Читаем без скачивания Певец во стане русских воинов: Стихотворения. Баллады. Поэмы - Василий Жуковский

Глава III

О том, как была найдена Ундина

Странное что-то чувствовал рыцарь, скитаясь во мракеНочи, под шумом бури, один, в бесполезном исканье:Снова стало казаться ему, что Ундина лишь призрак,В темном лесу его обманувший, была; и при свистеВихря, при громе воды, при треске деревьев, при чудномВсей за минуту столь мирно-прекрасной страны превращеньеНачал он думать, что море, луг, источник, рыбачьяХижина, старый рыбак и все, что с ним ни случилось,Было обман; но жалобный крик старика, зовущий Ундину,Все ему издали слышался. Вот наконец очутилсяОн на самом краю лесного ручья, который в разливеБурном своем бежал широкою мутной рекою,Так, что от леса отрезанный мыс, на котором стоялаХижина, сделался островом. «Боже! – рыцарь подумал, —Что, когда Ундина отважилась в лес, и назад ейНет оттуда дороги, и там у злых привиденийПлачет она одна в темноте?» От ужаса вскрикнув,Он поспешно поднял с земли огромный дубовый,Бурей отоптанный сук, чтоб, держась за него, перебратьсяВ лес через воду. Хотя и сам он дрожал, вспоминаяВсе, что там видел прошедшим днем; хотя и казалосьВ эту минуту ему, что стоял там, ровен с деревами,Белый, слишком знакомый ему великан и, оскаливЗубы, кивал ему головою, – но самый сей ужасТолько что с большею силою влек его в лес: там УндинаВ страхе, одна, без защиты была. И вот уж ступил онСмелой ногою в кипучую воду, как вдруг недалекоСладостный голос сказал: «Не ходи, не ходи, берегисяЗлого потока; старик сердит и обманчив». ЗнакомыРыцарю были прелестные звуки; они замолчали;Он же стоял в воде, озирался и слушал; но месяцТемной задернуло тучей, и волны быстро неслися,Ноги его подмывая, и он, через силу держася,Был как в чаду, и кружилась его голова; и глазамиДолго искав в темноте, наконец он воскликнул: «Ундина!Ты ли? Где ты? Если не хочешь явиться, я брошусьСам в поток за тобой; откликнись; мне лучше погибнуть,Нежели быть без тебя». И глубже в воду пошел он.Тот же голос и так же близко сказал: «Оглянися!»В эту минуту вышел месяц из тучи, и рыцарьВ блеске его увидел Ундину. Был маленький островПодле берега быстрым разливом ручья образован;Там, под навесом деревьев густых, в траве угнездившись,Призраком светлым сидела Ундина. Было нетрудноВ этом месте поток перейти, и Гульбранд очутилсяВмиг близ Ундины на мягкой траве; она ж, приподнявшись,Руки вкруг шеи его обвила и его поневолеРядом с собой посадила. «Теперь ты расскажешь мне, милый,Повесть свою, – шепнула она, – мы одни; старики насЗдесь не услышат и скучным своим ворчаньем не могутНам помешать; а эта густая древесная кровляСтоит их хижины дымной». – «Здесь рай, Ундина!» – воскликнулРыцарь, прижавши ко груди ее с поцелуем горячим.В эту минуту рыбак, проискавши напрасно Ундину,К месту тому подошел и увидел их с берега. «Рыцарь! —Он закричал, – непохвальное дело ты делаешь; намиБыл ты доверчиво принят; а ты теперь, обнимаясьС нашей дочкой, шепчешься с нею тайком и оставилВ страхе меня, старика, одного по-пустому за неюБегать в потомках». – «Я сам, – ответствовал рыцарь, – лишь толькоВ эту минуту встретился с нею». – «Тем лучше; скорее жОба ко мне перейдите сюда на твердую землю».Но Ундина о том не хотела и слышать; и лучшеВ страшный лес она соглашалася с милым, прекраснымГостем пойти, чем в несносную хижину, где не хотелиДелать того, о чем просила она, и откудаРано иль поздно прекрасный гость удалится. ПрижавшисьКрепко к нему, она гармонически, тихо запела:«В душной долине волна печально трепещет и бьется;Влившися в море, она из моря назад не польется».Горько заплакал рыбак, услышав ту песню; ее жеСлезы его как будто не трогали: к рыцарю с детскойЛаской она прижималась. Но рыцарь сказал ей: «Ундина,Разве не видишь, как плачет отец? Не упрямься ж; нам должно,Должно к нему возвратиться». В немом изумленье УндинаБыстро свои голубые глаза на него устремила,Кротко сказала потом: «Когда ты так думаешь, милый,Я согласна». И с видом покорным, глаза опустивши,Встала она; и, на руки взявши ее, безопасноРыцарь поток перешел. Старик со слезами на шеюКинулся к ней и в радости был как дитя; прибежалаСкоро к ним и старушка; свою возвращенную дочкуНежно они целовали; упреков не было; в добромСердце Ундины все также утихло, и их обнималаС лаской сердечной она, просила прощенья, смеялась,Плакала, милые все имена им давала. А утроТою порой занялось, и буря умолкла, и птицыНачали петь на свежих, дождем ожемчуженных ветках;Стало светло, и опять приступать принялася УндинаК рыцарю с просьбой, чтоб начал рассказ свой. И так согласиласьЗавтрак принесть под деревья. Ундина проворно уселасьПодле Гульбрандовых ног на траве; другого же местаВыбрать никак не хотела; и рыцарь рассказывать начал.

Глава IV

О том, что случилось с рыцарем в лесу

«Вот уж боле недели, как я в тот вольный имперскийГород, который лежит за вашим лесом, приехал;Там был турнир, и рыцари копья ломали усердно.Я не щадил ни себя, ни коня. Подошедши к оградеПоля, дабы отдохнуть от веселой работы, я шлем свойСнял и отдал его щитоносцу; и в эту минутуВижу на ближнем альтане девицу, в богатом уборе,Чудной прелести. Это была молодая Бертальда —Мне сказали – питомица знатного герцога, в ближнемЗамке живущего. Мне показалось, что с ласковым видомСмотрит она на меня, и во мне загорелась двойнаяБодрость; усердно бился я прежде, но с этой минутыДело пошло уж иначе. А вечером с нею одноюЯ танцевал; и так продолжалось во все остальныеДни турнира». В эту минуту почувствовал рыцарьСильную боль в опущенной левой руке; оглянувшись,Видит он, что Ундина, жемчужными зубками стиснувПалец ему, сердито нахмурила бровки, и в глазках,Ярко светившихся, бегали слезки; потом, на ГульбрандаС грустным упреком взглянув, она ему погрозилаПальцем; потом вздохнула, потом наклонила головку.Рыцарь, смутившись, умолк на минуту; потом он рассказ свойТак продолжал: «Бертальда прекрасна, нельзя не признаться;Но чересчур уж горда и причудлива; мне во второй разНравилась мене она, чем в первый, а в третий раз мене,Чем во второй. Однако мне показалось, что болеВсех других я замечен был ею, и это мне льстило.Вот мне вздумалось в шутку ее попросить, чтоб перчаткуМне свою подарила она. «Подарю, – отвечалаС гордой усмешкой Бертальда, – если осмелишься, рыцарь,Съездить один в заколдованный лес наш и верные вестиМне принесешь о том, что в нем происходит». ПерчаткаМне дорога не была; но было бы рыцарю стыдноВызов такой от себя отклонить, и я согласился». —«Разве тебя не любила она?» – спросила Ундина.«Я ей нравился, – рыцарь ответствовал, – так мне казалось». —«О! так она сумасшедшая, – вскрикнула громко Ундина,С радостным смехом захлопав в ладоши, – Кто ж не безумныйС милым себя разлучит и его добровольно в волшебныйЛес на опасное дело дошлет? От меня б не дождалсяЭтот лес такой неслыханной почести». – «РаноУтром вчера, – продолжал Гульбранд, улыбнувшись Ундине, —Я отправился в путь. Спокойно сияли деревьяВ блеске зари, полосами лежавшем на зелени дерна;Было свежо; благовонные листья так сладко шептались,Все так манило под сумрак прозрачный, что я поневолеЗлился на глупых людей, которым страшилища в райскомМесте таком могли померещиться. Въехал я в чащу;Мало-помалу все стало пустынно и тихо; густея,Лес предо мной и за мною сдвигался, как будто хватаяТысячью рук волшебных меня. Опасаясь возвратныйПуть потерять, я коня удержал: посмотреть, высоко лиБыло солнце, хотел я; глаза подымаю, и что жеВижу? Черное что-то колышется в ветвях дубовых.Я подумал, что то был медведь; обнажаю поспешноМеч. Но вдруг человеческим голосом, диким, визгливым,Мне закричали: «Кстати пожаловал; милости просим;Мы уж и веток сухих наломали, чтоб было на чем намВашу милость изжарить». Потом, с отвратительно-дикимСмехом оскаливши зубы, чудовище так зашумелоВетвями дуба, что конь мой, шарахнувшись, бросился мимоВскачь, и я не успел разглядеть, какой там гнездилсяДьявол». При имени этом рыбак и старушка с молитвойПерекрестились; Ундина ж тихонько шепнула: «Всего здесьЛучше, по-моему, то, что ты не изжарен, мой милыйРыцарь, и то, что ты с нами. Рассказывай далее». – Конь мойМчался как бешеный, – рыцарь сказал, – им владеть не имел яСилы; вдруг перед нами стремнина, и скачет со мной онПрямо в нее; но в самое ж это мгновение кто-тоДлинный, огромный, седой, перерезавши нашу дорогу,Вдруг перед диким конем повалился, и конь, отшатнувшись,Стал, и снова я им овладел. Озираюся – что же?Мой спаситель был не седой великан, а блестящийПенный ручей, бежавший с холма». – «Благодарствую, милый,Добрый ручей», – закричала, захлопав в ладоши, Ундина.Тяжко вздохнув и нахмурясь, рыбак покачал головою;Рыцарь рассказывал дале: «Собрав повода, укрепилсяЯ на седле. Вдруг вижу, какой-то стоит человечекРядом с конем, отвратительный, грязный горбун, земляногоЦвета лицо, и нос огромный такой, что, казалось,Был он длиною со все остальное тело урода.Он хохотал, оскаливал зубы, шаркал ногами,Гнулся в дугу. Я его оттолкнул и, коня повернувши,Был готов пуститься в обратный путь (уж склонилосьСолнце, покуда я мчался, далеко за полдень); но карлик,Прянув как кошка, дорогу коню заслонил, «Берегися, —Я закричал, – раздавлю». Но урод, исковеркавшись снова,Начал визжать: «Сперва заплати за работу; ты в пропастьВместе с конем бы слетел, когда бы не я подвернулся». —«Лжешь ты, кривляка, – сказал я, – не ты, а этот источникНас сохранил от паденья. Но вот тебе деньга; оставь нас,Дай дорогу». И, бросив одну золотую монетуВ шапку уроду, поехал я шибче; но снова явилсяРядом со мной он; я шпорю коня; конь скачет, но сбокуСкачет и карлик, кривляясь, коверкаясь, с хохотом, с визгом,Высунув красный с локоть длиною язык. Чтоб скорееС ним развязаться, бросаю опять золотую монетуВ шапку ему; но с хохотом диким оскаливши зубы,Начал кричать он: «Поддельное золото! золота многоЕсть у меня! погляди! полюбуйся!» И в эту минутуМне показалось, что вдруг просветлела земная утроба;Дерн изумрудом прозрачным сделался; взор мой свободноМог сквозь него проницать в глубину; и тогда мне открыласьОбласть подземная гномов: они гомозились, роились,Комкались в клубы, вились, развивались, сгребали металлы,Сыпали в кучи рубин, и сапфир, и смарагд и пускалиВихри песка золотого друг другу в глаза. Мой сопутникБыстро метался то вниз, то вверх; и ему подавалиСлитки огромные золота; мне показав их со смехом,Каждый он в бездну бросал, и, из пропасти в пропасть со звономПадая, все в глубине исчезали. Тогда он монету,Данную мною, швырнул с пронзительным хохотом в бездну;Хохотом, шиканьем, свистом ему отвечали из бездны.