Читаем без скачивания Персидские юмористические и сатирические рассказы - Голамхосейн Саэди

И вот через месяц, в один прекрасный день, отправившись на реку, мы увидели, что около четырёх километров прадедовских владений обнесены колючей проволокой, перед входом на территорию высятся деревянные столбы, а возле них стоят сторожа с дубинками и висит табличка: «Заходить на стройплощадку категорически воспрещается». Ничего не поделаешь, закон есть закон. А вдруг злоумышленник какой-нибудь отыщется? Нам-то за него не отвечать. Пусть временно у нас отняли четыре километра из десяти, где нам так вольготно отдыхалось. Что ж, потеснимся немного. Человек не должен быть ограниченным, надо всегда смотреть вперёд. Временные неудобства можно пережить ради будущих вечных благ.

Лето сменилось осенью, пронеслась зима, и вновь наступила весна. Все мы внимательно следили за сообщениями газет и радио о строительстве и, встречаясь, обменивались радостными новостями, что вот уже построен обводной канал да и плотина почти наполовину готова.

Через четыре года строительство было завершено, канал перекрыли, и вода заполнила водохранилище.

Те, что были легки на подъем, поспешили первыми побывать на реке и рассказать об увиденном чуде, а остальные отложили поездку до лучших времён: вот наступит хорошая погода, и можно будет тронуться в путь всей семьёй. Многие не спали ночей в предвкушении чудесного отдыха.

Наконец пришло лето — счастливая пора загородных прогулок. На шоссе, ведущем к реке, появилось специальное транспортное агентство, которое предлагало желающим доставить их на автобусах люкс прямо к плотине. Мы, несколько знакомых семей, договорились поехать туда в пятницу[81] первого числа. Наняли автобус и отправились вместе с детьми.

Возле городских ворот автобус затормозил перед новой табличкой: «Налоговый пункт». На подножку вскочили чиновник в форме и худощавый смуглый мужчина с тетрадью под мышкой. Чиновник пересчитал нас по головам и сообщил:

— Восемь ребят не в счёт, значит, остальных двадцать семь душ.

Худощавый мужчина деловито переложил тетрадь в левую руку, вынул из-за уха карандаш, достал из кармана пачку квитанций и стал их заполнять.

— Господа и дамы,— сказал водитель, встав со своего места,— соблаговолите заплатить по два тумана[82] с каждого.

— Это за что же?

— Налог за асфальт.

— За какой асфальт?

— От города до плотины.

— Как, разве дорогу заасфальтировали?

— Конечно, ага. Вы не узнаете старой, пыльной дороги! Теперь она стала гладкой, как ладонь, как зеркало, вы не ощутите ни малейшей тряски. Ну платите же быстрее, не тяните время!

Я, выбранный казначеем, отсчитал пятьдесят четыре тумана. Чиновник и смуглый мужчина соскочили с подножки, и автобус двинулся дальше.

Мы немного поворчали, что, мол, не дело взимать такие деньги с людей, что вполне можно было бы ограничиться десятью туманами, но вскоре увидели, что асфальт и в самом деле отличный, и принялись убеждать друг друга, что налог берут не зря, что иначе ничего у нас не будет — без денег ни дорог, ни плотин не построишь.

На горизонте уже виднелись зелёные лужайки и деревья в пойме реки. Детишки радостно загалдели и вытянули шеи из окон — каждый мечтал первым увидеть плотину. Взрослые стали вытаскивать вещи из-под сидений. Приехали!.. Как и встарь, мы взяли в руки узелки, сумки с едой, захваченной из дому, коврики, котелки и двинулись от шоссе к берегу реки, чтобы передохнуть в тенёчке, попить чайку и полакомиться фруктами, а уже потом спокойно, не торопясь, идти осматривать плотину. К великой радости всех, наше излюбленное место никем не было занято. Однако, подойдя ближе, мы обнаружили, что оно огорожено колючей проволокой, а рядом вбит большой кол с жестяной табличкой: «Закрытый сад. Посторонним вход воспрещён».

Что бы это могло значить? О каком саде речь? Ведь эта земля принадлежала ещё нашим дедам и прадедам, а раскидистое тутовое дерево за оградой — тот самый старый тутовник, на котором мы ещё детьми резвились, лазая по его ветвям, подобно обезьянам. Мы всегда и ели туту, и отдыхали под его сенью. Каким же образом эта земля превратилась в «закрытый сад»? Мы терялись в догадках. Вдруг к нам приблизился здоровенный детина с дубинкой в руках.

— Господа, пройдите! — сказал он.

— Почему?

— Этот сад закрытый.

