с золотых кудрей и с платья малюткиКапала; я подумал, что, верно, младенец недавноБыл в воде и что скорая помощь нужна. И, вздохнувши,Так сказал я жене; «Никто не подумал спасти намМилое наше дитя; по крайней мере, мы самиСделаем то для других, чего не могли нам другиеСделать и что на земле блаженством было бы нашим».Мы раздели малютку, ее положили в постель и напитьсяДали горячего ей; а она все молчала и только,Светло-небесными глазками глядя на нас, улыбалась.Скоро заснула она и свежа, как цветочек весенний,Утром проснулась; когда ж мы расспрашивать стали, откудаРодом она и как попала к нам в хижину, толкуНе было в странных ответах ее никакого; и вот ужРовно двенадцать лет, как с нами живет, а добитьсяПутного мы не могли от нее ничего; по рассказамВздорным ее подумать легко, что она к нам упалаПрямо с луны: о каких-то замках прозрачных, жемчужныхГротах, коралловых рощах и разных других небылицахВсе твердит и теперь, как твердила тогда; удалосяВыведать только одно, что, катаясь по́ морю в лодкеС матерью, в воду упала она и что волны на здешнийБерег ее принесли, где она и очнулась… В сомненьеТяжком осталися мы: хотя и было не трудноНам решиться наместо родной потерянной дочкиВзять чужую, нам данную богом самим; но не зналиМы, крещена ли она иль нет? Сказать же об этомНам ничего не умела бедняжка, хотя и понятноБыло ей, что она жила по воле господнейВ здешнем свете, хотя и была смиренно готоваВсе то исполнить, что с волей господней согласно. И вот чтоМы в таком затрудненье придумали вместе с женою:Если она еще не была крещена, то не должноМедлить минуты; а если уже крещена, то и дваждыДолг святой совершить не будет греха. Но какоеДать ей имя? И в ум нам пришло, что ее ДоротеейБыло б всего приличней назвать: мы слыхали, что значитЭто имя дар божий, она же была милосердымГосподом богом дарована горести нашей в ограду.Но об имени этом она и знать не хотела. «УндинойЗвали меня отец мой и мать; хочу и остатьсяВечно Ундиной!» Но было ли то христианское имя,Мы не знали. И вот я пошел за священником в город;Он согласился прийти к нам; сначала имя УндиныБыло противно ему, как и нам; но наша малютка,В платьице странном своем, была так чудесно красива,Так ласкалась к нему и в то же время так мило,Так забавно спорила с ним, что сам он не в силахБыл противиться ей, – и ее окрестили Ундиной.Сладостно было смотреть на нее в продолженье святогоТаинства: дикая резвость исчезла, и тихим, смиреннымАгнцем стояла она, как будто бы чувствуя, что́ с нейВ это время творилось. Правду молвить, немалоС нею хлопот нам, и если бы все рассказать мне…» Но рыцарьТут перервал рыбака; он шепнул: «Послушай! послушай!Что там?» Не раз уже во время рассказа был он встревоженШумом воды; но в эту минуту был явственно слышенРев потока, который бежал с возрастающей силойМимо хижины. Оба вскочили и бросились в двери;В месячном свете открылося им, что ручей, выходящийИз леса, сильно разлившись, ворочая камни, ломаяС треском деревья, в море бежал; и было все небо,Так же как море, взволновано; тучи горами катилисьМимо луны, поминутно ее заслоняя, и чудноВся окрестность под блеском и тьмой трепетала; при свистеВихря было внятно, как море свирепое голосСвой воздымало и как, скрыпя от вершины до корня,Гнулись и шумно сшибались ветвями деревья. «Ундина!..Царь мой небесный!.. Ундина!» – старик закричал; но ответаНе было. Оба тогда побежали, забывши о буре,Каждый своею дорогою, к лесу, и громко при шумеВетра в ночной глубине раздавалось: «Ундина! Ундина!»

Глава III

О том, как была найдена Ундина

Странное что-то чувствовал рыцарь, скитаясь во мракеНочи, под шумом бури, один, в бесполезном исканье:Снова стало казаться ему, что Ундина лишь призрак,В темном лесу его обманувший, была; и при свистеВихря, при громе воды, при треске деревьев, при чудномВсей за минуту столь мирно-прекрасной страны превращеньеНачал он думать, что море, луг, источник, рыбачьяХижина, старый рыбак и все, что с ним ни случилось,Было обман; но жалобный крик старика, зовущий Ундину,Все ему издали слышался. Вот наконец очутилсяОн на самом краю лесного ручья, который в разливеБурном своем бежал широкою мутной рекою,Так, что от леса отрезанный мыс, на котором стоялаХижина, сделался островом. «Боже! – рыцарь подумал, —Что, когда Ундина отважилась в лес, и назад ейНет оттуда дороги, и там у злых привиденийПлачет она одна в темноте?» От ужаса вскрикнув,Он поспешно поднял с земли огромный дубовый,Бурей отоптанный сук, чтоб, держась за него, перебратьсяВ лес через воду. Хотя и сам он дрожал, вспоминаяВсе, что там видел прошедшим днем; хотя и казалосьВ эту минуту ему, что стоял там, ровен с деревами,Белый, слишком знакомый ему великан и, оскаливЗубы, кивал ему головою, – но самый сей ужасТолько что с большею силою влек его в лес: там УндинаВ страхе, одна, без защиты была. И вот уж ступил онСмелой ногою в кипучую воду, как вдруг недалекоСладостный голос сказал: «Не ходи, не ходи, берегисяЗлого потока; старик сердит и обманчив». ЗнакомыРыцарю были прелестные звуки; они замолчали;Он же стоял в воде, озирался и слушал; но месяцТемной задернуло тучей, и волны быстро неслися,Ноги его подмывая, и он, через силу держася,Был как в чаду, и кружилась его голова; и глазамиДолго искав в темноте, наконец он воскликнул: «Ундина!Ты ли? Где ты? Если не хочешь явиться, я брошусьСам в поток за тобой; откликнись; мне лучше погибнуть,Нежели быть без тебя». И глубже в воду пошел он.Тот же голос и так же близко сказал: «Оглянися!»В эту минуту вышел месяц из тучи, и рыцарьВ блеске его увидел Ундину. Был маленький островПодле берега быстрым разливом ручья образован;Там, под навесом деревьев густых, в траве угнездившись,Призраком светлым сидела Ундина. Было нетрудноВ этом месте поток перейти, и Гульбранд очутилсяВмиг близ Ундины на мягкой траве; она ж, приподнявшись,Руки вкруг шеи его обвила и его поневолеРядом с собой посадила. «Теперь ты расскажешь мне, милый,Повесть свою, – шепнула она, – мы одни; старики насЗдесь не услышат и скучным своим ворчаньем не могутНам помешать; а эта густая древесная кровляСтоит их хижины дымной». – «Здесь рай, Ундина!» – воскликнулРыцарь, прижавши ко груди ее с поцелуем горячим.В эту минуту рыбак, проискавши напрасно Ундину,К месту тому подошел и увидел их с берега. «Рыцарь! —Он закричал, – непохвальное дело ты делаешь; намиБыл ты доверчиво принят; а ты теперь, обнимаясьС нашей дочкой, шепчешься с нею тайком и оставилВ страхе меня, старика, одного по-пустому за неюБегать в потомках». – «Я сам, – ответствовал рыцарь, – лишь толькоВ эту минуту встретился с нею». – «Тем лучше; скорее жОба ко мне перейдите сюда на твердую землю».Но Ундина о том не хотела и слышать; и лучшеВ страшный лес она соглашалася с милым, прекраснымГостем пойти, чем в несносную хижину, где не хотелиДелать того, о чем просила она, и откудаРано иль поздно прекрасный гость удалится. ПрижавшисьКрепко к нему, она гармонически, тихо запела:«В душной долине волна печально трепещет и бьется;Влившися в море, она из моря назад не польется».Горько заплакал рыбак, услышав ту песню; ее жеСлезы его как будто не трогали: к рыцарю с детскойЛаской она прижималась. Но рыцарь сказал ей: «Ундина,Разве не видишь, как плачет отец? Не упрямься ж; нам должно,Должно к нему возвратиться». В немом изумленье УндинаБыстро свои голубые глаза на него устремила,Кротко сказала потом: «Когда ты так думаешь, милый,Я согласна». И с видом покорным, глаза опустивши,Встала она; и, на руки взявши ее, безопасноРыцарь поток перешел. Старик со слезами на шеюКинулся к ней и в радости был как дитя; прибежалаСкоро к ним и старушка; свою возвращенную дочкуНежно они целовали; упреков не было; в добромСердце Ундины все также утихло, и их обнималаС лаской сердечной она, просила прощенья, смеялась,Плакала, милые все имена им давала. А утроТою порой занялось, и буря умолкла, и птицыНачали петь на свежих, дождем ожемчуженных ветках;Стало светло, и опять приступать принялася УндинаК рыцарю с просьбой, чтоб начал рассказ свой. И так согласиласьЗавтрак принесть под деревья. Ундина проворно уселасьПодле Гульбрандовых ног на траве; другого же местаВыбрать никак не хотела; и рыцарь рассказывать начал.

Глава IV