Вдруг взгомозилися все и, толпяся, толкаясь, полезлиКверху, когтистые, пылью металлов покрытые пальцыВсе на меня растопорщив; вся пропасть, казалось, кипела;Куча за кучей, гуще и гуще, ближе и ближе…Ужас меня одолел; дав шпоры коню, без оглядкиЯ поскакал… и не знаю, долго ль скакал; но очнувшись,Вижу, что нет никого; привиденья исчезли; прохладноБыло в лесу, и вечер уже наступил. Сквозь деревьяБледно мелькала тропинка, ведущая из лесу в город.Взъехать спешу я на эту тропинку; но что-то седое,Зыбкое, дым не дым, туман не туман, поминутноВид свой меняя, стало меж ветвей и мне заслонилоПуть; я пытаюсь объехать его, но куда ни поеду,Там и оно; рассердившись, скачу напролом; но навстречуПрыщет мне пена, и ливнем холодным я обдан, и рветсяКонь мой назад; ослеплен, промочен до костей, я бросаюсьВправо и влево, но все не могу попасть на тропинку,Белый никак на нее не пускает меня. ПопытаюсьЕхать обратно – за мной по пятам он, но смирен и волюПуть продолжать мне дает; но лишь только опять на тропинкуВзъеду – он тут, и опять заслоняет ее, и холоднойПеной меня обдает. Наконец поневоле я выбралТу дорогу, к которой меня он теснил так упорно;Он унялся, но все от меня не отстал и за мноюБледно-туманным столбом подвигался; когда же случалосьМне оглянуться, то чудилось мне, что этот огромныйСтолб с головой, что в меня упирались тускло и зорко.С чудным каким-то миганьем глаза и кивалаВсякий раз голова, как будто меня понукаяЕхать вперед. Но порою мне просто казалось, что этотСтранный гонитель мой был лесной водопад. Наконец я,Выехав из лесу, здесь очутился и встретился с вами,Добрые люди. Тогда пропал и упрямый мой спутник».Рыцарь кончил рассказ свой. «Мы рады тебе, благородныйГость наш, – сказал рыбак, – но пора и о том нам подумать,Как бы тебе возвратиться в город». Ундина, услышавЭти слова, начала про себя тихомолком смеятьсяС видом довольным. То рыцарь заметив сказал ей: «Ундина,Разве ты рада разлуке со мною? Чему ты смеешься?» —«Я уж знаю чему, – отвечала Ундина. – ОтведайЭтот сердитый поток переплыть – верхом иль на лодке,Как угодно – ан нет, не удастся! а морем… давно яЗнаю, что этого сделать нельзя; и отец недалекоВ море уходит с лодкой своею. Итак, оставайсяС нами, рад ли, не рад ли. Вот чему я смеюся».Рыцарь с улыбкою встал, чтоб видеть, так ли то было,Что говорила Ундина; встал и рыбак; а за нимиВслед и она. И подлинно, все опрокинуто былоБурей в лесу; поток разлился, и стал полуостровОстровом. Рыцарь не мог о возврате и думать, и долженБыл поневоле он ждать, пока в берега не вольетсяСнова поток. Возвращаяся в хижину рядом с Ундиной,Он ей шепнул: «Что скажешь, Ундиночка? Рада ль, что с вамиЯ остаюся?» – «Полно, полню, – она проворчала,Бровки нахмурив, – не вздумай тебя укусить я за палец,Ты бы не то рассказал нам об этой несносной Бертальде».

Глава V