Мы поняли, что спорить бесполезно, и решили расположиться поодаль, на пышной лужайке, где в прежние времена играли наши дети. Прошли шагов триста и увидели несколько домов из красного кирпича под шиферными крышами. Табличка на ограде из колючей проволоки строго предупреждала: «Только для семей инженеров плотины Баларуд».

И сюда не было доступа. Мы пошли дальше. За новым забором— дома поменьше, и опять надпись: «Участок для рабочих». В маленьких комнатушках битком набито — мужчины, женщины, дети…

— Где бы нам присесть? — спросили мы у проходящего мимо мужчины.

Удивлённо оглядев нас, он сострил:

— У меня на голове! Такое раздолье вокруг — где хотите, там и располагайтесь.

— Но ведь тут написано, что вход воспрещён…

— Я говорю не про это место. Пройдите дальше — увидите общественный сад, там и отдыхайте. Нельзя же врываться в чужой дом! Понравится ли вам, если в ваш дом явится незваный гость?

— Нет,— покорно ответили мы.

— Вот и другим это не по душе. Видим, что ему трудно возразить.

— А где тот общественный сад, ага, о котором вы говорите?

— Километром выше.

Снова взвалили мы на плечи свою поклажу. Казалось, вся земля на берегу реки занята «закрытыми садами». Но все-таки мы дошли, добрались до этого единственного места на земле наших предков, которое было открыто для нас. Мы вошли в сад и принялись искать дерево, в тени которого можно было бы расположиться. И тут как из-под земли перед нами выросли двое стражей с дубинками.

— Кто вам позволил войти в сад?

— Разве на вход в общественный сад нужно специальное разрешение? Ворота открыты, вот мы и вошли.

Один из стражей, с величественным видом опёршись на свою дубинку, вопросил:

— А разве во все открытые двери положено совать свой нос?

— Аллах свидетель, и сюда нам нельзя. Делать нечего — надо уходить.

— Да нет, добро пожаловать! Только сначала купите билеты.

— Какие ещё билеты?

— Входные.

— Сколько?

— Сколько вас, столько и билетов.

— А почём они?

— По туману.

Не могли же мы, проделав столь дальний путь, после всех мытарств вернуться назад, так и не взглянув на плотину! Мы отдали двадцать семь туманов, расстелили коврики на траве под деревом и велели детям принести с берега несколько больших камней для очага и набрать хвороста. Наш очаг ещё не был готов, когда появился ещё один блюститель порядка с дубинкой.

— Что это вы делаете, а?

— Ничего особенного, хотим развести костёр, чтобы подогреть еду и пообедать.

— А что, разве здесь тётушкин дом? — ехидно осведомился он.

— Нет, здесь общественный сад. А какое вы имеете отношение к нашей трапезе?

— А такое, что незачем было воздвигать здесь отель и тратить на него столько средств, чтобы господа, пожаловав сюда, сами готовили для себя еду.

— Где же ваш отель? — поинтересовались мы.

— А это что по-вашему? — Концом дубинки он указал на три жалких глинобитных строения в конце сада, кое-как побелённых известью.

— Как же нам теперь быть? — спрашиваем мы.

— Везите обратно свою жратву, а здесь заказывайте все, что душе угодно, и мы вам прямо сюда и подадим.

Видим, дети проголодались, не дотерпят без еды до позднего вечера. Пришлось сложить свои котелки и заказать обед в «отеле». Принесли нам такой челоу-кебаб, о котором, пожалуй, лучше умолчать — человеку он не по зубам.

После обеда ребятишки, как водится, отправились к реке, чтобы половить рыбу. Но не успели бедняжки и крючки в воду забросить, как к ним подскочил очередной страж с дубинкой. Вот уж, право, может показаться, что здесь не плотину соорудили, а завод по выпуску сторожей с дубинками!

— Эй, вы! Чем вы там занимаетесь? — завопил он.

— Ничем, ага! Рыбу ловим,— испуганно ответил один из мальчиков, вытягивая леску из воды.

— Что ты самовольничаешь, парень?!,— раскричался детина.— Разве не видишь — написано: «Ловля рыбы в реке Баларуд и охота в её окрестностях воспрещены»?

Мы отозвали детей:

— Чтобы зря к нам не придирались, сядьте-ка в кружок и поиграйте в карты.

Но детям хотелось поглядеть плотину. Мы гурьбой направились к ней и пришли к высокому шесту с дощечкой: «Вход посторонним лицам на территорию плотины категорически воспрещается».

Вечером, когда мы собрали свои пожитки и двинулись в сторону шоссе, чтобы поймать автобус, идущий в город, путь нам преградили ещё четверо громил: